Пампрепий сначала служил скромным учителем, а потом перебрался в Афины. Там его учителем стал философ Прокл — глава Афинской платоновой академии, язычник, приверженец учения мистического толка в духе Плотина, он занимался толкованием старых мастеров: Платона, Евклида, Птолемея. И хотя Прокл не создал собственных оригинальных трудов, он заслуживает доброй памяти и благодарности потомков. Хотя бы тем, что его трактаты оказали огромное влияние на науку Средневековья и Нового времени, поскольку они систематизировали и сделали доступным наследие античной мысли в самых различных областях.

Пампрепий был человеком совсем иного склада. Он, хотя и обладал острым умом и ярким литературным талантом, был тщеславен и более склонен к эффектным публичным выступлениям, чем к серьезной научной работе, хотел вращаться и иметь влияние в самых высоких кругах общества, и он считал, что сможет достичь своей цели, прослыв непревзойденным предсказателем и мастером тайных знании.

Однако в Афинах он серьезно повздорил с самым влиятельным жителем этого города — архонтом Теагеном. Дело дошло не только до взаимных оскорблений, но и до рукоприкладства. Поэтому в 476 году Пампрепий переселился в Константинополь. И здесь его лекции произвели воистину огромное впечатление, в том числе и на Илла. Благодаря этому Пампрепий получил государственное жалованье и обзавелся множеством учеников.

Правда, во время отъезда Илла в Исаврию в 478 году, когда Пампрепий остался без влиятельного покровителя, он тут же был обвинен в подстрекании к мятежу и в использовании магии во вред императору, так что ему пришлось срочно покинуть столицу и отправиться в Пергамон, однако он скоро оттуда вернулся — вместе с самим Иллом.

В дни поднятого Маркианом мятежа, когда казалось, что все уже пропало, в критические моменты именно Пампрепий укреплял дух защитников дворца, предсказывая им победу. С этих пор он пользовался непререкаемым доверием Илла, который добился для него самых высоких титулов — патрикия и почетного консула.

Симпатия, которую высокопоставленный вельможа испытывал к философу, положительно свидетельствует об интеллектуальных интересах исавра, даже если признать, что важнейшим элементом такого расположения был суеверный страх перед тайнами магии и предвидения, которыми якобы мастерски владел египтянин.

Возможно, что дело также было в желании Илла привлечь на свою сторону язычников, которых в то время в восточных провинциях еще оставалось очень много, особенно в сельской местности и в образованных кругах общества. Конечно, у них не было возможности открыто защищать свои убеждения — этому препятствовали суровые законы, уже более ста лет издававшиеся христианскими правителями.

Однако приверженцы старых богов все же составляли меньшинство населения. Для политика того времени значительно важнее был вопрос правильного выбора — чью сторону выгоднее принять во внутрицерковных спорах? Остаться в стороне от спора между ортодоксальными христианами и монофизитами было просто невозможно. Спор этот был особенно яростным в восточной части империи — в Риме население куда хуже разбиралось в вопросах теологии и вообще меньше ими интересовалось, зато на Востоке в споры о теологических тонкостях вступили народные массы, и дело нередко доходило до волнений, а порой и до кровопролития.

Итак, на чью же встать сторону? От ответа на этот вопрос могла зависеть и судьба конкурентов в борьбе за трон, и дальнейшее развитие событий внутри самого христианства.

В 481 году империя (единственная существовавшая в то время ее часть) была буквально на пороге новой гражданской войны.

В 482 году император Зенон издал вероисповедный указ под названием «Энотикон» (Henotikon), что значит «объединяющий, призывающий к согласию». Документ этот имел вид письма, разосланного епископам Египта, и целью его действительно было утихомирить споры, разгоревшиеся внутри христианства, в особенности восточного.

Поскольку монофизиты, признававшие лишь одну — божественную — природу Христа, отказывались подчиняться определениям Халкидонского собора 451 года о двух природах воплощенного Христа, указ избегал любых формулировок, затрагивавших этот больной вопрос. Он ограничивался простой констатацией того, что в деяниях предшествующих соборов эта тема нашла достаточно подробное отражение. Указ не подвергал прямой и открытой критике определений, принятых в Халкидоне 30 лет назад, он как бы игнорировал их и отодвигал в тень.

