— Прости, — ответила она, — мне показалось, ты был так увлечен беседой… Мне не хотелось тебя беспокоить.
Лорд Грэлэм ничего ей не ответил. При виде роскошного синего атласа глаза его загорелись; он подошел и погладил ткань рукой.
— Тебе очень пойдет это платье, ты будешь выглядеть в нем прелестно. Я говорил тебе, что эта ткань из Акры?
Он продолжал мять в руках и разглаживать ткань. Лицо его приняло задумчивое выражение. Внезапно Грэлэм отбросил ткань в сторону.
— Тебе нужно какое-нибудь украшение, чтобы носить с платьем. Я думаю, это вполне подойдет.
Из складок одежды он извлек какой-то предмет и бросил Кассии.
Она поймала подарок на лету и чуть тут же не выронила. Потом принялась разглядывать тяжелое золотое ожерелье, усеянное драгоценными камнями невероятной красоты.
— Оно прекрасно, — начала Кассия, подняв недоумевающий взгляд на мрачное лицо мужа. — Почему вы отдаете его мне, милорд?
— Вы всегда будете хитрить и лицедействовать, миледи? Думаю, вы узнали ожерелье. Должны были узнать. Оно вам причинило много неприятностей.
Кассия с трудом перевела дух и отбросила ожерелье, словно ядовитую змею.
— Так это и есть сокровище, которое Бланш отдала де Фортенберри? — спросила она, с отвращением глядя на затейливое переплетение узоров на ожерелье, лежавшем на ковре у ее ног. Камни будто подмигивали ей и ухмылялись.
— Откуда оно у тебя?
— Конюх нашел в темнице. Скорее всего твой друг в спешке обронил его.
Кассия подняла глаза на мужа.
— Да, — сказала она медленно. — Вероятно, так и было.
Грэлэм молча смотрел на нее. «Какой я дурак, — укорил он себя не в первый раз, — чувствую жалость при виде ее страданий».
— Ты смыла с себя вонь донжона? — брезгливо спросил он.
Кассия беспомощно кивнула.
— Иди в постель. Я слишком долго обходился без женщины.
Она не стала спорить, не пыталась его разжалобить, потому что знала: все будет напрасно. Медленно разделась, аккуратно сложила одежду. Потом, обнаженная, скользнула в постель и закрыла глаза.
Его руки прикоснулись к ее похолодевшему телу. Кассия ожидала, что муж быстро овладеет ею и с этим будет покончено. Но этого не случилось. Он не был требовательным и, найдя ее рот, принялся целовать его медленно и нежно, прикрывая ладонями ее груди, лаская соски большими пальцами. К своему ужасу, она почувствовала, как все ее тело встрепенулось навстречу этим ласкам. Он хорошо потрудился над ней, многому научил ее, слишком многому. Теперь ее естество не подчинялось разуму.
Грэлэм почувствовал, как ее руки обвились вокруг него, и мрачно улыбнулся в темноте, целуя ее в шею. Он умел возбудить строптивую жену, вызвать в ней ответную страсть. Он наблюдал за выражением ее лица, пока пальцы его нащупывали влажную нежную плоть между ее ногами. Она тихонько застонала и вся изогнулась. Он ласкал ее тело, не оставляя без внимания ни одного дюйма. Приподняв подрагивающие бедра и поцеловав ее, он снова заглянул ей в лицо.
Грэлэм видел нарастающую страсть в ее глазах, и еще в них было что-то похожее на боль, на отчаяние. Он прижался лицом к ее телу и, лаская ее губами, подводил ее все ближе к пику наслаждения. Кассия вскрикнула, отчаянно забилась, голова ее откинулась на подушку.
Но Грэлэм не позволил ее наслаждению достигнуть предела. Внезапно схватив жену, он через мгновение оказался лежащим на ней сверху и овладел ею. Держа ее лицо между ладонями и не выпуская его, он заставил ее смотреть себе в глаза.
— Скажи мне правду, Кассия. Скажи мне, и я прощу тебя.
Ее тело вмиг окаменело, и она замерла — наслаждения больше не было, будто она никогда его и не чувствовала.
— Скажи мне, — продолжал де Моретон грубо и резко, голос его звучал в одном ритме с движениями его плоти в ее теле.
— Я сказала тебе правду! — выкрикнула Кассия в отчаянии.
Он заполнил ее всю, стараясь стать частью ее и сделать ее частью себя, и в этот момент она ненавидела и себя, и его.
