Мама настояла на том, чтобы держать меня за руку, чтобы я не совершал больше «сумасшедших выходок», как она называла мои шалости. Всей семьей мы направились к площадь Руа-ди-Седофеита, где по праздникам собирались уличные музыканты. Там на деревянном помосте стоял Лоренцо Рейс.

— А вот и он, — сказал папа Бенджамину.

Мама еще крепче схватила меня за руку.

— Пойдемте дальше.

— Почему его не арестовали? — спросил я.

— Мы сделаем кое-что получше, — сказал мне папа. — Дай нам только несколько дней, сынок.

Мы поспешили прочь, но не успели сделать и пятидесяти шагов, как он возник перед нами. Преградив нам дорогу и подойдя к Бенджамину, он заявил:

— Не мир пришел я принести, но меч!

Бенджамин, благослови его Бог, ответил:

— Вы, сударь, не Иисус из Назарета, так что засуньте меч в свой задний проход, где ему самое место.

— Проклятый маррано! — яростно закричал Рейс, брызгая слюной.

Папа схватил Бенджамина за руку и свирепо посмотрел на Рейса.

— Сударь, я знаю, кто вы и что вы сегодня сделали, и, если вы не дадите нам сейчас спокойно пройти, вы всю жизнь будете жалеть об этом.

— Мы выгоним вас, иностранцев, из Португалии! — взревел злобный проповедник. — Вам не достанется этот город, пока я дышу!

Зная мамину боязливость, я не ожидал, что она заговорит, но она дрожащим сдавленным голосом промолвила:

— Вы можете кричать, сколько хотите, сударь, но все мы давно живем в этой стране. И пока я дышу, вы не одержите победы.

Рейс направил на нее свой посох.

— Грешная еврейка! Уже само твое присутствие оскверняет нас! Ты должна умереть, чтобы жил Христос!

Мама начала задыхаться от такой наглости. Отец обнял ее и закричал:

— Трусливый ублюдок! Я изобью тебе прямо здесь!

— Не надо, Джеймс, — сказал Бенджамин. — Пожалуйста, давай вернемся домой. Полуночник, подойди сюда и помоги мне.

— Не сомневайтесь, мы всех вас сожжем на кострах! — крикнул колдун. — Сожжем для Христа! Пусть дым услаждает Его в эту священную ночь.

Мое сердце громко билось, и я почти ничего не слышал от страха. Но все-таки я крикнул:

— Это ты — иностранец! И это тебе придется умереть!

Указывая на меня пальцем, он воскликнул:

— Ты — сам дьявол. Тебе не искусить меня. Ты не победишь в этом Граде Божьем. Я увижу, как ты сгоришь на кресте!

Это окончательно вывело папу из себя. Подняв над головой свою трость, он собрался броситься на проповедника. Будучи вдвое сильнее Лоренцо Рейса, думаю, он бы избил того до полусмерти, если бы Бенджамин и Полуночник не удержали его.

— Я прикончу тебя! — закричал папа.

— Нет, Джеймс, — решительно сказал Бенджамин. — Не сейчас. Я разберусь с ним, когда придет время. Я сам отправлю его в ад. Обещаю тебе.

Но папу было нелегко успокоить.

— Я убью тебя, трус! — пообещал он.

Колдун улыбнулся и, подняв посох над головой, прокричал:

— Сожжем их прямо сейчас! Усладим Бога их дымом.

С помощью Полуночника Бенджамин отвел папу на нашу улицу. Произошло что-то страшное, и никто из нас не мог предсказать последствия этого столкновения. Мама была бледна и не говорила ни слова. Мы решили, что лучше всего вернуться домой.

Беспокоясь за маму, папа и Бенджамин, видимо, не заметили, как Полуночник выскользнул из дома с колчаном и корзиной, но я видел его. Он приложил к губам палец и прокрался наружу.

Поддерживая маму, папа увел ее в спальню и уложил в кровать. Бенджамин развел в камине огонь и рассказал, что когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас, он стал свидетелем аутодафе в Лиссабоне, когда более пятидесяти маррано заковали в кандалы и водили по площади, а толпа глумилась над ними. Потом троих из них привязали к столбам и сожгли.

— Не дай Бог еще раз почувствовать запах горящей еврейской плоти, — сказал он, скорее себе, чем мне.

