— Еще одна женщина с царственными замашками, — сказал он, довольно рассмеявшись, — и эта мегера ни с кем не сравнится!
— Убьешь англичанина и наживешь врагов, а Бельтер тебе не видать как своих ушей! — бушевала Фелис. — Неужели ты так хочешь жениться на своей кузине? Она придет к тебе без приданого, дурак! Подумай о собственном благе, Жоффрей! Англичанин — могущественный человек! За его жизнь ты положишь свою.
Жоффрей бессильно и беспомощно смотрел на мать.
— Он заслуживает смерти.
— Болван, — презрительно ответствовала Фелис. — Лучше послушай меня, Жоффрей. Когда я узнала, что Морис женился на Мари де Шамфрэ из Нормандии, я изменила планы. Я нашла тебе прелестную девушку, мой мальчик, и она принесет нам в приданое прекрасные земли. Оставь англичанина и его худосочную жену в покое.
— Как имя девушки?
— Ее зовут леди Джоанна. Она англичанка, дочь графа Лестера, и как раз созрела как плод. Ее пора сорвать. Я обратилась к своему доброму другу Орланду де Марстону, чтобы он замолвил за нас словечко. Ее отец даст тебе в приданое за своей дочерью прекрасные земли в Нормандии. Тебе придется отправиться в Лондон познакомиться со своей нареченной. И это произойдет скоро, Жоффрей.
Из груди Жоффрея вырвался тяжкий вздох:
— Ладно, мама, — сдался он наконец. Фелис кивнула, будто и не ждала иного.
— А теперь мне доставит огромное удовольствие сообщить лорду Грэлэму, что мы, что ты… выиграл.
Она доехала до конца тропинки, с силой натягивая поводья своей кобылы.
— Милорд Грэлэм, — позвала она.
— Леди Фелис, — приветствовал ее Грэлэм: — Вы приехали забрать домой своего щенка?
— Не слишком-то веселитесь, милорд, — провещала Фелис холодно, — я не хочу, чтобы мой сын рисковал своей… своим здоровьем из-за этой… девицы. Для него открываются более заманчивые возможности: скоро он женится на леди Джоанне, дочери графа Лестера! Она принесет ему большое богатство, а о красоте ее ходят легенды! Берите свою жалкую жену и уезжайте из Бретани!
Фелис круто повернула свою кобылу и поехала к сыну.
Грэлэм бросил взгляд на жену. Кассия изо всех сил сдерживала смех, но ей это не удавалось. И тут Грэлэм сам разразился громовым хохотом. Его смех не мог заглушить даже хохот его людей.
— Нет, это слишком! — задыхалась от смеха Кассия.
— Джоанна и Жоффрей!
— Не так, милорд: Джоанна, Жоффрей и Фелис!
— О Боже мой! Это достойная судьба для твоего кузена, моя любовь. Пусть получает свою драгоценную Джоанну!
— Нам следует, — сказала Кассия чопорно, — послать свадебный подарок моему кузену и его невесте.
— Да, — задумчиво ответил Грэлэм, прижимая ее к груди. — Думаю, подойдут хлыст и пара оков. Я готов биться об заклад, что Джоанна победит.
Услышав топот копыт, Кассия подняла голову, Жоффрей и его люди уезжали.
— А теперь, милорд, я хочу получше осмотреть твою руку.
— А я, миледи, хочу выдрать тебя после того, как ты ее посмотришь получше.
Грэлэм привлек ее к себе, и рука его ласкающим движением погладила ее пленительные бедра.
— Может быть, я все-таки сделаю это лет через пятьдесят, — сказал он, целуя жену.
Эпилог
Грэлэм осторожно, стараясь не производить шума, открыл ставни и вдохнул бодрящий, свежий воздух раннего лета. Прошло уже полтора года, полтора года с тех пор, как он и Кассия возвратились в Вулфтон. И теперь у него был сын. Де Моретон полуобернулся, и улыбка тронула его губы. Взгляду его предстала Кассия, кормящая грудью их сына Гарри. Теперь ее волосы отросли много длиннее прежнего и струились мягкими локонами по плечам. Цвет золота, меди и бурых листьев, подумал он, цвет осени.
Рыцарь покачал головой, вспоминая свои недавние тревогу и опасения, что она умрет родами. Потом сказал вслух:
— Подумать только, всего четыре часа, миледи, и ты подарила мне вопящего сына. Наверняка в тебе есть капелька крестьянской крови.
