— Теперь ты владычица желаний мужчины, — поддразнил он жену, — ведь я в отличие от тебя не могу скрывать своих сокровищ.

Грэлэм ласково исследовал потаенные уголки ее тела, пока не нащупал податливую плоть.

— Вот средоточие наслаждения, маленькое сокровище несравненной красоты и очарования.

Рыцарь услышал вздох Кассии и снова прильнул поцелуем к ее рту, в то время как его пальцы продолжали ритмично гладить и ласкать ее.

— Это тебе приятно? — спросил Грэлэм, не отрываясь от ее губ.

Кассия не могла ответить. Ее рот был прижат к его дразнящим и ласкающим губам; единственный звук, который он расслышал в ответ, был хриплый стон его жены.

— Я чувствую себя так странно, — задыхаясь, прошептала она наконец.

Кассия еще крепче охватила пальцами его плоть. Грэлэм хотел, чтобы пальцы жены действовали мягче, и почувствовал ее разочарование оттого, что его пальцы перестали ласкать ее.

— Теперь я хочу посмотреть на тебя, дорогая. — Он приподнялся, раздвигая ее бедра. — Открой глаза и посмотри на меня. Жена и муж не могут стыдиться друг друга.

Грэлэм дотронулся до Кассии кончиком пальца и увидел, как она изогнулась. Медленно раздвинув ее бедра, он был изумлен ее дразнящей чувственностью. Ее женская плоть выглядела нежно-розовой и была влажной, что говорило о нарастающем желании. Грэлэм склонил к ней голову и коснулся губами этих сокровенных глубин. В этот миг Кассия рванулась с криком величайшего изумления и чуть не свалилась с постели.

— О нет! — закричала она. — Милорд, вы не должны этого делать. Пожалуйста!

Она беспомощно прижала ладони к плечам мужа, пытаясь его оттолкнуть.

— Тише, Кассия, не лишай мужчину удовольствия.

— Но право же, вы не должны…

Грэлэм рассмеялся, и от его теплого дыхания она поежилась, как от щекотки. Он продолжал изучать ее, прикасаясь лицом к внутренней поверхности ее бедер, стараясь понять, что доставляет ей наслаждение, но она была не в силах расслабиться, потому что ее изумление и смущение были слишком велики. Грэлэм вздохнул, понимая, что у него нет надежды на то, что Кассия, как спелая слива, упадет ему прямо в рот. Некоторое время он просто лежал рядом, держа ее в объятиях. Потом начал крепко целовать, продолжая ласкать и гладить ее руками, и почувствовал, как напряжение ее постепенно ослабевает — она теперь робко и застенчиво отвечала на его поцелуи.

— Кассия. Посмотри на меня.

Она сжала его руку, лежавшую у нее на животе.

— Теперь твое тело расслабилось и готово принять меня. Кассия почувствовала, как его палец скользнул глубоко внутрь ее тела. Она с трудом перевела дух при этом вторжении и попыталась отстраниться.

— Нет, малышка.

Она была такой маленькой, такой нежной, и теперь ее нежная плоть растягивалась под давлением его пальца, проникавшего все глубже, пока он не почувствовал преграду, барьер ее девственности. Грэлэм осторожно ощупал его, но барьер этот выдержал натиск. Рыцарь мысленно выругался. Кассия снова сжалась и казалась испуганной, и ему ничего не оставалось делать, кроме как овладеть ею. Медленно он приподнялся и, оказавшись над ней и разведя ее бедра, начал входить в нее.

Глаза жены теперь смотрели ему в лицо. Она пыталась заставить себя лежать спокойно, но ей трудно было сдерживаться, потому что давление внутри ее тела все нарастало и она чувствовала, как ее собственная плоть болезненно растягивается. Она задыхалась, пытаясь отстраниться от этой боли, изогнуться так, чтобы больше ее не чувствовать. Грэлэм, в свою очередь, старался не двигаться внутри ее и не давить на нее тяжестью своего тела.

— Жена, — сказал он нежно, — лежи спокойно.

Кассия заморгала, и он услышал ее шепот:

— Мне больно.

Он не мог больше сдерживать своих чувств и продвинулся чуть дальше, ощутив теперь преграду. И снова она сжалась и оцепенела. Грэлэм стиснул зубы, стараясь обуздать себя и не нырнуть в манящую сладостную глубину. Теперь он лежал совершенно неподвижно, надеясь, что она привыкнет ощущать его внутри своего тела. Он попытался одолеть преграду, но барьер ее девственности оставался столь же прочным и неподатливым, как щит амазонки.

