Но ненависть императрицы не оставляла Иоанна Каппадокийского в покое нигде и никогда. Она пыталась снова возбудить против него дело об убийстве — под предлогом того, что вынесенный ему приговор был слишком мягким. И действительно, если бы справедливость обвинения была доказана, Иоанн должен был быть казнен — и за участие в заговоре против власти, и за убийство епископа. Однако в обоих случаях он был оставлен в живых. Чем можно объяснить подобную сдержанность? Похоже, что сам Юстиниан не очень-то верил как в справедливость выдвинутых обвинений, так и в добросовестность суда над сановником. И он поступил так, как это часто бывает с мужьями-подкаблучниками: ради спокойствия в доме (а точнее, во дворце) он согласился осудить Иоанна, однако остатки совести помешали ему согласиться на вынесение смертного приговора.
Но хотя Иоанн пережил своего смертельного врага — Феодору — и после ее смерти возвратился в столицу, ему никогда уже не удалось вернуть себе прежнее значение и влияние. Так закатилась звезда одного из лучших государственных деятелей времен Юстиниана! Можно, конечно, критиковать его идеи в области управления и финансов, но следует признать, что в них были и смелость, и новаторство, и размах, а главное — что их автор действовал в интересах страны, а не в своих собственных. После отставки Иоанна Каппадокийского его место (во всяком случае, по финансовой части) занял Петр Барсим из Сирии.
Для жителей Византии важнейшими событиями 541 года были нападение персов, драма в семье Велизария, а главное — мгновенное и эффектное падение Иоанна Каппадокийского. И никто тогда даже не предполагал, что в истории год останется памятен прежде всего тем, что для современников не имело особого значения, а для потомков стало одним из эпохальных и символических событий — это был год последнего римского консула.
Согласно традиции, с самого начала существования Республики (то есть с 509 года до н. э.) на своих постах ежегодно сменялись два наивысших чиновника, которые олицетворяли собой государственную власть. Смена лиц на этой должности происходила сначала в марте, а затем 1 января — и именно по этой единственной причине новый год у нас начинается именно с этого дня. Таким образом, хотя уже в течение столетий нет уже ни того Рима, ни его консулов, мы до сих нор продолжаем регулярно отсчитывать римский консульский год! Именами консулов датировались все официальные и частные документы, поскольку в то время еще не существовало обычая отсчитывать годы от какого-то начального момента — к примеру, от основания Рима. Конечно, иногда, в качестве вспомогательной, использовалась и эта система, так же как и счет по Олимпиадам, но подобное летоисчисление лишь изредка можно встретить в ученых трудах некоторых историков.
Во времена Империи также назначали консулов, иногда даже несколько пар ежегодно, поскольку получение консульства считалось самой высокой честью, к которой стремился каждый политик. Но по существу, важна была лишь первая пара действительных консулов, и только их именами обозначался текущий год. И именно к этому сводился весь почет консульской должности — никакой реальной власти в их руках не было. Время от времени эту должность занимали сами императоры.
Мы можем восстановить практически весь список консулов (или тех чиновников, чья должность в определенные исторические периоды соответствовала консульской, хотя и называли их иначе), начиная с 509 года до н. э. и как раз 541 годом заканчивая, когда эта честь по воле Юстиниана выпала сенатору Василию. Потом консулов уже никогда не назначали, хотя следующие византийские императоры в начале своего правления обычно добавляли ко всем иным своим титулам и этот. Итак, повторим еще раз: Василий был последним «частным» консулом — римским, хотя и в Константинополе.
Но как же тогда датировать документы и события? Была принята простая система, которая практиковалась и раньше, когда случались перерывы в назначении консулов: стали писать «год такой-то после консульства Василия». И так продолжалось в течение нескольких десятков лет. Можно сказать, что консульство формально пережило само себя.
Почему же перестали назначать консулов? Из-за чего прервалась эта более чем тысячелетняя традиция? Здесь все решила воля правителя, а у него могли быть самые разные соображения. И одним из них наверняка было то, что каждый консул по традиции должен был устроить игры, а это были огромные затраты, непосильные порой даже для очень богатых частных лиц, поэтому уже в 537 году сам Юстиниан (как, впрочем, и некоторые его предшественники) пытался ограничить пышность торжеств, связанных со вступлением в должность. Во-вторых, какую-то роль здесь могло сыграть и тщеславие Юстиниана, который не мог смириться с мыслью, что кто-то другой, хотя бы в течение всего лишь одного года, ничем ему не уступает — пусть даже только формально, и что датировка производится не его, императора, именем, а именем какого-то частного лица. Он, впрочем, дал указание производить датировку в соответствии с годами его правления и налоговыми периодами, которые именовались индикциями.
Современники, собственно, даже и не заметили смерти древнейшей должности. Они, видимо, полагали, что через несколько лет опять будут назначены новые консулы. Но для нас — тех, кто смотрит на Византию с перспективы прошедших с той поры лет, — этот вопрос имеет глубоко символическое значение, так же как и закрытие Платоновой академии: организационные формы и традиции античного мира вроде бы окончательно уходили в прошлое, а в сущности, они продолжали жить — ведь живы до сих пор академии и все мы ежегодно празднуем начало нового консульского года.
Впрочем, есть и еще одна причина, по которой уничтожение консульской должности имеет такое важное значение для европейской культуры. Дело в том, что именно консульство, по крайней мере косвенным образом, способствовало распространению — сначала в научных трудах, а затем и в частной жизни — обычая отсчитывать годы от какой-то начальной точки. Этой точкой могло быть и начало существования мира, и рождение Христа (хотя обе эти даты рассчитывались в Византии по-разному).
Год 542-й, то есть первый год после консульства Василия, был ознаменован двумя катастрофами. Во-первых, персидский правитель Хосров снова пересек границу, на сей раз в Месопотамии, а отправленный туда Велизарий не смог помешать ему взять город Калиникум и увести в неволю его жителей. Персы могли бы развить свое наступление и дальше, но они предпочли быстро покинуть пределы империи.
Причиной отступления стал страх перед эпидемией, занесенной осенью 542 года из Абиссинии в Египет, которая постепенно охватывала район за районом, провинцию за провинцией, сея страшные опустошения. Зараза распространялась с востока на запад, из Египта и азиатских провинций через Балканы и Италию, добравшись даже до Испании и Галлии. В самом Константинополе болезнь появилась в мае 543 года. Она волнами то приходила, то отступала на протяжении более чем десяти лет, но ее первая атака была самой страшной и унесла больше всего жертв. В столице умерло более трехсот тысяч жителей, непогребенные трупы неделями лежали на улицах. Заболел и сам император, в какой-то момент даже пошел слух о его смерти.
У нас есть детальный отчет о течении болезни и ее симптомах, принадлежащий перу Прокопия. Мы знаем, что для нее характерно опухание лимфатических узлов и длительное очень сильное повышение температуры. Однако вопрос, с какой из современных болезней можно идентифицировать эту древнюю эпидемию, видимо, так и останется открытым.
По своим последствиям эту заразу — одну из самых страшных, опустошавших в древности Средиземноморье — можно сравнить с той, которая прошла по провинциям Римской империи во II веке, во времена правления Марка Аврелия. Она жесточайшим образом уменьшила человеческий потенциал империи, создав нехватку рабочих рук и рук, способных ее оборонять. А это, в свою очередь, стало причиной серьезных проблем в экономике и ослабило военную мощь государства, вынужденного вести кровавые бои на все новых и новых фронтах — в Азии, в Италии, в Африке.
