— Подождите здесь, — сказал он, встал и направился в зал собрания.

Ярдли начинала дрожать на холодном ветру, осознав вдруг, что она почти голая. Когда Саймон исчез в здании клуба, ей подумалось, что он пошел за пальто, поскольку решил отвезти ее домой. Недолго же длилась их встреча — она взяла и разразилась слезами из-за этого идиотского чествования. Наверное, он казнит себя, что притащил ее сюда. Ей бы тайно злорадствовать, но она чувствовала в себе одну лишь опустошенность. А ведь был такой прекрасный осенний вечер.

Все ясно и просто, она лишись своего деда. Возможно, Саймон не понимает этого. Разыгрывает из себя эдакого крутого парня, не испытавшего, что такое нуждаться в ком-то, от кого ты долгие годы целиком зависел…

Горячая сильная рука легла на ее озябшее плечо.

— Пойдемте, нам не мешает немного прогуляться.

Перед ней стоял Саймон. В руке у него покачивалась бутылка виски «Джек Дэниэлс», которую он держал за горлышко.

Надо извиниться и отправиться домой, но, честно говоря, ей этого не хотелось. Как она жила, вернувшись в этот город? Проводила по несколько долгих, нудных часов в офисе и мастерских «Коллекции Киттриджей», а потом бродила как неприкаянная по большому пустому дому бабушки. Но и с этим Саймоном… Бог его ведает, что у него на уме… Может, он просто соблазнить ее задумал? Впрочем, сегодня он ведет себя гораздо пристойнее, чем в ночь ее вторжения в его угодья.

Ничто не может оправдать такого безрассудства: взять да и отправиться с ним в темноту, на пустынное поле для гольфа, да еще и с бутылкой спиртного. Но она видела, что он не принадлежит в тому сорту мужчин, которые в отношении женщин склонны к насилию. Ему не откажешь в самообладании. Даже застигнув ее в своем доме, он вел себя сдержанно. Иной на его месте поступил бы с ней не в пример круче. А она ведь даже не извинилась.

Может, все-таки удастся убедить его вернуть ей форму? Она встала и пошла, стараясь не отставать от него в бесконечной темноте поля для гольфа. Звуки музыки, долетавшие до них из зала, становились все глуше и отдаленнее.

— Клюшки-то захватить и забыли, — бодрилась она.

— Тем более что у меня их нет. Да и не умею я играть в гольф.

Саймон откупорил бутылку и поднес к губам. Отхлебнув, он вытер ладонью горлышко бутылки и передал ее Ярдли.

Та колебалась, взять ли предложенное угощение.

— Вы почувствуете себя гораздо лучше, — пообещал он. — Смелее! Надо же вам как-то поправить настроение. Никто вас здесь не увидит, кроме меня да какого-нибудь любопытного сурка, если он еще не заснул, конечно. Или вы боитесь слишком уж расслабиться в моем присутствии?

Ярдли отпила обжигающе крепкий напиток.

— Я не боюсь вас. Вы не такой страшный, каким хотите казаться. Дед не учил меня ваянию, но зато научил вещам, которым не позаботился научить вас. Гольф, мистер Блай, это не игра, это умение сочетать приятное с полезным. За партией гольфа решается немало деловых вопросов. А вы, наверное, любите футбол?

— И бейсбол тоже. — Он взял у нее бутылку и отпил добрый глоток. — Джеррид не заботился о моей карьере. Обучая меня, он просто тешил свое самолюбие, единственное, почему он тратил на меня время.

— Для человека, которому противно все, чем он был, и все, что он делал, вы слишком усердно стараетесь быть похожим на него.

Она почувствовала жар встречного обвинения в его темных глазах.

— Есть люди, которым для продвижения по жизни ничего не надо делать. Вряд ли вам приходилось с трудом добывать то, чего вам хотелось, вы просто получали и принимали это как должное. То есть жизнь, бэби, можно сказать, вся к вашим услугам. Держу пари, вам никогда не приходилось бороться за что-то.

— Да уж, я имела все. Кроме того, в чем действительно нуждалась.

Саймон опять передал ей бутылку. Но Ярдли колебалась. Кажется, он навязывает ей свой темп. И все-таки она отпила глоток, и этот второй глоток прошел у нее гораздо легче и приятнее первого.