— Сладкая моя, мне придется причинить тебе кратковременную боль. Обними меня крепче.

Грэлэм опустил глаза на лицо жены и увидел, что оно сморщилось от боли. Глаза ее были крепко закрыты, а по щекам медленно катились слезы.

Он не мог понять, почему так поступает, так как никогда прежде не пожертвовал бы собственным наслаждением, и тем не менее отстранился от нее. Почувствовав трепет ее тела, Грэлэм крепко прижал жену к себе.

Кассия обхватила его руками и теперь горько плакала, положив головку ему на плечо. Грэлэм гладил и успокаивал ее, пока она не расслабилась и не затихла.

— Все было не так уж плохо, — прошептала Кассия, слегка отодвигаясь, чтобы видеть его лицо. — Мне жаль, что я такая трусиха. Право, милорд, вы не причинили мне сильной боли.

Ему хотелось одновременно и рассмеяться, и грязно выругаться. Вместо этого Грэлэм принялся целовать жену и целовал до тех пор, пока она не задохнулась. «По крайней мере, — думал он, — теперь дело пойдет легче — я проложил себе путь».

Пока Кассия лежала, прижавшись к нему и постепенно засыпая, а ее дыхание восстанавливалось и становилось ровным, рыцарь смотрел в темноту, проклиная себя за глупость. Он должен был довести дело до конца. Прежде женские слезы никогда не трогали его до такой степени и не приводили к столь плачевным последствиям. Девственность жены для мужчины всегда считалась предметом гордости, и все же он предпочел бы, чтобы на этот раз преграды не существовало — это избавило бы ее от боли. Де Моретон помрачнел и нахмурился. В конце концов Кассия была не более чем женщиной, а значит, его собственностью, существом, целью жизни которого должно было стать желание доставлять ему наслаждение и рожать сыновей да присматривать за его домом. Но как бы он ни бранил себя за слабость, он не мог сбросить со счетов боль, которую причинял ей. Маленькая невежественная девчонка, думал Грэлэм. Она даже не поняла, что все еще оставалась девственницей.

Как она горда собой, думал Грэлэм, наблюдая за женой на следующее утро за завтраком. Она жевала кусочек свежего теплого хлеба. Внезапно его осенило: Кассия, вероятно, считает, что стала женщиной, и ей приятно, что она достигла этого нового для нее состояния. Теперь она держалась увереннее, поддразнивала управляющего Блаунта, будто знала его всю жизнь. А старый дурак расплылся в улыбке, словно она одарила его величайшими перлами мудрости, какие только возможно представить.

Черт возьми, выругался де Моретон про себя. Как сказать ей, что ее невинность осталась нетронутой? Рыцарь вздохнул. Ему не хотелось огорчить свою юную жену, но он не мог допустить, чтобы все шло и дальше, как до сих пор. Конечно, его вина заключалась в том, что он не стал причинять ей лишнюю боль и пощадил ее. Поднявшись, Грэлэм отрывисто произнес:

— Кассия, я хочу покататься верхом. Ты поедешь со мной. Она робко встретила его взгляд, но в глубине ее глаз он заметил многозначительный блеск, и от этого ему снова захотелось рассмеяться и выбраниться одновременно, распечь ее за столь нелепое и смешное невежество.

— Для меня это будет радостью, милорд, — сказала она нежно, и Грэлэм заметил на ее щеках две шаловливые ямочки.

Ровно через час Кассия с торжествующей улыбкой на губах появилась в конюшне, чтобы присоединиться к мужу. Пусть Бланш, пытавшаяся напугать меня, видит, что ей это не удалось, думала юная леди, невольно расправляя плечи. Она не собиралась ничего говорить Бланш, но при виде свояченицы мужа, отдающей распоряжения слугам, вся ее шерстка встала дыбом. Теперь, решила Кассия, когда она стала госпожой Вулфтона, управлять им — ее обязанность.

И она спокойно сказала Элис, женщине средних лет, по виду разумной и пользовавшейся уважением других слуг:

— Я хочу осмотреть ткацкие станки после того, как вернусь с прогулки. Думаю, нам всем нужна одежда…