На обратном пути, можно обратить своё внимание и на оставшееся помещение. В одной из оставшись дверей нет ничего особого интересного — там лежат крупы, из которых так вкусно по утрам варятся мясные каши для нескольких солдат, которые делают вид, что охраняют мой замок от внешних врагов. Вы тоже согласны, что чушь? Разумеется, враги у меня пока только внутренние, да ладно, речь не об этом. Также там валяется всякая всячина, типа сушённых яблок и другой лабуды.

Третья дверь закрывает собой обычный земляной ледник, у которого ест и второй выход, открываемый зимой, когда надо заменить хладагент, то есть напилить на речке льда большими кусками, и заменить старый, почти истаявший, на новый — нормальный. И вы сами понимаете, раз ледник — это значит всё скоропортящееся. Цельные туши свиней, разделанные говяжьи, разнообразная убоина. Замёрзшие круги молока; замёрзшие головки сыра ближе у выходу и сливочное масло. Хватит, а то мне сейчас диагноз поставят — подавился собственной слюной. На этом мы можем аккуратно прикрыть все дверки, запереть каждую на свой собственный ключ и проследовать через кухню в, так называемое среди слуг, «господское» крыло.

А по поводу погребка, Вы скажете — что за меркантильный интерес! И таки будете правы, однако любой русский человек, да и не только русский, глянет на этакое богатство с ностальгией и хорошей, зелёной, экологически чистой, завистью. А что делать? Наш постсоветский генный инстинкт. Пусть сейчас цена картошки в магазинах в течении всей зимы остаётся точно такой же, как осенью, но пока мы не затарим своё подполье, просто так, чтобы было, с/х продукцией — чувствуем себя не в своей тарелке. Может сложиться впечатление, что здесь складированы основные запасы, но это не так. На самом деле из расходных материалов здесь храниться максимум на неделю, основное — в амбарах.

Ладно, пойдём дальше, среднее крыло. Крыло в котором расположен зимний сад, с огромным потолком, в котором вместо стекла используется горный хрусталь. Сильно дорогая штука, я до сих пор помню как осторожно подыскивал слова Подлиза, пытаясь отговорить меня от таких дорогостоящих трат. Да и плевать, я с этого сумел вырезать немного денег для своих личных неподотчётных нужд. Ну а как же? Командировочное прошлое, к тому же служба в местных органах правопорядка во время «второй жизни», привычка прибирать к рукам лишние, невостребованные средства и крысиная осторожность, при списывании «лишних» средств.

Так вот, подвалы под вторым крылом я отдал под склады, где располагалась несколько несвязанных друг с другом отсеков, самый большой естественно занимали установленные на подставки бочки, в которые предполагалось заливать вино, но сейчас они были заполнены едва и на треть. Часть подвала занимал стеллажи со стеклянными бутылками, которые наблюдал и переворачивал специально нанятый человек. Часть была отведена под кладовочки необходимые в любом хозяйстве и я даже не знаю, что там твориться — это дело управляющего.

Дальше следовало моё крыло в котором подвалы были — более я ничего не скажу, да и не заполнены они были. Скажем так, я выбирал чем бы их забить, но так и не определился.

Ну и последнее крыло, которое было отведено под библиотеку и являлось местом жительства старика Альфа. В части его оборудования, я целиком положился на него и не прогадал. Правда строители, доделывавшие это крыло последним, часто шептались между собой, но поскольку общение с дворней пресекалось парой солдат, бдительно следивших за моральным обликом строителей… чего то меня опять не в ту сторону понесло, в общем не пересекались они ни с кем из местных.

Ну а со строителями мы поступили так, как договаривались с клерком в головном офисе местной строительной фирмы. И это не жестокость, а так. Предусмотрительность.

Вечером, пройдя в крыло Альфа, где он числился библиотекарем, я спустился в подвалы. Старик осторожно следовал за мной, стараясь не споткнуться, всё таки лестницы были крутоваты. Никаких факелов, никаких мерцающих бликов — обычный фонарь и масляные светильники на стенах. Если оценивать с точки зрения прогресса, то моя усадьба считалась оборудованной по последнему слову местной техники, чего только стоили местные туалеты с выгребными ямами и система канализации.

Спустившись в тёмный подвал, я подождал Альфа, который шипя себе под нос ругательства, открыл дверь и впустил меня во внутрь. С любопытством крутя башкой по сторонам, я последовал в гостеприимно приоткрытую дверь.

