— Вы здоровы, миледи? — спросил Грэлэм, не отрывая глаз от локонов, ласкавших ее маленькие ушки.

— Да, милорд, вполне. — Она кивнула сэру Гаю и еще полудюжине вооруженных мужчин, сидевших за другим столом и взиравших на нее с явным любопытством. Среди них она не заметила ни Стефана, ни других людей своего отца.

— А где Стефан, милорд?

— Он уже поел, миледи, — ответил сэр Гай, — и сейчас занимается тем, что готовит припасы для себя и своих людей на обратный путь в Бретань.

— Он… он собирается отбыть так скоро? Юная леди обратила на мужа вопрошающий взгляд своих огромных глаз.

— Я сообщу ему, когда настанет время отправляться в путь, — ответил Грэлэм.

Он поднялся, и от одного этого его движения решимость Кассии не трусить и не тушеваться вдруг куда-то пропала. Она молчаливо укоряла себя, уговаривала, что это глупо. Но он был таким огромным, таким суровым, что девушка почувствовала, как мысли ее в смятении разбегаются.

— А теперь поешьте, — обратился Грэлэм к жене. — Я должен позаботиться о герцоге Корнуоллском. Он собирается уехать сегодня. Гай, отправляйся с людьми на стрельбище. Со всеми этими празднествами они обленились и разжирели.

Рыцарь вышел из зала, не обернувшись и оставив Кассию на милость всех этих незнакомцев. Гай не хотел покидать оробевшую юную леди, но у него не было выбора. Он сделал знак своим людям, снова улыбнулся Кассии и тоже покинул зал.

Кассия скользнула на стул, стоявший рядом со стулом ее мужа. Она посмотрела на черствый хлеб и бледный незрелый сыр, и ее передернуло.

— Эта пища вам не подходит, миледи?

Кассия сжалась, услышав едва скрытую насмешку в голосе служанки, которая была так же молода, как и она, и довольно хороша собой — настолько же полненькая и округлая, насколько Кассия — тонкая и стройная. Волосы девушки были густыми и длинными и волнами струились по спине.

— Как твое имя? — спросила Кассия спокойно.

— Нэн, миледи.

Внезапно юной леди припомнилась служанка, остававшаяся в Бельтере не более трех дней. Она дерзила Кассии, вообразив, что двенадцатилетняя девчушка слишком молода, чтобы дать ей отпор. Теперь Кассия улыбнулась этим воспоминаниям.

— Нэн, — сказала она, продолжая улыбаться, — я хотела бы стакан молока и три ломтика свежего хлеба. Что касается этого сыра, то ты можешь съесть его сама или скормить свиньям.

Нэн с изумлением воззрилась на маленькую выскочку. Она нежно улыбнулась в ответ, но в тоне новой хозяйки прозвучал приказ, и это напугало Нэн.

— У вас ведь есть коровы, которых надо подоить или нет?

— Есть, — ответила Нэн, щуря глаза, — но хлеба больше нет и не будет до полудня.

— Принеси молоко, а за выпечкой хлеба я присмотрю сама.

Кассия кивнула служанке, показывая, что отпускает ее, и при этом молча моля Бога, чтобы та исполнила приказание. К облегчению юной леди, девушка, бросив на нее ненавидящий взгляд, выбежала из комнаты. Кассия заставила себя съесть холодный хлеб, оставленный мужем, одновременно стараясь разглядеть все вокруг себя. Она заметила по крайней мере дюжину служанок, затаившихся по углам зала, — всем им хотелось посмотреть на нее. Наметанный взгляд хорошей хозяйки отметил, что камыш был набросан на пол кое-как и не вполне прикрывал каменный пол. Он не был грязным, и запах гниения не оскорблял ее обоняния — видимо, камыш обновили по случаю приезда гостей, собравшихся на свадьбу. Но камышовая подстилка выглядела тусклой и здесь не было сладко пахнущих трав. Кассия провела рукой по столу. Он был плохо отполирован, стар и побит, и это был стол хозяина замка! Она только покачала головой. Деревянные балки вверху почернели с годами от дыма и сажи, и от этого зал казался еще темнее и мрачнее, чем был на самом деле. К тому же в нем было сыро и холодно. Возле ее стола стояли два древних умывальника, которые не чистили, возможно, долгие годы. Кассии хотелось немедленно взяться за слуг и заставить их приняться за работу, но воспоминание о суровом лице мужа удерживало ее и сковывало язык. Господином здесь был он, лорд Грэлэм де Моретон. Пока он не дал ей разрешения присматривать за его домом, она проявит благоразумие и будет держать рот на замке. На мгновение Кассия закрыла глаза, все еще сомневаясь в том, что муж оставит ее здесь. Он может потребовать аннулировать их брак и отослать ее. Он сам накануне сказал ей об этом — ведь их брак не был в полном смысле слова браком. Кассия содрогнулась. Она видела, как спариваются животные, и понимала, что нечто похожее мужчины делают с женщинами. Но никогда в жизни ей не доводилось видеть обнаженного мужчину, и потому она не вполне ясно представляла, как осуществляется половой акт. «Но если это могут терпеть другие, — думала она, — то и я смогу». Кроме того, она ясно понимала, что должна пойти на эту жертву, чтобы Бельтер не достался Жоффрею.

