— Да, но наш брак не увенчался супружескими отношениями.

Она продолжала смотреть на него своими огромными наивными глазами.

— Это означает, Кассия, что мы не были вместе в супружеской постели. — Де Моретон с удовольствием наблюдал, как румянец медленно заливает ее бледные щеки. — И поэтому мы не можем стать настоящими мужем и женой, пока этого не случится.

Ее розовый язычок облизал нижнюю губу, а глаза продолжали смотреть на него в замешательстве.

— Вы девственница?

— Ни один мужчина не прикасался ко мне, милорд.

Ему снова захотелось рассмеяться, потому что в ее словах, хотя и произнесенных не совсем уверенным тоном, звучала вызывающая гордость. Грэлэм никогда и не сомневался в том, что его жена невинна; он намеренно задал этот вопрос, чтобы смутить ее.

— Хватит об этом. Слова рыцаря зазвучали теперь куда жестче. — Лучше скажите, почему ваш отец не сообщил мне, что вы живы?

— Мой отец любит меня, милорд. Он опасался сообщать о чуде, которое произошло, до моего полного выздоровления, чтобы это не повредило моему здоровью. А я даже и не знала о вашем существовании… если не считать моего сна.

— Какого сна?

Ее щеки снова окрасил легкий румянец.

— Я говорила отцу, что видела какого-то мужчину возле своей постели… Мужчину… с нежным голосом.

В жизни Грэлэма называли по-разному, но нежным — никогда.

— Продолжайте, — сказал он.

— Отец рассказал мне примерно две недели назад о вашем письме. Но это было еще не все, милорд. Мой кузен, Жоффрей де Лэси, каким-то образом проведал, что я все еще в Бельтере, а не отправилась с моим… мужем в Англию. Он убедил герцога Бретонского, что наш брак — просто уловка. И туг отец испугался, что герцог признает наш брак недействительным и выдаст меня за Жоффрея.

Грэлэм расслышал в ее голосе страх и отвращение.

— Что ж, — сказал он. — Я знаю о Жоффрее. Кассия подалась вперед и заговорила серьезным тоном:

— Вы должны понять, милорд, — у моего отца не было намерения вредить вам, человеку, которым он искренне восхищается. Просто не было времени сообщить обо мне, когда прибыл ваш гонец. Я сразу направилась в Корнуолл, а мой отец — к герцогу Бретонскому.

— Жоффрей опасен, хотя и трус. Но он не откажется от своих намерений.

— Знаю, милорд, но мой отец сказал, что вы отважный воин и защитите Бельтер, если Жоффрей решится на предательство.

— Вы хотите остаться в Вулфтоне и быть моей женой?

— О, конечно! — порывисто воскликнула Кассия, и в ее юном голосе прозвучали сила и решимость. — Если мой отец выбрал вас мне в мужья, милорд, я никогда не стану ему перечить. И еще, — добавила она, ставя точку в разговоре. — Бельтер не должен достаться Жоффрею.

Пожалуй, размышлял Грэлэм, эта девушка пойдет в пасть к дьяволу, если отец попросит ее об этом. Его беспокоило, что она смотрит на него глазами отца.

— Вы проехали по моей стране, Кассия. Это дикий и суровый край.

— Он напоминает мне Бретань, милорд. Правда, южное побережье не очень похоже на мою родину. Де Моретон кивнул и поднялся с постели.

— Отдыхайте и не покидайте этой комнаты. Отец Джоанны сообщил, что завтра они уезжают.

С минуту рыцарь помолчал, оглядывая жену.

— Вы должны есть побольше, чтобы не быть такой худой. У нас здесь сильные ветра — как бы вас не сдуло.

Кассия с улыбкой кивнула. Когда Грэлэм повернулся и отошел от нее, юная леди почувствовала смущение: она отняла у него спальню! Тем временем Грэлэм открыл сундук в ногах кровати и вытащил из него одеяло. Затем, не оглядываясь на девушку, он вышел из комнаты.

Впервые за все время Грэлэм де Моретон обрел для Кассии черты реального человека, мужчины, ставшего ее мужем, мужчины, которому отныне были подвластны ее жизнь и судьба. Кассия не ощущала страха — ведь его выбрал ей в мужья отец. Она скользнула под теплое одеяло и скоро уснула крепким сном.