Надо признать, что «Энотикон» в основном достиг той цели, которую преследовал, во всяком случае в восточных епархиях. Конечно, особенно ярые монофизиты не во всем были согласны с указом, требуя полного и открытого отзыва определений Халкидонского собора. С другой стороны, то тут, то там против него выступали православные. И все же споры утихли — во всяком случае, непримиримой ярости в них поубавилось.

Однако на этот указ очень остро отреагировало духовенство в Риме. Бывший в то время папой Симплиций отказался признать не только содержание эдикта, но и сам факт, что император высказался по вопросам веры. И эта позиция папы была обоснована двумя причинами. Во-первых, учение монофизитов не представляло собой никакой угрозы для Запада — здесь вообще мало интересовались теологическими тонкостями, которые в христианах Востока пробуждали такие бурные страсти. Во-вторых, епископ Рима почувствовал себя значительно более независимым, с тех пор как над ним больше не было императора — хотя бы в качестве символа существования светской власти как таковой. Одоакр, будучи арианином, вообще не мог прямо высказываться по вопросам религии и церкви. Всегда надо помнить о том, что падение Западной империи дало папству прекрасный шанс укрепить свои позиции — и оно им успешно воспользовалось. Совсем иначе обстояли дела на Востоке, где патриарх Константинополя осуществлял свои функции в одном городе с императором, и обе эти стороны вынуждены были друг с другом считаться.

Симплиций умер в 483 году. Его преемник, Феликс III, представитель высших кругов римской аристократии, созвал синод, на который собрались епископы. На нем был осужден и отлучен от церкви советник императора Зенона по вопросам церкви, который и был истинным автором «Энотикона». Этим советником был константинопольский патриарх Акакий, сторонник проведения умеренной политики. Отлученный патриарх ответил тем же самым: отлучил от церкви римского первосвященника. Зато ярым сторонником Акакия выступил Петр по прозвищу Монг, недавно возвращенный на патриарший престол Александрии.

Итак, «Энотикон» стал причиной острого и продолжительного раскола между восточными патриархами и епископом Рима. Это был не первый и далеко не последний конфликт подобного рода. Тот, о котором мы сейчас говорим, продлился более тридцати лет. Он стал еще одним шагом к расколу, который спустя несколько столетий разверзнул пропасть между христианами — эта пропасть делит их и поныне.

В свою очередь Илл, хотя и пребывавший в ближневосточных провинциях, где особенно сильно было влияние монофизитов, решительно встал на сторону тех, кто поддерживал решения Халкидонского собора. С политической точки зрения это был не самый удачный шаг, и Иллу он очень дорого обошелся.

Готовясь к неизбежной схватке с императором, Илл искал себе союзников не только в самой империи, не только среди ортодоксов и даже язычников (связь с этими последними поддерживал его советник Пампрепий). Он пытался привлечь себе в союзники правившего в Италии короля Одоакра. К нему он послал Маркиана — того самого, который в 478 году поднял мятеж в столице, потом в Малой Азии и после этого был сослан в Исаврию. Однако Одоакр решил остаться лояльным Зенону и отказался участвовать в заговоре — через несколько лет он горько об этом пожалеет. Напротив, армянские князья и их царь поклялись оказать Иллу помощь, но они не успели ее прислать, поскольку подверглись нападению кочевников с востока.

Но и Зенон не мог начать никаких действий — ему все еще угрожали остготы. Лишь в конце 483 года, когда казалось, что опасность с их стороны уменьшилась, император отважился на решительный шаг. Он потребовал, чтобы Илл выдал ему Лонгина — этот родной брат Зенона уже несколько лет содержался в плену в Исаврии. Илл, конечно, отказался. Впрочем, кто на его месте отказался бы от такого заложника? Тогда Зенон отстранил Илла от занимаемой должности и выгнал из столицы всех его друзей.