Кассия лежала холодная, как кусок мрамора, не двигаясь, стараясь терпеть молча. Она будто существовала отдельно и независимо от беспомощной женщины, томившейся под этим мужчиной.
Грэлэм по привычке хотел выругаться, но слова его будто застряли в горле, он поперхнулся ими в то время, как семя его изверглось глубоко в ее лоно. Он тотчас же отодвинулся от нее и теперь, задыхаясь, лежал, перевернувшись на спину.
— Вижу, — сказал он, — твоя любовь недолговечна.
— Да, — прошептала она, — так и есть. Как может любовь пережить жестокость и недоверие?
Он наконец чуть слышно чертыхнулся.
Кассия с трудом, едва держась на ногах, поднялась с постели, подошла к миске с водой и быстро вымылась. Она знала, что муж наблюдает за ней, но не стыдилась, будто его и не было. Осторожно легла она на краю постели, натянув одеяло до подбородка, но согреться не могла. Кассия вяло подумала, что этот холод идет откуда-то изнутри. Ей казалось, что теперь она не согреется до конца жизни.
Глава 26
— Через полторы недели коронация Эдуарда.
— Когда вы уезжаете, милорд? — спросила Кассия, доедая свежий горох с деревянной тарелки.
— Я, миледи? Разве ты не помнишь, что нас пригласили обоих? Неужели мое общество столь ненавистно тебе, что ты предпочла бы пропустить это волнующее событие?
Она с надеждой подняла на него печальные глаза. Грэлэм, наблюдая за женой, видел, как она облизала нижнюю губу розовым язычком. Мысленно он проклинал себя за то, что желал ее, желал даже сейчас, когда она сидела вот так рядом в зале, полном людей, и ничего не мог с собой поделать!
— Я должна ехать с вами, милорд?
— Слишком большой риск оставить тебя здесь, миледи, — процедил лорд Грэлэм сквозь зубы, стараясь утихомирить свой порыв, погасить желание. Он заметил, как глаза жены блеснули гневом, и добавил лениво: — Ешь побольше, Кассия, а иначе я не дождусь от Эдуарда ничего, кроме сострадания, когда он увидит, что я женат на какой-то тщедушной и жалкой девчушке.
Рыцарь продолжал с интересом наблюдать за женой и заметил, как ее рука сжала ножку кубка.
— Не стесняйся, — поддразнил он ее чуть слышно, — выплесни вино мне в лицо. Это по крайней мере даст мне возможность насладиться местью.
Рука ее отпустила кубок, будто она обожглась об него. Де Моретон рассмеялся жестоким, грубым смехом.
— Не имеет значения, Кассия. Совокупление с тобой не приносит мне почти никакого удовольствия. Если будешь и дальше продолжать так же, скоро станешь похожей на мальчишку. И тогда, возможно, я стану мужеложцем.
Кассия стиснула зубы с такой силой, что у нее заболели челюсти.
— Ну что? — Грэлэм продолжал дразнить ее. — Даже не пытаешься вздернуть свой подбородочек?
Кассия взяла кусочек свинины на ребрышке, поднесла ко рту и принялась не спеша обгладывать мясо. Она услышала, как муж судорожно втянул воздух, и позволила себе слизнуть с кости подливу; потом захватила кость зубами, откусывая нежное мясо.
Когда-то, как теперь ей казалось, давным-давно он научил ее доставлять ему наслаждение. Он смеялся над ней, дразнил ее, потешался над ее неуклюжими усилиями, пока она не начинала стонать от страсти, и снова смеялся, видя ее экстаз. Кассия заметила, как взгляд мужа задержался на ее губах, и на мгновение ощутила сладость отмщения. Вынув кость изо рта, она небрежно бросила ее на свою тарелку. И вздернула подбородок.
— Сука, — прошептал он.
Потом стремительно поднялся из-за стола и вышел из зала.
Начинался дождь, и Кассия была почти готова окликнуть его.
«Какая же ты неисправимая дура, — выбранила она себя, — беспокоиться оттого, что этот скот может подхватить простуду!»
Грэлэм торопливо поднимался по лестнице на стену. Наконец он остановился и оперся спиной о холодный жесткий камень. Глядя на море, рыцарь понял, что ни осколок луны, ни белая пена на гребнях волн не скажут ему ничего нового. Теплый дождь омыл его лицо. По крайней мере, пошутил он про себя, влага охлаждает страсти.