По дороге из больницы домой Ярдли на всю мощность включила обогрев машины. С заднего сиденья донесся слабый голос Мими:

— Мне ненавистна мысль, что я обременяю тебя, дорогая.

— Не выдумывай, ты меня ничуть не обременяешь.

— Джеррид обычно сам обо всем заботился. Без него я совсем растерялась. И мне так страшно, что в следующий раз это буду я…

— Я понимаю, ты испугалась. Но доктор сказал, что ничего серьезного, просто желудочная колика. Ну а теперь, дорогая, мы обе нуждаемся в отдыхе. Уже очень поздно.

— Ты думаешь про меня, что я просто старая дура.

— Перестань, Мими. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Помнишь, когда мама умерла, вы с дедушкой вели себя так, будто я должна жить с вами, и радовались, что папа оставляет меня у вас на целые недели. Знаешь, я тоже этому радовалась. Пусть, думала, он предал меня, зато у меня есть вы, и вы никогда от меня не откажетесь.

— Неправда, твой папа всегда хотел быть с тобой. Но пойми, он пережил такое горе, к тому же не был уверен, что сумеет достойно воспитать юную леди. Ох, а я всегда хотела дочку, Ярдли. С твоей матерью мы были очень близки, она мне была ближе сына, и твое присутствие смягчило горечь утраты.

— Папа, помню, сразу стал так много разъезжать. Иногда мне казалось, что он испытал облегчение, когда после долгой болезни мама умерла.

— Тяжко видеть, как страдают те, кого любишь. Беспомощность дедушки порой казалась мне страшнее, чем его смерть. Я ведь понимала, что надежды на улучшение нет. Впереди его ждала только смерть, и все же, когда она пришла, я не была к этому готова. И я, как видно, так никогда и не найду ответа на терзающий меня вопрос: кто больше страдал, он или я?

Ярдли перегнулась через спинку сиденья и пожала Мими руку.

— Очень плохо, что папа и Франческа живут так далеко, в Аризоне. Может быть, если бы они жили поближе, вы с Франческой узнали бы друг друга получше и подружились.

— Знаешь, детка, никто не может дать мне столько радости, сколько я получала от твоей мамы, и никто не может занять ее место в моем сердце.

— Скажи мне, ты влюбилась бы в дедушку, если бы он был бедным? — спросила Ярдли.

— Ну, милая, он, слава Богу, не был бедным, так что я никогда и не думала на эту тему.

Ярдли искоса взглянула на бабушку и промолчала. Свернув с трассы к дому, она увидела машину Саймона, припаркованную у подъезда. Она посмотрела на часы, шел третий час пополуночи. Что он здесь делает?

Ярдли пыталась дозвониться ему из больницы, но работал автоответчик, что весьма озадачило ее.

Саймон именно тот человек, в котором она сейчас нуждается. И какие бы причины ни привели его сюда, она рада этому.

В своем черном кожаном пиджаке, из-под которого виднелся спортивный свитер, он сидел на парапете балюстрады, занимая место ее самодельного пугала, свергнутого оттуда несколько недель назад.

Забыв о Мими, Ярдли выскочила из машины и бросилась прямо к нему.

— Саймон? Как ты оказался здесь?

Он потер челюсть.

— Позвонил, узнал от Селины о случившемся, а в больницу ехать мне не хотелось, просто подумал, что мое присутствие может расстроить Мими… — проговорил он, понизив голос, поскольку Мими в это время уже вылезла из машины. — Ну как? Я вижу, все в порядке?

Ярдли утвердительно кивнула.

— Просто что-то неудачно съедено, вот и прихватило живот. Было несколько сильных колик. А где ты был, я несколько раз пыталась дозвониться, но отзывался только чертов ответчик.

— Да так, пришлось отлучиться. Ничего серьезного. Спустился в подвал, вот и не слышал звонка.

— А с чего это ты решил посреди ночи забраться в подвал?

— Потом объясню.

— Мистер Блай, — послышался голос подошедшей Мими, — я должна извиниться за грубость, которую позволила себе вечером.

— Забудьте об этом, миссис Киттридж.

— Но, кажется, для визитов малость поздновато.

— Все в порядке, миссис Киттридж. Мы с Ярдли сейчас уедем, так что ничем не потревожим вас. — Посмотрев на Ярдли, он спросил: — Ты ведь едешь со мной, не так ли?