— Наверное, вам хотелось шетлендского пони [1]?

— Мне хотелось быть такой же, как все другие дети, — гонять по городу на велосипеде, ходить на карнавалы. Но дед и бабушка не позволяли мне поступать так, как поступают обычные дети. Если бы вы знали, как много раз я слышала, что «имею честь принадлежать к роду Киттриджей», что я не могу дружить с кем-то, кто мне нравится, потому что их семьи находились не на том социальном уровне, который…

— Вы позволяли им выбирать вам друзей?

— А как же без их одобрения? Маму я почти не помню, она умерла, когда я была маленькой, отец всегда был занят, пытаясь доказать дедушке, что он способен добиться успеха и не работая на «Коллекцию Киттриджей». Потом он снова женился. Франческа, его жена, была добра ко мне, но мы с ней никогда не играли в дочки-матери. Настоящая моя семья была здесь, в Киттридже. Я всегда чувствовала, что принадлежу дедушке и Мими.

Саймон отпил глоток, но бутылку оставил у себя в руках. И тогда Ярдли, увлеченная своим рассказом, сама взяла у него бутылку.

— Но в конце концов мне надоело жить в подобной изоляции. Слишком было одиноко. Вот почему я уехала в Бостон. Мне казалось, что там все переменится. Скажите, мистер Блай, теперь, когда вы чего-то в жизни добились, радует ли вас новое положение так, как вы этого ожидали? Или вы нашли все это невероятно скучным?

Саймон остановился у края глубокой песчаной ловушки [2].

— Когда мне скучно, я нахожу, чем занять свое время.

— И вам еще не надоело стремиться к лучшему существованию?

— А вам еще не надоело утешать всех, кроме самой себя? — Она ничего не ответила. Саймон спустился по откосу ловушки. — Почти как на пляже, — бодро проговорил он, садясь на песок. — Отсюда нам будет ближе возвращаться в Киттридж. — Ярдли стояла на краю песчаной западни, удивленно глядя на него. Нет, он еще не мог опьянеть до такой степени!.. — Идите сюда, бэби. Бабушка не увидит. Побудьте хоть немного непослушной девчонкой.

Ярдли осторожно ступила на склон, но клятый песок поплыл у нее под ногами, и она поехала вниз. Саймон и пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь. Она уселась, предусмотрительно оставив между ними пространство в добрый фут, затем чуть откинулась назад, опершись на ладони и вытянув перед собой скрещенные ноги.

— Так мы всю одежду испортим.

— Пришлете мне счет за чистку. Зато здесь, внизу, нас никакие общественные торжества не настигнут.

— Вы так много работаете, что вам хочется затворяться от людей?

— Я потратил слишком много времени, мечтая о собственном деле. Вначале это казалось таким несбыточным, далеким, почти невозможным… Но я обещал себе бороться, пока не достигну всего, что может достичь человек, избрав себе определенную цель в жизни.

— И вы все еще не прекратили свою борьбу? Не надоело вам?

— Нет.

— Ну, Саймон, в таком случае вы должны понимать, что я почувствовала, узнав, какой вред вы намерены причинить моей компании.

— Я могу привести «Коллекцию Киттриджей» к банкротству, но хлеба насущного вы по моей вине никогда не лишитесь.

— Думаю, отказавшись от тиражирования селяночки, вы тоже не останетесь без хлеба насущного.

Саймон тяжело вздохнул.

— Вы очаровательная женщина, несмотря на свое происхождение и криминальное прошлое. Но поймите, отдать вам форму мне и вправду ничего не стоит, однако, как я уже объяснял, моя семья была выброшена из дела с самого начала. Так какого черта я должен это прощать?

Ярдли поджала губы, стараясь не придавать значения тому, что он там думает о ее чарах и преступном прошлом.

— Если вы хотите за форму деньги…

— Вы умеете быть такой же жестокой, как ваш дед, так же, как он, способны оскорбить человека. Но мне не нужны ваши деньги, Ярдли.

Она поежилась. Он поднял руку и прикоснулся к ее обнаженному плечу, слегка при этом сократив расстояние между ними.