— Он не случайно назвал цифру девятьсот тысяч. Это были твои деньги.

— Предполагалось, что церковь вернет их мне.

— И для тебя это было приемлемо?

— Это обычная практика. У них громоздкий бюрократический аппарат. Только очень заинтересованные люди могут заставить его действовать. Конечно, Томас превысил свои полномочия, но церковь все равно дала бы согласие на большую часть этой суммы. Оставшаяся часть стала бы моим подарком. Конечно, это было рискованно, но меня это устраивало.

Слова плавно скатывались с его языка. Нагромождение лжи было присыпано крошками правды. Фактически Змей почти убедил самого себя, еще до того как всплыла вся эта история, что действительно намеревался передать икону церкви — потом, когда сам извлечет из нее всю ту пользу, которую она могла ему дать. Правда, уже тогда он держал в уме вариант с кражей, но только когда Николас — преданный ему человек — рассказал о коллекционере дель Карросе, он решил, что этот план пора реализовать. Дель Каррос замыслил что-то вместе с Николасом и бывшим шефом Антона, русским по фамилии Каров. Антон и, возможно, Николас все еще зависели от Карова, и при наличии у дель Карроса достаточных средств они бы предали Фотиса. Фотис обратил их жадность против них самих. Он заплатил им за кражу иконы, еще до того как это сделал дель Каррос, добавив в план несколько хитрых уловок. Да, это было опасно. Но ведь все прошло гладко, кроме разве что ранения бедного Николаса. Фотис не настолько доверял ему, чтобы посвятить в свой план. Предполагалось, что Антона и людей Карова уже не будет дома к моменту возвращения Николаса из аэропорта, куда он отвозил Фотиса. Но они задержались, и бедный глупый мальчик, видимо, решил помешать им.

— Все это выглядит очень убедительно, — голос Мэтью вернул Фотиса к действительности, — до того момента, как исчезли и Томас, и икона.

— Томас украл деньги церкви. Это не имеет отношения к иконе. — Странно, что правда звучит так неубедительно.

— Ну что ж, тогда, получается, в картинке остаешься ты один.

— Ты забываешь об Антоне.

— Ты отрицаешь, что уже шестьдесят лет хотел заполучить эту икону — с тех пор, как мой дед показал тебе ее во время войны, еще до того, как его брат ее спрятал? Для этого понадобилось всего несколько минут, я прав? И ты стал одержим ею на всю жизнь. Ты должен был заполучить ее.

— Ты говоришь обо мне, — прозрение вдруг озарило Фотиса, — или о себе?

— Да, — кивнул Мэтью без тени смущения. — Я тоже это почувствовал. И поэтому знаю, что почувствовал ты.

Что это? Парень теперь его конкурент? Было ли это серьезнее, чем он предполагал, и какую пользу можно из этого извлечь? Но нет, он не должен так думать, ведь это Мэтью.

— Я устал. Давай продолжим завтра.

— Что случилось той ночью, когда сгорела церковь? Где ты был? Почему тебя не было с группой, которую Андреас послал за оружием?

— Значит, он тебе все-таки рассказал.

— Ты знал, что Коста скажет Стаматису, где спрятана икона, и что тот попытается заполучить ее? Ты ждал, пока он выйдет? Так? Горячо? — Слишком горячо, черт возьми. Мэтью был беспощаден. Не сводя глаз с Фотиса, он продолжал: — А может быть, ты сампослал Стаматиса, а потом он решил тебя кинуть? Так было?

— Мой бедный мальчик, ты бредишь. Эта история оказалось слишком тяжела для тебя. Пора забыть обо всем.

— Забыть обо всем? — В ярости Мэтью скинул с пуфа поднос с завтраком и наклонился над стариком. — Забыть? И как же я смогу забыть об этом? Я уже влез по самые уши во всю эту историю, и затащил меня туда ты. Ты должен мне ответить на мои вопросы, ты, старый мерзавец!

Фотис испугался. Испугался не крестника, а чего-то другого. Рассыпанные кусочки правды стали выстраиваться в картину. На минуту ему показалось, что это Андреас склонился над ним.

— Вы все предали меня, — прошептал он. — Вы все.

— Кто тебя предал? И как?