Грэлэм плотнее завернулся в одеяло и прижался спиной к каменной стене. Еще недавно он выслал всю челядь из большого зала, чтобы наедине поговорить с герцогом, но теперь все вернулись, и ему пришлось проявлять осторожность, чтобы не наступить невзначай на кого-нибудь из храпящих слуг. Господин Вулфтона, подумал он, и губы его скривились в недоброй усмешке, спит на полу! И все из-за этой щупленькой девочки, почти ребенка, которая спала теперь в его постели и была его женой.

Лорд Грэлэм с северной башни смотрел, как свита Томаса де Морлэ исчезает в вихрях пыли за каменистым холмом, направляясь к деревушке Сент-Эгнис. К своему удивлению, отъезд Джоанны он воспринял почти с радостью, будто тяжкое бремя упало с его души. Рыцарь вспомнил, как Джоанна, садясь во внутреннем дворе замка на свою лошадь, объезженную для дамского седла, смотрела на него ледяным взглядом, а ее руки в перчатках судорожно сжимали хлыст для верховой езды.

— Желаю вам счастливого пути, миледи, — спокойно сказал он.

Джоанна вздрогнула от ярости и унижения. Эти чувства ясно были написаны на ее лице, когда она выплюнула полные яда слова:

— А я желаю вам отправиться в ад, лорд Грэлэм, вам и этой тощей шлюхе, которую вы называете своей женой!

Грэлэм решительно изгнал из своих мыслей образ Джоанны, хлопнул по сутулой спине Арнольфа, своего привратника, и стремительно направился назад, в большой зал. Было еще рано, но он ужасно проголодался и громогласно потребовал еды.

— Счастливое избавление, — вежливо заметил Гай, садясь напротив Грэлэма за огромный, грубо сколоченный стол.

Хозяин Вулфтона проглотил хрустящую горбушку и остатки эля.

— Может быть, и так, — ответил он, отирая рот тыльной стороной ладони, — если это означает сменить шило на мыло. Что одна женщина, что другая — все едино, — добавил он, пожимая плечами и все же не забывая об облегчении, которое испытал при отъезде неудачливой невесты. — В конце концов Джоанна подходила мне. У нее красивое тело. Хочешь, — чтобы я замолвил за тебя словечко, Гай, когда буду говорить с герцогом Корнуоллским? Может быть, из тебя получится подходящий муж для леди Джоанны?

— Тогда мне пришлось бы обратиться в бегство, — ответил Гай со смехом. — Вы говорите о жене как об одном из своих боевых коней, милорд. Но все-таки приручить женщину — это не то же, что обломать норовистую лошадь.

— Не обломать, а заставить слушаться, Гай.

Гай спокойно возразил:

— А что, если леди уже нежна, как теплый летний дождик?

— Хочешь сказать, без всякого лукавства? Я знал только одну женщину, верную, как мужчина, и она была так же нежна, как гадюка!

— Ах, вы говорите о леди Чандре де Вернон.

— Да, она первая среди женщин.

— Ваша жена, милорд, — внезапно сказал Гай, и направление его взгляда изменилось. Теперь он смотрел куда-то за левое плечо Грэлэма. Потом стремительно поднялся на ноги. — Доброе утро, миледи.

Де Моретон обернулся и увидел Кассию, стоящую у подножия лестницы. По правде говоря, он забыл о ней. Его жена нерешительно смотрела на него.

— Идите сюда, — позвал Грэлэм. — Мы прямо сейчас начнем вас откармливать.

При этих словах бледные щеки юной леди окрасились румянцем. Она грациозна, подумал Грэлэм, глядя, как Кассия приближается к нему. На ней было платье из мягкой голубой шерсти, подпоясанное в талии, что только подчеркивало ее хрупкость, короткие каштановые волосы блестели в утреннем свете, и на минуту Грэлэм представил, каковы они должны быть на ощупь. При этой мысли он нахмурился, потому что, когда девушка подошла ближе, стало заметно, какие у нее тонкие кости и как они выпирают из-под кожи. Рыцарь почувствовал внезапный приступ сожаления и вины, вспомнив, какой видел ее в Бельтере.

Кассия заметила, что ее муж хмурится, и пошла медленнее. Она видела, как углы рта сэра Гая приподнялись в сочувственной улыбке, крася его и без того привлекательное лицо, но ее глаза по-прежнему были прикованы к суровому лицу мужа.

— Милорд, — произнесла Кассия застенчиво и присела перед ним в глубоком реверансе.