Алекс совершенно не удивился тому, что пришлось пробираться к детям сквозь толпу врачей и медсестер. Он вежливо улыбался, украдкой поглядывал поверх их голов и прикидывал, как бы побыстрее пройти в палату, чтобы создалось впечатление, что он бывал здесь уже не раз. Его тянули за куртку, говорили, как любят тот или другой его фильм. Все называли его Алексом, как будто факт, что они два часа сидели в темном кинотеатре и таращились на его изображение на экране, давал им повод считать, будто они знакомы всю жизнь.

— Благодарю вас, — бормотал он. — Да, спасибо.

Алексу удалось дойти до детской палаты, где лежали раковые больные, когда за углом его окружили камеры. Он одарил их довольно долгим взглядом, чтобы было заметно легкое неодобрение, а возможно, и удивление, но быстро оправился и, учтиво улыбнувшись, сказал, что его ждут дети.

К тому, как выглядели дети, Микаэла его не подготовила. Одного проклятого взгляда было достаточно, чтобы он снова превратился в пятилетнего мальчика, дрожащего в тонюсенькой пижаме в ожидании, пока доктора напророчат ему будущее. Неужели он тоже так выглядел?

Дети сидели на полу в каких-то открытых болтающихся халатах. Слишком большие для их лиц глаза. Все они выглядели одинаково: худые, измученные, лысые, и в памяти всплыли снимки из концентрационных лагерей. Пока дети не заговорили, он даже не мог отличить мальчиков от девочек.

— Мистер Риверс, — прошепелявила одна девочка.

По виду ей было не больше четырех, но Алекс плохо разбирался в таких вещах. Он присел, чтобы она смогла взобраться к нему на колени. От нее пахло мочой, лекарствами и утраченной надеждой.

— Держите. — Она сунула обслюнявленный крекер в карман его твидового пиджака. — Я приберегла один для вас.

Он решил, что они слишком маленькие, чтобы смотреть его фильмы, но оказалось, что почти все дети видели «Скорость» — ленту о летчике-испытателе. Мальчики хотели знать, действительно ли ему довелось летать на «Ф-14», а один даже спросил, на самом ли деле актриса, сыгравшая его подружку, настолько же приятна, насколько аппетитно выглядит.

Он раздал воздушные шары самым маленьким пациентам и фотографии с автографами всем желающим. Когда тринадцатилетняя девочка по имени Салли подошла за своим автографом, он нагнулся к ней и заговорщически прошептал:

— Знаешь, чтобы лучше запомнить место, где побывал, нужно поцеловать красивую девушку. — Алекс говорил достаточно громко, чтобы те, кто держали диктофоны, расслышали его слова. — Как думаешь, ты сможешь мне в этом помочь?

Она покраснела, подставила щеку, но в то мгновение, когда Алекс собрался ее поцеловать, повернулась, и его губы запечатлели поцелуй прямо на ее губах.

— Ух ты! — выдохнула она, прижимая палец к губам. — Я должна позвонить маме.

Алекса как молнией поразило: он подарил девочке не только ее первый поцелуй, но, возможно, и последний! Он почувствовал, что начинает покрываться липким потом, палата поплыла перед глазами, и ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Физически он почувствовал себя лучше, физически ему повезло. Но все эти дети воплощали в себе его детские страхи — вещи, которые бесят и лишают тебя невинности, пока ты еще слишком мал, чтобы сопротивляться. Он не знал, что хуже: ребенок, чей дух не смог пережить сломленное тело, или, как в случае с ним, внешне здоровый человек, который скрывает душу, умершую много лет назад.

— Господи, Джон! — вздохнул Алекс, усаживаясь на заднее сиденье «рейндж ровера». — Если только она не сбежала на свидание к другому парню, что за тайны?

Джон посмотрел на него в зеркало заднего вида.

— Не знаю, мистер Риверс, — протянул он. — Я обещал хозяйке, вот и все.

Алекс подался вперед и ухмыльнулся.

— Десять долларов прибавки к недельному жалованью, если ты отвезешь меня туда, где ее высадил. Двадцать баксов, если расскажешь все честно.

Джон пожевал верхнюю губу.

— Вы же не скажете, что я проговорился?

Алекс скрестил пальцы на груди.

— Чтоб я сдох! — поклялся он.

