Она была ненормальной, все его инстинкты говорили ему об этом, и все же она верила своей собственной лжи, или иллюзиям, или как там это назвать.

Бенц хотел ей верить, хотя не знал точно, почему.

Может, это было вызвано тем, что у них просто не было ничего другого. Он не думал, чтобы она участвовала в убийстве или поджоге, поэтому что еще оставалось? Только то, что она говорила правду.

Он нашел открытую пачку жвачки, развернул пластинку, согнул ее и отправил в рот. Это, конечно, не сигарета, но все же хоть какая-то замена. Пока.

– В рапорте Бринкмана есть кое-что еще. Не знаю, имеет ли это отношение к делу. Отец Оливии отсидел срок в тюрьме штата Миссисипи. Лишение жизни. Убийство второй степени [12]. Порешил делового партнера, который, видимо, его обманул.

Монтойя тихо и протяжно присвистнул.

– И сейчас он на свободе?

– Да, вышел как раз в январе этого года после двадцатидвухлетней отсидки. Освободили досрочно за хорошее поведение.

– Господи Иисусе. Это тебе не «Оззи и Харриет» [13]. Ты спрашивал ее об этом?

– Еще нет. Думал сначала навести кое-какие справки. Она намекала, что давно не видела своего старика.

– Да, потому что он был в тюряге, – прокомментировал Монтойя. – Слушай, где он сейчас?

– В Лафайетте. Работает на мойке автомобилей и исправно отмечается у офицера по надзору.

– Образцовый гражданин.

– Точно. Но мы его проверим. Поставим его в самый верх списка «интересных лиц». Надо выяснить, есть ли у него алиби.

Монтойя вытащил было пачку сигарет, затем передумал и засунул ее обратно в карман.

– Это дело становится все более странным. Верно, Давай побеседуем с ее стариком. Так, а что насчет самой Оливии; она сообщила тебе что-нибудь еще о своих видениях? – спросил Монтойя. – Они ведь у нее уже не в первый раз, да? Она говорила это, когда приходила сюда. Так что насчет остальных?

– По ее словам, ни одно из них не было таким отчетливым, как последнее. Сегодня мы не обсуждали другие случаи, но ты можешь посмотреть записи Бринкмана. Что-то о женщине в пещере с символами и буквами. Вот. – Он вытащил записи Бринкмана и бросил их Монтойе.

Зазвонил телефон, и Бенц моментально снял трубку.

– Бенц.

– Привет, папа.

Услышав голос Кристи, он, как всегда, улыбнулся.

– Привет, малышка... как дела? – Он поднял указательный палец, давая понять Монтойе, что освободится через минутку. Тот подмигнул ему с таким видом, словно Бенц разговаривал с какой-то «телкой», но, поняв намек, взял рапорт Бринкмана и выскользнул через приоткрытую дверь.

– Я просто хотела сказать, что у меня все хорошо, – говорила Кристи. – У меня час до следующего занятия, и я подумала, что мне стоит позвонить и немного с тобой побеседовать. Мое последнее занятие перед Днем благодарения заканчивается во вторник в четыре, поэтому ты можешь заехать ко мне в любое время после этого.

Бенц заглянул в свой календарь, удивляясь, что месяц так быстро пролетел.

– Я смогу приехать к тебе к шести или даже раньше, если включу мигалку и сирену.

– О, это было бы здорово, – насмешливо произнесла она. – Вообще-то тебе не нужно заезжать за мной. Я могу найти машину.

– Я хочу приехать, дорогая. Это не проблема. Батон-Руж не так уж далеко. Кроме того, мне бы хотелось еще раз взглянуть на кампус, за который я плачу.

– Но если ты занят... – Она замолчала.

Бенц взглянул на стопку бумаг на столе, на доску объявлений на стене позади него с фотографиями жертв еще не раскрытых убийств.

– Я буду у тебя, – автоматически произнес он, прежде чем осознал, что она, возможно, на что-то намекает, а он не дает возможность найти отговорку. Наклонившись вперед, он взглянул на ее детскую фотографию и на вторую, где она уже была девушкой. – Ты еще хочешь, чтобы я за тобой заехал, да?

– Ну, да, конечно, но тут будет такая суматоха, когда все будут уезжать на День благодарения и всякое такое. И у меня есть кое-какие дела по женскому студенческому клубу, которые могут меня задержать. Я подумала, что тебе здесь не понравится.

