Они остановились перед решеткой.

— Ты должен ответить еще на один вопрос.

Он едва понимал охранника — так силен был его акцент. Начал было просить, чтобы тот повторил, но увидел у него в руках листок бумаги. Листок был маленький, похоже, вырванный из ученической тетрадки. Охранник поднял фонарь и стал всматриваться в слова.

— Дайте мне, — Бенини протянул руку.

Первый тюремщик отпер дверь, а второй шагнул внутрь и подал ему бумажку. Темнота мешала прочесть запись. Он снова протянул руку, и охранник дал ему фонарь. Он горел тускло и вонял керосином; Паоло почувствовал исходивший от него жар. Он поднес фонарь поближе к листку и вгляделся в слова.

Что было до и после «Небулуса» в последний раз?

Он чуть не засмеялся и не заплакал одновременно.

Охранник вышел из камеры, другой запер за ним дверь, и они оставили Паоло Бенини в одиночестве.

Он сидел, уставившись на бумагу, словно и сейчас еще мог разобрать написанные на ней слова. Как им стало известно о «Небулусе» — во тьме вокруг него точно забрезжила какая-то угроза. А точнее: откуда люди, ведущие переговоры с похитителями, узнали о «Небулусе» или как один из тех, кому было известно о «Небулусе», оказался вовлеченным в переговоры?

Это не могла быть Франческа: возможно, она придумала первый вопрос — о кличке бабкиной собаки, — но этого оказалось мало. Собственно, если рассуждать здраво, это можно было предугадать. Сама Франческа не справилась бы; ей наверняка пришлось привлечь к делу Умберто и уступить главенство ему. Ему или кому-нибудь из банка.

Но почему именно «Небулус», почему не что-нибудь менее важное, не название обыкновенного, рядового счета? Потому что тот, кто придумал вопрос, не был уверен в его умственном и физическом здоровье и пошел на риск, выбрав то, что он должен помнить наверняка.

Однако даже банк не стал бы спрашивать его о «Небулусе», потому что банковское руководство никогда не вникало в подобные детали. Особенно если речь шла о «черных» счетах, и тем более — о счетах вроде «Небулуса». Ведь «Небулус» был засекречен, информация о нем не должна была всплыть на поверхность, так почему его спрашивают о нем?

Потому что это кто-то, связанный с «Небулусом», понял он. Возможно, тот самый человек, для которого он открыл «Небулус». Тот американец по фамилии Майерскоф, хотя он и не знал, кто такой этот Майерскоф и какую организацию он представляет. Майерскоф пытался найти его по какому-то поводу и не смог; банк пытался скрыть случившееся, но Майерскоф настаивал на своем. И в конце концов банк сказал Майерскофу правду; возможно, его заставили поклясться, что он не выдаст тайны, хотя он и так бы ее не выдал. И теперь Майерскоф вместе с банком старается освободить его.

Спасибо банку, подумал он; спасибо Майерскофу и тем, кого Майерскоф представляет.

Что было до и после «Небулуса»? Господи, да мало ли что. Но нет: он просто неправильно запомнил вопрос. Что было до и после «Небулуса» в последний раз: он пытался понять, что значит этот вопрос и чего Майерскоф ждет от него. «Небулус» — промежуточный счет; так какие счета могут быть до и после? Таких счетов множество, подумал он, потому и был открыт «Небулус». В последний раз — вот что было самое важное; этим Майерскоф дал понять, чего же он хочет. Славу Богу, что в последний раз там была небольшая неполадка и благодаря этому он все запомнил.

В туннеле снова раздались звуки, затем появился желтый луч фонаря охраны. Охранники не поймут, подумал Бенини, охранники просто тупые крестьяне, которые не знают, что такое банк, а тем более — банковские счета. Они смотрели на него, давая понять, что ждут ответа. Можно было сказать им собачью кличку и понадеяться, что они правильно ее запишут, подумал он. Но теперь, когда в игру вступил Майерскоф, надо поступить иначе. Карандаш, сказал он. Охранники ушли, вернулись десять минут спустя и протянули ему сквозь прутья огрызок карандаша. Дайте свет, попросил он. Один из них открыл дверь, другой ступил внутрь и поднес фонарь поближе к Паоло. Бенини перевернул тарелку вверх дном, положил на нее клочок бумаги, написал два слова и отдал бумагу охраннику. Тот кивнул и исчез вместе со своим товарищем.