Тут Кассия заметила Нэн, остановившуюся возле ее локтя, и вспыхнула, подумав, что девушка могла проникнуть в ее мысли, прочесть их в ее взгляде.

— Ваше молоко, миледи, — сказала Нэн. Она поставила кубок перед хозяйкой довольно неосторожно, и часть теплой жидкости расплескалась на стол.

Кассия почувствовала, как ее снова охватывает раздражение, ей захотелось дать пощечину дерзкой девчонке или ткнуть ее лицом в кучу навоза, которого, как она полагала, кругом было предостаточно. Однако ей не пришлось принимать столь трудное решение, потому что появился ее муж — и он уж знал, что делать! Хозяин замка шел в сопровождении старого мужчины со свирепым лицом, герцога Корнуоллского. Кассия повернулась, чтобы отослать Нэн, и тут заметила, как глаза девушки задержались на лорде Грэлэме, а на лице появилось выражение какого-то тайного интимного знания, будто он принадлежал ей. «Ах, — подумала Кассия, не испытывая, впрочем, никакой особой ревности, — вот почему эта служанка чувствует себя столь уверенно и ведет себя столь дерзко!» Она улыбнулась и присела в глубоком реверансе перед герцогом. Тем временем Грэлэм спокойно произнес:

— Милорд герцог, это леди Кассия, моя жена. Герцог почувствовал великое изумление при виде этого хрупкого маленького создания, стоявшего теперь перед ним. Огромные глаза юной Кассии де Моретон были прикованы к его лицу, и сама она отнюдь не напоминала наглого и грязного мальчишку-подростка, столь решительно проложившего путь в этот зал накануне. Она была прелестной девушкой; в ней чувствовались великая нежность, доброта… и какая-то неуверенность.

У герцога появилось желание защитить Кассию, удивившее его самого. Он был слишком стар, чтобы вести себя так по-дурацки, и все же не удержался и сказал самым нежным тоном:

— Лорд Грэлэм благословен в мужьях. Ему досталась прелестная жена, миледи. Позвольте мне приветствовать вас в Англии.

— Благодарю вас, милорд герцог, — ответила Кассия. — Даже в Бретани ваше имя известно, и там вас глубоко почитают. Мой отец говорил, что вам следовало бы стать королем Англии, потому что вы отважны, решительны и справедливы к своему народу.

Герцог рассмеялся.

— Данный вопрос находится в ведении Господа Бога, миледи, — шутливо ответил старик, и Грэлэм заметил, как он приосанился при этом. Герцог и сам не знал, понравилась ли ему ее откровенная лесть или рассердила.

— Мой отец говорит также, что наш король Людовик Святой[2] слишком отдавался служению Господу. Господь должен был дать ему свободу править своим народом.

— А вы как думаете, миледи?

— Я, милорд герцог? Я считаю, что в мире слишком много несчастий и несправедливостей, чтобы самому праведному из королей стоило посвящать себя исправлению всего этого.

— Ну, милорд, — сказал герцог Грэлэму, возможно, вашей жене удастся убедить Эдуарда вернуться в Англию и занять свой трон. Я вспомню о ваших словах, миледи, когда в следующий раз буду писать своему племяннику.

От этих любезностей герцога Кассия вспыхнула и сказала торопливо:

— У нас здесь только хлеб и сыр; да еще я могу предложить вам свежего молока.