– Или тебе не понравится, если я туда приеду, – ответил Бенц, узнавая нотку возмущения в ее голосе. Он настоял, чтобы она вступила в женское студенческое объединение, поскольку хотел, чтобы она была всем обеспечена в колледже Всех Святых. Он надеялся, что она не будет требовать, чтобы он позволил ей в восемнадцать лет снимать квартиру. Он хотел, чтобы она выросла, пытался отпускать ее от себя, но желал, чтобы она была в безопасности. Краем глаза он увидел ужасающую сцену преступления с изуродованной женщиной. Как и все, он знал, насколько опасным может быть этот мир. Вот почему он раньше ходил на занятия по тэквондо и стрельбе из огнестрельного оружия.

– Да... хорошо, я просто хотела сказать, что у меня все в порядке.

– Увидимся на следующей неделе. – Он предложил ей оливковую ветвь. – Если тебе будет лучше прокатиться с друзьями, просто дай мне знать.

– Хорошо, но... – Она громко вздохнула, и он представил, что она отбрасывает с глаз спутанные пряди рыжевато-каштановых волос. – ...Вот что. Тут одна девушка, Минди, вошла в азарт. Ее мама не замужем, и угадай, кто? Она, оказывается, коп и собирается приехать за Минди. Они идут на ужин, перед тем как отправиться в Шривпорт. Поэтому, конечно, Минди думает, что будет о-очень здо-орово свести вас вместе.

– Но ты так не думаешь?

– Минди – зубрила. А ее мама детектив. Господи, можешь себе такое представить? Вы двое?

Бенц засмеялся.

– Не беспокойся, я приеду и буду общаться лишь с тобой. Скажи Минди, что мне нужно сразу же возвращаться, или что я уже занят... или что-нибудь в этом роде.

– Ты? Занят? В смысле, встречаешься с женщиной? У тебя роман?

– Да.

– Но... на самом деле ты не встречаешься.

– Откуда ты знаешь?

В трубке воцарилась тишина, затем раздался немного нервный смех.

– О да? Хорошо. И откуда у тебя время для романов? Брось, папа, ты, похоже, женат на своей работе. – Она хихикнула, и этот звук напомнил ему о смехе ее матери – гортанном, немного фривольном.

Смех Дженнифер Николс привлек его внимание, когда он сам был еще почти ребенком, только-только закончил среднюю школу, и он так и не мог его забыть. Он считал ее красавицей, с ее длинными темными волосами, озорными глазами и бойким языком. Их сразу же потянуло друг к другу, их роман был бурным и страстным. Она была с характером, но он умел справляться с ее настроениями, и когда он спустя едва ли пять месяцев после знакомства сделал ей предложение, она согласилась. Она выразила некоторые сомнения относительно совместной жизни с полицейским и воображала, что сможет убедить его поступить на юридический факультет; в то же время он думал, что сумеет сломить ее безрассудный дух. Оказалось, что оба ошибались. Он почувствовал это во время свадьбы, наблюдая, как она идет по проходу в храме в своем белом кружевном платье, только девять месяцев спустя после того дня, как он ее увидел. Ее вуаль не могла скрыть властную манеру держать подбородок, и, несмотря на все свое восхищение ею, он чувствовал, что их совместный путь будет не из легких. Но его это не пугало. Он слишком сильно ее любил. Даже в тяжелые времена. Даже когда она его предала...

– Какая женщина захочет крутить роман с полицейским из отдела по расследованию убийств? – спросила Кристи.

– Ты думаешь, у твоего старика нет никакой жизни помимо работы?

– Я знаю, что нет.

– Тогда, может, мне стоит познакомиться с матерью твоей подруги.

– Да, – бросила она в ответ. – Это было бы здорово, папа, действительно здорово. – Она фыркнула. – Ну вот, – пробормотала она, затем затаила дыхание. – Будь оно все проклято.

– Что?

– Я забыла свою контрольную за семестр! Она у меня в комнате на другой стороне кампуса. Черт. Мне надо идти, папа. – В трубке стало тихо, но Бенц помедлил секунду, прежде чем ее повесить. Он взглянул на стоящую на столе выпускную школьную фотографию, с которой ему улыбалась дочь. Она быстро выросла. Быстрее, чем многие. Кристи очень многое повидала для своих восемнадцати лет, и некоторые ее иллюзии были развенчаны в раннем возрасте. И это была его вина. Его и Дженнифер.