Та улыбнулась ему.

— Все еще хочешь, чтобы я поехала?

Он раздраженно нахмурил брови.

— Я все еще хочу. Ты все еще хочешь. И поскольку твоя бабушка официально признана здоровой, ты можешь не беспокоиться о ней.

— Конечно, Ярдли, не стесняй себя. Только помоги мне забраться по лестнице в спальню и переодеться, — проворчала Мими, взглянув на свое неполное одеяние.

— Ох, нет, добирайся до своей постели одна, а не то ты опять что-нибудь придумаешь.

Ярдли вздрогнула, услышав громкий стук двери у себя за спиной. Она обернулась — Мими исчезла.

— Ты, должно быть, измотана и опустошена, — сказал Саймон, подавая Ярдли холодную бутылку «Короны». — Это был нелегкий день и очень долгий.

Он присел рядом с ней на край не разобранной постели.

— Для тебя тоже, Саймон. Ты еще и от поездки не отдохнул. Прости, что не смогла выбраться пораньше. Мими меня жутко перепугала.

— Понимаю, ты ведь так предана бабушке. И рад за тебя, что с ней все обошлось. Теперь ты здесь, а это все, что имеет для меня значение.

От этих его слов Ярдли пронизала дрожь. Она устремила взгляд в его темные глаза, потом склонилась к нему, радуясь, что они сейчас так близко друг к другу.

— Но я заставила тебя ждать и чувствую себя виноватой.

Сделав глоток пива, она поставила бутылку на ночной столик, перебралась ему за спину и принялась массировать основание его шеи, чувствуя, как мышцы под ее руками постепенно расслабляются и как весь он освобождается от нервного напряжения.

Саймон немного согнул плечи.

— Ох, какое блаженство.

— Ну, до блаженства еще далеко, Саймон Блай. Вот если ты стянешь с себя этот свитер…

Когда она помогала ему освободиться от свитера, он, оглянувшись через плечо, весело посмотрел на нее.

— Если ты надеялась, что я буду возражать, то, как видишь, тебя постигло жестокое разочарование.

— Вот и прекрасно.

Она поцеловала его в плечо и продолжила массаж.

— Ты расстроилась, что Мими разозлилась из-за твоего ухода? — спросил он.

— Она это переживет. Не могу сказать, конечно, что для нее большая радость видеть, что я среди ночи уезжаю из дома с мужчиной. Что ни говори, она моя бабушка и до сих пор считает меня подростком.

— И все же ты пошла со мной.

— Мими вынуждена считаться с тем, что ее внучка в настоящее время находится в любовной связи. Когда я впервые покидала ее дом, мне еще и двадцати не было. Возможно, она стала так зависима от меня, потому что, вернувшись, я все время находилась рядом с ней.

— У меня сложилось впечатление, что Мими вполне способна сама о себе позаботиться.

— Знаешь, Саймон, мне так хотелось бы, чтобы у вас нашлось что-то общее.

— Уже нашлось. Это ты, бэби.

— И дедушкина форма, — задумчиво проговорила Ярдли, взглянув на статуэтку сельской девушки, стоящую; на крышке комода.

Саймон промолчал. Он медленно потягивал свое пиво, потом не спеша отставил бутылку и только потом сказал:

— В эту ночь, Ярдли, я не хочу затевать разговор о форме.

— Вопрос не решится сам собой лишь потому, что мы будем избегать разговоров о нем.

— Эта форма свела нас. Можно ли сказать о ней что-нибудь более важное и значительное?

— А я была бы рада, если бы эта проклятая штуковина разбилась вдребезги. Пытаюсь понять тебя, пытаюсь согласиться с тем, что ты затеял. Но до тех пор, пока эта форма существует, она будет стоять между нами и нашими семьями.

Саймон повернулся и обнял ее за талию.

— Иди ко мне. Я не затем привез тебя сюда, чтобы говорить о древней, трухлявой и ни на что не годной форме.

Смеясь, Ярдли попыталась выскользнуть из его объятий, но он подхватил ее и усадил себе на колени. С удовольствием сдавшись ему на милость, она, обняв его за шею, прошептала:

— Но я ведь не закончила тебя массировать.