Когда ей удалось встать на ноги, девочки рядом не оказалось. В груди все похолодело. Кристина нырнула и широко раскрыла под водой глаза. Но она смогла различить только заросли горчично-желтых фукусов. Она снова вынырнула на поверхность.

И тут она обнаружила девочку. Малышка довольно ловко била по воде руками и ногами и плыла к шхере. Добравшись туда, она осторожно выползла на скользкие камни.

Кристина двинулась к ней вместе с байдаркой. Она подняла лодку, вылила воду и опустила между двумя камнями.

Девочка сидела на скале совершенно мокрая, она блестела, словно норка. Малышка так сильно трясла головой, что с хвостиков летели капли воды. Но она не плакала. Она сняла мокрый вельветовый комбинезон и трусики. Кристина отжала их и положила на скалу сушиться. Она обрадовалась тому, что малышка умеет плавать.

Они отправились гулять по шхере. Вокруг них, разумеется, кружили птицы, но они были не так агрессивны, как обычно. Птицы не ныряли к ним с раскрытыми клювами, что поначалу так сильно пугало Кристину. Теперь в их поведении виделась не угроза, а любопытство. Кружили они в основном вокруг девочки, и Кристина была готова в любой момент броситься и утешить ее, если та испугается.

Но девочка не проявляла никаких признаков страха. Напротив, ей это, похоже, нравилось. Она стояла совершенно голая посреди кружащих птиц. Темная кожа и белые перья дружно сверкали на солнце. Девочка тянула к птицам руки и смеялась, когда ей удавалось коснуться их крыльев.

Потом она побежала по округлым камням, и птицы полетели следом. Она, захлебываясь от смеха, бегала кругами, зигзагами, то быстрее, то медленнее, а птицы все время следовали за ней. Казалось, они играют в какую-то игру: птицы и девочка.

Когда они сели есть свой намокший завтрак, девочка стала кидать птицам крошки хлеба, и те ловили их в воздухе. Потом она положила кусочек хлеба себе на макушку. Одна крачка опустилась к ней на голову, съела хлеб, да так и осталась сидеть, запустив красные лапы в черные волосы. Она сощурила свои глаза-бусинки, но не закричала, а мягко заворковала. Девочка сидела, замерев и закрыв глаза, и чему-то улыбалась.

Кристина никогда не видела, чтобы птицы себя так вели. Она почти не верила своим глазам.

Сперва она сама толком не понимала, почему девочку следовало держать в тайне. Это подсказывало ей некое интуитивное чувство, возникшее с самого начала, когда малышка только выползла из палатки и присела на песке пописать. У этого ребенка не было ничего общего с людьми в палатке. А также ничего общего с пассажирами прогулочных катеров и покупателями в магазине — крикливыми, навязчивыми болтунами, с которыми приходится иногда общаться, чтобы купить еду и предметы первой необходимости, но от которых надо как можно скорее отделываться. Нет, она принадлежала другому миру. Миру косуль, птиц, ракушек, осколков костей. Если Кристина когда-то и сомневалась в этом, то уже окончательно убедилась, глядя на крачку, сидящую у малышки на голове.

Ведь немота девочки тоже была своего рода знаком. Речь ее явно не интересовала. Ей нужно было что-то другое.

Кристина старалась не общаться с ней с помощью слов. Да обычно этого и не требовалось. Они обменивались взглядами, касались вещей и друг друга. Было совсем не трудно понять, чего хочет вторая. Подзывали они друг друга, щелкая языком. Придумала это девочка. Когда она находила что-нибудь интересное и хотела показать Кристине, она легонько прищелкивала языком, как белочка. Получался жизнерадостный, довольный призывный звук. Кристина пыталась ему подражать. Но издать такой звук было трудно, и она не понимала, как девочке это удается. Она подобрала собственный вариант, и девочка стала на него откликаться.

Кристина знала, что два мира — молчаливый и говорящий — смешивать не следует. Поэтому она редко показывала кому-нибудь свои творения. Молчаливый мир так легко ускользал, если к нему приближался мир говорящий. Все, что относилось к молчаливому миру, надо было защищать.

