— Я не часто ею пользуюсь. — Теперь, когда мне была известна история его жизни, я почувствовала в нем напряжение, которое он, впрочем, весьма удачно маскировал неторопливой манерой говорить и размеренными, какими-то механическими движениями. — Правда, большинство рецептов относятся к таким блюдам, которые лучше готовить в больших количествах. А тут я готовлю обычно для одного Чарльза. А если он дает обед, тогда, как правило, требуется что-нибудь более изысканное.

— Понимаю. Зато для Вестон-холла это подходит как нельзя лучше. Как жаль, что у зеленщика в Грейт-Своссере никогда не бывает чеснока! Ничего страшного. Как-нибудь обойдусь и без него. Большое спасибо, Горас.

— Господи, до чего же не хочется уезжать! — В глазах Чарльза мелькнула искренняя досада. Горас снова выскользнул за дверь. Впрочем, чем вызвано его беспокойство, долго гадать не пришлось. — Постарайтесь не влюбиться в кого-нибудь до моего возвращения, хорошо?

— Вас, между прочим, не будет всего две недели. И потом, в кого я могу влюбиться?

Я встала из-за стола, собираясь уходить. Чарльз поднялся вслед за мной. И вдруг обнял меня за плечи — как в прошлый раз, когда мы вошли в конюшню. Я вся напряглась и окинула его таким взглядом, от которого у него кровь должна была застыть в жилах. Не знаю, почему он вдруг заулыбался. А потом, склонившись ко мне, поцеловал меня — сначала в одну щеку, потом в другую.

— Я провожу вас до машины.

Горас, держа в руках мое пальто, уже ждал у дверей. Он помог мне его надеть, а потом вдруг протянул мне две головки чеснока.

Я поблагодарила его с искренним чувством. В ответ он улыбнулся на удивление безразличной улыбкой. Чарльз проводил меня до «лендровера». Не знаю, что он собирался мне сказать, но двигатель взревел так, что я все равно бы его не услышала, поэтому он только помахал мне вслед. Всю обратную дорогу лицо Чарльза стояло у меня перед глазами. Закончилось это тем, что я пропустила нужный мне поворот, и пришлось возвращаться. Загнав «лендровер» на место, я вошла в дом. Мин поджидала меня на кухне.

— Знаю, что для чая еще не время. Но я просто умираю от любопытства. Ну, выкладывай, как все прошло? Рассказывай! Правда, Чарльз до ужаса сексапильный?

— Послушай, Мин, умерь свой пыл. Что-то у тебя разгулялось воображение. А ты не пробовала сама забраться к нему в постель — ну, просто для того, чтобы удовлетворить свое любопытство?

— Увы… у меня нет ни единого шанса. Он влюбился в тебя с первого взгляда.

— Ну, это ты зря. Чарльз просто очарован тобой. Но он считает, что это у него нет ни единого шанса, поскольку у вас с Робертом такой счастливый брак, ну и… и переключился на меня — ведь я-то не замужем. Во всяком случае, мне так кажется.

Мин хитро покосилась на меня поверх своей чашки.

— Если ты рассчитываешь, что я попадусь на эту удочку, то можешь сразу забыть об этом. Считаешь меня полной идиоткой, да? Глядя на Чарльза, я замечаю, что у него точь-в-точь такой же взгляд… как будто его шарахнули чем-то тяжелым по голове. А если ты этого не видишь, то ты просто хладнокровна, как… как я не знаю кто!

— Да нет, я вовсе не отрицаю, что мужчины могут терять голову и совершать разные глупости из-за любви к женщине. Просто я считаю, что любовь и секс — не одно и то же.

— Ну, не знаю… может, маленький сексуальный эксперимент кому-то только на пользу… и наш брак с Робертом лишь выиграл бы, решись я… Но, вообще говоря, насколько я могу судить, супружеская неверность еще никому не пошла впрок. Скажи, а тебе кто-нибудь изменял? Я имею в виду — кто-то, в кого ты была влюблена?

— Все мои немногочисленные романы заканчивались примерно одинаково. — Я заметила в глазах Мин жадное любопытство и, смилостивившись, решила открыть ей правду. — Дело в том, что я не большая охотница до всего этого. Ну, я имею в виду секс. У меня всякий раз возникает какое-то странное чувство… как будто меня изнасиловали, что ли… не знаю. И мужчина из любовника превращается во врага.