— Она пошла в кино.

— И это страшная тайна?

Джон улыбнулся хозяину.

— Она пошла смотреть ваши фильмы. На какой-то фестиваль в Уэствуде.

Алекс залился смехом. Она могла бы посмотреть любой фильм, в котором он снимался — от пробных кадров несмонтированных версий до вышедших на широкий экран, — в тиши собственного дома. Но, с другой стороны, возможно, поэтому она и не хотела, чтобы он узнал. Вероятно, интереснее видеть, как другие реагируют на игру Алекса.

— У тебя есть сегодняшняя газета, Джон?

Алекс взял «Таймс», которую протянул водитель через перегородку из оргстекла, просмотрел страничку развлечений и наконец добрался до афиш кинотеатров. «Отчаянный», «Антоний и Клеопатра» и, конечно же, «История моей жизни». Он улыбнулся. Если Касси хотела посмотреть, как он играет, не нужно было идти столь сложным путем.

Он попросил Джона выключить радио и закрыл глаза, отключаясь от окружающего мира и настраиваясь на ощущения. Перед началом съемок он всегда искал тихий уголок, где мог бы перевоплотиться в героя, и так входил в образ, что даже дыхание меняло свой ритм.

Жизнь начиналась с дыхания. Антоний пил воздух, как будто вбирал в один-единственный вдох весь мир. Когда он открыл глаза, то увидел мир в зеленых и золотых красках, который распростерся у его ног. Он бормотал с отчетливым британским акцентом названия съездов с магистрали. Джона он даже не удостоил взглядом — разве гоже ему снисходить до прислуги? Алекс опустил окно и подставил лицо ветру, который отбрасывал назад его волосы и обжигал глаза. Он коснулся гладких кожаных сидений и подумал об изгибах своей царицы.

Они подъехали к дому, но Алекс даже не пошевелился, чтобы выйти из машины. Джон пожал плечами и побежал по дорожке за миссис Риверс. Он уже привык к подобному поведению хозяина. Иногда он сажал в машину мистера Риверса, а высаживал совершенно другого человека.

Касси, садясь в машину, смеялась.

— Подвинься, — попросила она, — расселся.

Алекс сидел в центре и пристально смотрел на жену, но не сделал даже попытки подвинуться. Решив, что это какая-то игра, она плюхнулась рядом, чуть ли не ему на колени.

И почувствовала у себя на шее его руку — нежную и требовательную одновременно, как будто даже ласка служила напоминанием о том, что он с легкостью может ее себе подчинить. Она прищурилась и повернулась к мужу.

— Что, ради всего святого, они сделали с тобой в больнице?

Его пальцы сдавили сильнее, почти причиняя боль, и она, не сдержавшись, негромко вскрикнула. Алекс смотрел прямо на нее, но у Касси было такое ощущение, что он видит кого-то другого. Запаниковав, она вцепилась ему в запястье.

— Прекрати, — прошептала она и не успела еще раз спросить, в чем дело, как он навалился на нее всем телом, прижал к сиденью и запечатал ее рот поцелуем, который совершенно не походил на поцелуй ее мужа.

«Он играет!»

Она вонзила ногти Алексу в руку и прикусила его губу, а потом собралась с силами и оттолкнула его.

— Прекрати! — приказала она. — Прекрати немедленно!

На мгновение он замер, и его серые глаза стали цвета арктического льда. Из них медленно вытекала жизнь, пока перед Касси не осталась только пустая оболочка. А потом что-то, подобно вспышке, пронеслось по его телу, наливая румянцем щеки и зажигая искорки в глазах. Перед ней опять сидел Алекс и пожимал плечами.

— Не нужно было меня кусать, — сказал он. — Я просто решил, что ты захочешь увидеть представление, так сказать, из первых рук.

Касси, все еще настороже, сжалась в уголке сиденья.

— Это он тебе рассказал, где я была? — Она перевела осуждающий взгляд на Джона.

Алекс потянулся за ее рукой и переплел свои пальцы с ее.

— Я все о тебе знаю, — улыбнулся он.

Она уже начала верить, что так оно и есть. Он вновь превратился в Алекса, к которому она привыкла за последние несколько дней — веселого, нежного и уютного, как старое кресло. Касси дивилась: неужели это просто очередной образ — образ, в котором он пребывает большую часть времени?