Кассия подняла на него глаза, блеснувшие озорной усмешкой.
— Ты же хотел, милорд, племенную кобылу, а теперь жалуешься, что я оказалась недостаточно изнеженной!
Она еще и теперь с трудом могла поверить, что та боль кончилась так быстро. Даже память о ней почти изгладилась. Кассия прижимала к себе сына, чувствуя, как силы возвращаются к ней, и ей хотелось кричать от счастья и радости так, чтобы было слышно на весь Вулфтон.
— Он красивый, правда, Грэлэм?
— Да, и, когда повзрослеет, будет соперничать мощью со своим отцом.
Грэлэм с минуту задумчиво смотрел на сына.
— Не могу сказать, чтобы наш малыш унаследовал хоть одну черту от своей нежной матери. Даже волосы у него будут как все грехи Сатаны.
Кассия улыбнулась, прикладывая Гарри ко второй груди, а Грэлэм снова погрузился в мучительные воспоминания.
— Ты меня напугала не на шутку, — наконец сказал он, приближаясь к постели, и в голосе его внезапно появилась хрипота. — Я уже был близок к тому, чтобы поклясться, что никогда больше не прикоснусь к тебе снова, если ты выживешь. Но как раз, когда я готов был принести клятву вечного целибата, ты мне улыбнулась и попросила меня взглянуть на чудо, которое сотворила.
— Интересно, — размышляла Кассия вслух, — что было бы, если бы тебе пришлось сдержать клятву. Но этой тайны нам никогда не узнать.
Она прижала к себе Гарри, смотревшего на нее затуманенными глазками, и рассмеялась.
— Он чудо, правда, Грэлэм? Из него вырастет великий и могущественный человек, такой же, как его отец.
— Будем надеяться, что он сможет защитить сестер, которые у него родятся в следующие несколько лет.
Кассия только улыбнулась. Она отняла от груди уснувшего сына. Грэлэм взял его, осторожно держа на сгибе локтя.
— Не могу поверить, что когда-то был таким же маленьким и уязвимым.
— И так же зависел от женской заботы.
— О, в это-то я как раз могу поверить. Этот урок я получил достаточно поздно от одной маленькой упрямицы.
Он перевел глаза со сморщенного личика сына на жену.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Кассия?
— Да, — ответила она, лениво потягиваясь, — но как жаль, что он так похож на тебя. Мне кажется это несправедливым, раз мне пришлось проделать большую часть работы.
— Возможно, что его глаза будут светло-карими, орехового цвета и плутоватыми.
— Ха! Нет уж, пусть они будут черными. Но, может быть, у него хотя бы будут ямочки на щеках. Мне хочется на это надеяться.
Грэлэм широко улыбнулся жене и осторожно опустил сына в колыбель. Потом легонько провел пальцем по гладкой щечке ребенка, чувствуя, как в груди его ширится гордость. И в эту минуту он молча принес клятву, что сын его никогда не узнает грубости и жестокости, выпавших на его долю. Сидя на постели рядом с Кассией, он казался необычно серьезным.
— Ладно, милорд, — в голосе Кассии все еще звенел смех, — у него не будет ямочек. Я пошутила. Мне вовсе не хотелось тебя расстраивать.
— Да пусть будут где угодно, хоть на заднице, — сказал Грэлэм добродушно. — Он вырастет сильным мужчиной, Кассия, но я научу его питать почтение к женщинам: он будет знать, что его долг — защищать их.
— Лучшего учителя и желать не приходится, милорд.
Грэлэм тряхнул головой и тоже улыбнулся.
— Кажется, я становлюсь не в меру серьезным, моя любовь, а мне хотелось рассмешить тебя. Мы получили послание от твоего отца.
Глаза Кассии блеснули:
— Должно быть, в нем есть что-то забавное?
— Да. Там речь идет не только о Мари и детях, но и о Жоффрее.
Он улыбнулся еще шире, и Кассия хлопнула его по плечу.
— Скажи мне, Грэлэм! Что случилось?
— Похоже, что твоя тетка Фелис и Джоанна заключили нечто вроде альянса против Жоффрея. Жоффрей женился всего три месяца назад и уже бежал в Париж, чтобы избавиться от них.
Веселый смех Кассии заполнил всю комнату.
— Мне жаль его. Бедный Жоффрей!
— Но прежде чем уехать, он сделал Джоанне ребенка. По крайней мере сделал хоть что-то приятное для своей матери.