В ту ночь я слышал, как папа и Бенджамин шепотом говорили, что гражданские власти должны выслать Лоренцо Рейса из Порту. Было ясно, что они не первый раз говорят об этом. Тогда я впервые подумал, что Полуночник, ускользнув из дома, действует не в одиночку, и они с папой участвуют в каком-то заговоре, еще несколько дней или недель назад организованном Бенджамином.

Полуночник рассказал мне о своей тайной деятельности на следующий день, когда на рассвете я услышал, как он пробирался на сторожевую вышку. Зевая и еще не открыв толком глаза от сна, я с порога спросил его, где он был. Он уложил меня обратно в постель, затем сел рядом и сказал:

— Несколько недель назад Богомол говорил со мной во сне. Он сказал, что зверь выпьет всю воду в Порту и вызовет ужасную засуху. Многие из нас погибнут. Когда я увидел проповедника, то все понял. Я взял колчан со стрелами и спрятал их в корзину.

Бушмен рассказал, что видел, как Лоренцо Рейс проповедовал толпе, и все больше людей присоединялось к нему, а когда пробило двенадцать, то негодяй спустился со своего помоста и пошел к Новой площади.

Полуночник следовал за ним при свете фонарей. На каждой из трех площадей города, где проходили празднования, Рейс яростно выступал против маррано. Вскоре после трех часов ночи он прекратил сеять раздор и в одиночестве направился к реке. Он постучал в дверь большого каменного дома и его поспешно впустили. По описанию Полуночника я понял, что речь идет о доминиканском монастыре.

— Видимо, он все еще там, — сказал Полуночник.

— И что ты собираешься делать?

— Сделай одолжение, Джон. Скажи Бенджамину, что сегодня я не приду на работу. Передай ему, что Богомол дал мне одно поручение.

— Ты пойдешь за колдуном?

Полуночник кивнул.

Я спросил:

— Ты убьешь его?

Он закрыл мне рот одеялом, чтобы я замолчал, а потом похлопал меня по груди.

— Спи дальше, мой маленький Сернобычок. Тебе не нужно волноваться. Со мной все будет хорошо.

Я уселся в кровати:

— Но тебе нужна моя помощь.

— Нет, Богомол сказал мне, что ты должен остаться здесь. Бушмены издают запах, который гиена не может учуять. Мы — в полной безопасности. А вот Сернобычка, — он зарычал и оскалил зубы, — Сернобычка могут съесть… — Он широко и заразительно улыбнулся.

Через пятнадцать минут Полуночник ушел из дома. Встревоженный, я быстро оделся и пошел в сад играть с Фанни.

Через некоторое время отец спросил меня, где Полуночник. Я солгал, сказав, что он вышел на прогулку.

За завтраком, подавая мне яичницу, папа откашлялся и сказал:

— Джон, твоя мать и я собираемся послать тебя в школу в Англию. Мне кажется, что там тебе будет лучше.

— В Англию?

— Да, в пансион. Это — замечательное место, где ты получишь хорошее образование, — он постарался улыбнуться. — Там мальчики гуляют по парку, знают имена птиц на латыни и читают Шекспира. Место как раз для тебя.

— Нет, — ответил я.

Мама подала мне еще одну чашку чая и сказала:

— Многие мальчики позавидовали бы возможности учиться в таком месте.

— Вот пусть эти мальчики и едут туда.

Папа сердито взглянул на меня.

— Я был бы тебе очень признателен, если бы ты не говорил с матерью таким тоном.

— Не буду, если вы перестанете твердить, что мне будет лучше, если я брошу все родное.

Папа первый раз шлепнул меня — первый и последний раз в жизни, но шлепок получился таким сильным, что почувствовал жжение ниже спины.

— Ты должен понять, что у тебя нет выбора. Мы пришли к такому решению. Ты поедешь к моей сестре в Англию с письмом от меня, и она устроит тебя в хорошую школу. У меня уже есть несколько отличных предложений от английского консула в Порту. Ему известны самые лучшие школы.

Хоть я и знал, что это выведет папу из себя, но твердо решил никогда не покидать Португалию.

— Посмотрим, — сказал я, потянувшись через стол за солонкой в знак того, что беседа окончена.