Поэтому, отправляясь на велосипеде или байдарке в магазин, она оставляла девочку дома. Известно, как обычно ведут себя с детьми кассирши. Пристают, прикасаются к волосам, суют им сладости. Ее смуглой малышке это бы решительно не понравилось. Еще, возможно, возникли бы вопросы. Не исключено, что Кристине пришлось бы оказаться перед каким-нибудь человеком за письменным столом. Сюда снова начал бы ездить куратор. Ее опять стали бы разглядывать под лупой. Нет, девочку она никому не покажет.

Перед отъездом в магазин она показывала на настенных часах, когда вернется обратно, но девочка, конечно, была слишком мала, чтобы разбираться во времени. Кристина спешила изо всех сил и всегда боялась, что в ее отсутствие с малышкой что-нибудь случится. Она закатила большой камень на крышку колодца и спрятала все ножи, инструменты и спички. Но обычно девочка попросту засыпала. Почти всегда, когда Кристина возвращалась с набитым рюкзаком, малышка мирно посапывала на одеялах рядом с какой-нибудь вещичкой из ящика.

Но однажды девочка нашла ручку. Когда Кристина вернулась из магазина, малышка сидела на одеялах и выводила на стене какие-то каракули. Кристина присмотрелась: множество маленьких-маленьких птиц. Она не стала мешать девочке. Когда та заметила, что Кристина не рассердилась, она продолжила свою работу. Пока Кристина трудилась над своими творениями или где-то ходила, девочка иногда доставала ручку и рисовала на стене птиц.

У нее были особые отношения именно с птицами. Как и Кристина, в темноте она могла общаться с косулями, могла приблизиться к зайцам, не нагнав на них страху, к ней выходили пугливые лисицы. Но птицы явно были ей ближе всех. Когда они приезжали на дальние шхеры, вокруг нее собирались целые стаи, и в их криках звучали такая радость и ликование, каких Кристина, бывая там одна, никогда не слыхала.

Птицы садились на ее вытянутые руки и ладони. Она подносила их к самому лицу, и с ее губ слетали настолько удивительные звуки, что Кристине просто не верилось, что их способен издавать человек, звуки, которые, казалось, зарождались не во рту, а гораздо ниже — в горле, в груди, где-то глубоко внутри — и вырывались из нее, словно ветер. А сидевшая вплотную к ней птица спокойно слушала, склонив голову и глядя на нее похожими на черные капли глазами.

Кристина обычно стирала коричневый комбинезон девочки в большом тазу вместе со своими вещами и потом развешивала всю одежду на веревке, натянутой между яблоней и рябиной. Погода по-прежнему стояла теплая и солнечная, и когда подходило время отправляться в путешествие на байдарке или просто гулять в сумерках, вещи обычно успевали высохнуть.

Иногда она мыла в тазу и саму девочку. Чаще всего ноги, которые всегда бывали очень грязными.

Все это время девочка обходилась без обуви. Она ведь тогда выползла из палатки босиком. Кристина думала о том, что надо бы раздобыть туфли, но понятия не имела, какой размер следует покупать. Хотя малышке, похоже, прекрасно жилось и без обуви, и Кристина решила отложить эту проблему до осени.

Кристине казалось, что удача поднимает ее по спирали вверх. Было даже страшновато. Чем это закончится? Началось все с того, что ей предоставили возможность жить в этом доме, а потом она обнаружила, что у вещей есть голоса, и стала создавать свои творения. Затем появилась байдарка и, словно белое копье, подбросила ее еще выше. И вот теперь девочка! Все выше и выше в башне из стекла и света.

Но вот однажды утром Кристина вдруг что-то почувствовала. Какую-то полосу холода. Тень. Она была еще далеко, но приближалась. Неприятное, но хорошо знакомое ощущение. В первое время жизни в этом доме тени частенько гонялись за ней. Таблетки остались, и Кристина знала, что они помогут. Они способны прогнать тени. Тем не менее она их ненавидела и старалась не принимать до последнего. Они притупляли чувства и искажали инстинкты. Они защищали от теней, но в то же время отделяли от природы, от ночных мечтаний, от шепота ракушек и перьев.