Значит, его делом занялись Майерскоф и банк — Бенини глядел сквозь прутья на фонарь снаружи. Что ж, Франческа привлекла банк, а потом Франческу отстранили, и за дело взялись серьезные люди. А он должен им помочь. Он сел и обвел взглядом камеру, посмотрел на себя. Ну и грязь. Но переговоры все же идут — настоящие переговоры. Так возьми себя в руки: убери камеру, подмети крошки на полу и разберись с ведрами: умывайся раз в день, потом используй это ведро как парашу, а другое оставь для питья; поставь одно у одного края решетки, а другое — у другого. Почисти одежду и установи для себя режим, делай какие-нибудь упражнения.

Спасибо банку, вновь подумал он. Спасибо Майерскофу и тем, на кого он работает.

«Лянча» Франчески вернулась поздно — Паскале дежурил на своем месте с трех часов. Умберто Бенини прибыл в полшестого. Марко, курьер, — в пять сорок, а «мерседес», из которого вылез человек с двумя портфелями в руках, десятью минутами позже. Наблюдатель покинул Виа-Вентура и отправился туда, где ему следовало быть теперь.

Беседа в квартире была краткой; говорили в основном Умберто и Энрико Росси, а Марко с Франческой едва ли вставили хоть слово.

Умберто и Марко вышли в полседьмого — Хендрикс стоял под деревьями у парковочной площадки, перед ларьками. Они снова сели в «сааб»; юноша нес портфели, которые прежде привез банкир. Вот будет заваруха, если полиция все же их выследит.

Муссолини позвонил пятью секундами раньше назначенного срока.

— Умберто.

— Да.

— Привез деньги?

— Да.

— Дай мне Марко.

Не так быстро, ты, ублюдок. Не думай, что можешь надуть меня. Теперь ты имеешь дело с Умберто Бенини, а не с какой-нибудь безмозглой бабой.

— Как насчет ответа на мой вопрос?

— На какой вопрос? — Муссолини словно не понял, о чем речь.

— Что было до и после «Небулуса»?

— До — «Ромулус», после — «Экскалибур». А теперь давай Марко. Марко, ты захватил с собой радиотелефон? — Марко дал ему номер. — Тогда слушай внимательно. Ты едешь на Центральный вокзал. Ставишь машину между вокзалом и отелем «Андерсон», рядом с бензоколонками. Потом входишь в вокзал и ждешь у фонтана над платформами, в центре главного зала. Деньги держи при себе. Будь там в семь тридцать. Не опаздывай.

— Понял.

Умберто выхватил у сына телефон.

— А как же Паоло?

Но Муссолини уже повесил трубку.

Улицы вокруг Центрального вокзала были забиты машинами; Марко запер принадлежащий Умберто «сааб» и поспешил внутрь, ощутив вдруг, как тяжелы портфели в его руках. Кто-нибудь наверняка остановит его — какой-нибудь полицейский в форме или в штатском; кто-нибудь наверняка догадается, зачем он здесь. Было почти полвосьмого. Едва он достиг фонтана, как зазвонил его телефон.

— Марко. — Это был другой голос, не Муссолини. — Да.

— Поезжай на метро до пьяцца Дуомо. — Паскале был у телефона в тридцати метрах от фонтана. — Будь там на лестнице в восемь. — Он смотрел, как Марко сует в карман телефон и подхватывает портфели. Похоже, хвостов за ним нет — а может быть, они просто хорошо прячутся.

Где они, думала Франческа. Что происходит?

Было восемь часов. Радиотелефон зазвонил снова.

— Фрэнки?

Да, чуть не сказал Марко.

— Нет. — Неправильный номер, ради Бога, освободите линию.

— А кто это? — спросил Паскале.

Марко узнал голос; сукин сын, подумал он.

— Это Марко.

— Хорошо, Марко, слушай внимательно. Оставь телефон в урне слева, как войдешь в галерею «Витторио Эмануэле», потом возвращайся к машине. Мы заберем телефон и вызовем тебя по другому.

Хорошо, начал было говорить Марко. По какому другому, едва не закричал он, у него только один. Господи, только бы они еще были на линии, только бы не повесили трубку.