Место впечатляло и нисколько не напоминало остальные помещения моего замка, более подходя чернокнижнику или злому колдуну. Чёрный мрамор, использовавшийся в храмах многих богов, на смену которым и пришёл Единый, более чем напоминавший нашего Христа и обрядами и молитвами и всем остальным. Мощные кольца в стенах для факелов, которые ни разу не использовались. Прямая спина старика вела меня вперёд, по узкому чёрному коридору и вот уж здесь действительно тени метались по стенам, пугая и заставляя пожалеть об опрометчиво данном обещании, провести необходимые тесты. Ещё пара заминок около больших замков и мы в средних размеров зале.

— Зачем столько сложностей?

Мой голос в пустом помещении прозвучал гулко и непривычно, хотя альфовский прозвучал как обычно:

— Люди склонны к преувеличениям, мой господин, и даже внешний вид этого места может породить множество слухов и домыслов.

Я согласно кивнул, хотя в темноте и не было этого видно. Всё ещё чувствуя себя неловко, я предложил:

— Может быть начнём? — и сам поразился насколько неуверенно прозвучал мой голос.

Альф шустро носился, зажигая факелы и бомоча всякую фигню себе под нос. Наконец он прервался и сказал:

— Прошу Вас, Ваше Высочество, — указывая на центр огромной пентаграммы.

И что я должен делать? — мне показалось, что голос дрогнул. Альф, выглядевший опереточным злодеем, спокойно сказал:

— Вам необходимо лечь, мой принц.

Откинув прочь сомнения, я прошёл вперёд и лёг, стараясь устроиться поудобнее. Что будет — то будет. Неслышно подошедший Альф, затянул ремни на руках и ногах, зафиксировал голову. Всё это не сильно нравилось, я ощущал себя жертвенным бараном на алтаре. Причём ключевое слово здесь — баран. Ещё помню, что мелькнула мысль, будто надо бы поставить здесь кровать или тахту, поскольку валяться на голых камнях, это прямая дорога на тот свет. Впрочем утешившись мыслью, что для меня сейчас любая дорога снабжена указателями в сторону ада, я постарался успокоиться.

И хотя подобный фатализм мне несколько не свойственен, но если я хотел разобраться в себе, то мне не оставалось ничего иного, как принять правила игры. Впрочем лежать смирно мне быстро надоело и я приоткрыл глаза, наблюдая за мечущимся Альфом. Не скажу, что это было страшно, но чувствовал я себя как перед той самой операцией, из-за которой и попал сюда. Такое же не слишком удобное ложе, специфические ароматы и тревожное ожидание чего-то неприятного. Ну а дальше всё происходило как в малобюджетном фильме ужасов, когда дешёвый актёр изображает из себя Властелина Тьмы или чернокнижника, подымающего или вызывающего нечто страшное.

Вздымающиеся вверх руки, противный визгливый голос, периодически режущий по ушам ультразвуком. Непонятные тени и холод, которого не ожидалось и к тому же онемение и слабость во всём теле. Я не буду рассказывать как всё происходило, поскольку многое мне казалось просто бредом и галлюцинациями. Резкие температурные скачки: то я замерзал, до стука зубов; то исходил потом. Потом меня крутило и выжимало как центрифуге, причём мне казалось, что из тела вынули все кости. То малейшее движение приводило к тому, что от меня отваливались куски «меня». Но хуже всего было, когда всё исчезло и вновь появился столь «любимый» мной белый туман. правда в отличии от предыдущих разов он не был нейтрально равнодушным. Нет, этот туман свивался в щупальца и старался выдрать меня из моего тела. Я разевал рот в безмолвном крике, будучи почему то на сто процентов уверен в том, что этот туман ничего хорошего мне не принесёт. Я хотел зацепиться хоть за что то, чтобы меня не выковыряли как моллюска из раковины, но это было практически невозможно. Я хватался зуабми, которых нет, сжимал когти, выраставшие на руках цепляясь за тело, бесполезным грузом валявшееся в центре пентаграммы, старался хотя бы двинуть пальцем — но не получалось. Я уже был достаточно высоко, чтобы увидеть Альфа читавшего вслух стихи из огромного фолианта. Альфа измученного, жалкого и слабого, со слипшимися седыми прядками волос, с каплями пота, стекавшими по лицу, с кровавыми дорожками сочившимися из сомкнутых глаз; изо всех сил старающегося не упасть вцепившегося в подставку для книг.