— Дэйзи, милая! Господи, как это ужасно! Но какая же ты все-таки смелая, что решилась это признать. Я никому не скажу — ни единой душе, клянусь! Даже Роберту.

Я рассмеялась:

— Похоже, у тебя нет никаких тайн от Роберта. Я угадала?

— Вообще говоря, да. Я привыкла рассказывать ему все… только он почти никогда не слушает. О господи, значит, тебе не нравится заниматься любовью! А мужчины, конечно, всякий раз бесятся, да?

— Иногда. А иногда говорят, что это, дескать, не так уж важно. Но потом все равно начинаются дурацкие расспросы… выдвигаются не менее идиотские объяснения, и все такое. В конце концов, наступает такой момент, когда у меня лопается терпение. И я указываю ему на дверь. Или он сбегает сам. А иногда следует предложение руки и сердца — просто ради того, чтобы доказать, что любовь может все. Только я знаю, что на самом деле это не так.

— Но тогда для чего ты в таком случае ложишься с ними в постель?

— Потому что я оптимистка. Так сказать, живу надеждой.

— Но неужели ты действительно никогда никого не любила?!

— Не совсем так. Я искренне привязана к Питеру… беда только в том, что сам он предпочитает мужчин, так что это не считается. А что касается любви… да, бывает, конечно, что я влюбляюсь — на пару дней, иногда даже на неделю или две, в общем, ненадолго. И не важно, насколько сильно я увлечена, — все равно все кончается одним и тем же. Меня просто трясет от бешенства, когда мужчина начинает настаивать на каких-то своих «правах».

— Понятно… Значит, пока длится прелюдия, все нормально? Поцелуи и все такое тебя не раздражает? Иначе говоря, ты становишься на дыбы, только когда дело у вас доходит до постели? Или мужчины оскорбляют твое эстетическое чувство? Ты ведь просто помешана на прекрасном… и всегда была, даже в детстве. Ты так и не рассказала, что же все-таки было между тобой и Чарльзом?

— Что было? Да ничего не было. Пообедали, и все.

— Разве он тебе не нравится?

— Да нет… нравится, конечно. Если честно, даже больше, чем хотелось бы. Просто… как бы это сказать… не доверяю я ему, и все.

— Ох, жаль, не увижу финала всей этой истории! Так и представляю себе, как он, сжав тебя в объятиях, властно впивается в твои губы… Проклятие, кажется, меня опять занесло! Нет, ну, какая несправедливость, в самом деле?! Почему все самое интересное всегда достается тебе?!

— Потому, что у тебя и так уже есть все, что нужно для счастья любой нормальной женщине. Дети, муж, к которому ты до сих пор питаешь искреннее чувство. Давай вернемся к такому прозаическому вопросу, как чай. Одно я знаю совершенно точно — я готова просто расцеловать Чарльза за эту кулинарную книгу. Итак, посмотрим, что там у нас есть? Как насчет оладушков? Или вот…

Разговор сам собой свернул на день рождения Элли. И тут, спохватившись, я высказала идею, которая пришла мне в голову в лодочном сарае — а что, если привести его в приличный вид и отдать в полное распоряжение Элли?

— Одно меня тревожит… не хотелось бы, чтобы девочка оставалась одна в лесу, да еще когда где-то поблизости бродит Джордж Прайк. Мне кажется, этот тип порой бывает просто опасен. Да и что удивительного, когда он сидит в оранжерее и часами разглядывает порнуху? Мало ли что…

Блинчики имели головокружительный успех. Элли, набив полный рот, принялась объяснять, что на обед осталась без пудинга — дескать, он был с яблоками, да еще нечищеными — так что Мин, сжалившись, разрешила ей съесть сразу два блинчика. Всем остальным досталось по три — кроме меня, поскольку я и так с трудом могла дышать после сытного обеда. Роберт вернулся домой усталый, но блинчики, казалось, вернули его к жизни. Развеселившись, он даже изобразил в лицах, как их директор во время ежегодного бала, выпив больше положенного, отчаянно отплясывает с выпускницами.

— Над чем это вы так хохочете? — поинтересовалась Мин, спустившись на кухню как раз в тот момент, когда Роберт, довольно смеясь, опустился на стул. Ей пришлось подойти к телефону. — Между прочим, я бы сейчас тоже с удовольствием посмеялась. Ох, звонила Уинифрид Экклс — напоминала о весенней благотворительной распродаже. Обычно ее устраивают в начале февраля. Честно говоря, так и не поняла, чем весенняя распродажа отличается от зимней. Естественно, я все забыла.