— Один собирался обменять ее, другой — продать. Оружие, деньги. Я один любил ее за то, что она есть, только я мог сохранить ее в целости. Глупый, разве ты этого не понимаешь? — Он схватил Мэтью за рубашку. Его лицо исказилось, на глаза навернулись слезы. — Разве ты не понимаешь? Я один могу сохранить ее. Ты поможешь мне?

В дверях появился Таки. Они одновременно обернулись к нему, и возникшая вдруг между ними связь оборвалась. Фотис слабо оттолкнул Мэтью.

— Я услышал шум, — сказал Таки, одновременно смущенно и агрессивно, и увидел разбросанные по полу тарелки и чашку.

— Он уже уходит, — хрипло сказал Фотис. — Проводи его.

Мэтью смерил взглядом огромного Таки, но потом расслабился. Драки не будет. Он пристально посмотрел на Фотиса — было ли в этом взгляде сочувствие, смятение или что-то совершенно другое? — и направился к двери.

— Подожди, мой мальчик, — сказал Змей. Мэтью, не оборачиваясь, остановился. Рука Таки лежала на его плече. — В субботу вечером. Служба в церкви Святого Деметриоса. Пойдешь со мной? Пожалуйста!

Мэтью взглянул на Фотиса.

— Конечно, — ответил он. — Почему бы и нет?

— Мы продолжим наш разговор.

Но Мэтью уже спускался по лестнице.

Капли дождя, осевшие на листве растущих вокруг дома деревьев, испарялись влажным туманом по мере того, как воздух прогревался. Это вызвало у Андреаса смутное воспоминание: небольшая пещера у моря, бледный утренний туман и непреодолимое желание остаться там, на этой теплой влажной земле, на которой он спал, — не брать лежавшую рядом винтовку, не идти к своим бойцам, а просто остаться там, исчезнуть в тумане. Когда это было? Что случилось потом? Он не мог сказать точно. С тех пор прошло больше полжизни. Это было до смерти брата, до встречи с Марией, задолго до того, как его сын и внук, которые его сейчас так беспокоили, сделали свой первый вздох.

Без теплого пальто и шляпы он чувствовал себя беззащитным, даже пребывая в безопасности дворика у дома сына. Алекс, прислонившись к забору, стоял рядом — неуверенно, но без посторонней помощи. Он смотрел на призрачные в тумане стволы деревьев.

— И ты не мог его удержать?

— Я не знал, — ответил Андреас. — Он мне ничего не сказал.

— Теперь полиция будет считать, что он замешан в этом деле.

— Он действительно замешан.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Они решат, что они вместе с Фотисом все это задумали. Все. И кражу тоже.

— Будем надеяться, что они умнее. Все его действия в тот день не имели бы никакого смысла, будь он соучастником.

— Почему ты не полетел за ним?

— Он не хочет, чтобы я помогал ему.

— И ты позволишь ему встретиться с этим мошенником один на один?

— Он не доверяет мне, Алекс. Вы с Фотисом об этом позаботились.

Алекс хотел было возразить, но промолчал.

— Конечно, в этом есть и моя вина, — добавил Андреас.

— Ты говорил с ним?

— Ты имеешь в виду — об иконе? Да. Мы говорили о ней. Хотя было уже слишком поздно.

— Лучше бы она сгорела тогда в церкви. Тогда бы нам всем не пришлось испытать столько боли.

— Я тоже думал об этом.

Алекс слегка повернулся, чтобы взглянуть на отца.

— Тебя это волнует? То, что ты передал ее немцам? Тебе это когда-нибудь мешало заснуть?

Андреас покачал головой. На этот вопрос он будет отвечать до конца своей жизни.

— Однажды я видел, как Фотис отрубал пальцы немецкому пленному. Юноше. Он не знал ничего, о чем спрашивал его Фотис, но это не имело значения. А потом он перерезал парню горло. — Андреас пнул ногой влажную землю. — А еще я застрелил партизана-коммуниста в горах Тсотили. Я казнил его. За то, что он распространял ложь, и за то, что он был коммунистом. Достаточная причина, чтобы убить человека, как ты думаешь? Ты уже слышал эти истории?

— Не от тебя.

— Я видел, как из залива недалеко от Салоников достали американского журналиста. Руки его были связаны, а в черепе — дырка. И все потому, что он общался не с теми людьми. Я видел десятки раз, как людей, стариков и молодых, избивали, пока они не сознавались в том, чего не делали. Однажды я даже видел, как схватили женщину…