Он считал, что выполнение решения о прекращении каких-либо личных отношений с Линн, было относительно простым делом.

Но сегодняшний день выявил тот факт, что ситуация была не так проста и имела скрытые пласты, углы и тайники.

Ему даже не хотелось знать, какое из возможных объяснений того, что могло или не могло происходить, является верным.

Он не был уверен, что у него есть выбор.

Он поднялся и прошел еще немного вперед, сознательно удаляясь от дома Линн.

Он думал о списке, который составил для Линн. Она оставила его на столе.

Он остановился и посмотрел на свое отражение в витрине магазина, торгующего футболками. «А что ты ожидал от нее?» — спросил он у отражения. Что после того, что на нее свалилось, она кивнет, схватит карандаш, склонится над списком и начнет анализировать и решать, кто же из ее ближайших друзей и родственников решил занять место ее мучителя?

Он заставил себя остаться на месте и продолжал смотреть на самого себя, пока формулировал следующий вопрос, тот, который мучил его весь этот день.

Неужели это она? Неужели она сама заняла место маньяка?

Может, ей было нужно внимание — друзей, сотрудников и семьи? Внимание полиции или его самого?

Может, это манера поведения, свойственная свихнувшейся знаменитости?

Может быть она настолько не в себе, что не осознает, что сама делает это?

Он еще долго стоял на этом месте, рассматривая свое бесстрастное лицо.

— Возьми небольшой отпуск, — сказала Вики Белински. — Хорошенечко отдохни.

Линн сжала телефонную трубку:

— И тогда?

— Тогда увидим.

Линн было не до игр в вежливость.

— Вики, произнеси это, пожалуйста. Я хочу знать, каковы намерения КТВ. Вы видите возможность проведения пробного показа в ближайшие два месяца? Или вы откладываете его на неопределенный срок?

Последовало молчание, затем из Калифорнии донесся вздох.

— На неопределенный.

В последующие дни Кара приходила на работу и выполняла свои обязанности, Линн делала то же самое, и этим их общение ограничивалось.

Линн старалась пройти через это, надев на себя маску общественного деятеля. Улыбка, пожатия рук. Берешь манеру поведения перед камерой и придерживаешься ее все время. Чтобы она помогла притворяться, что все в порядке.

Она не осмеливалась непритворяться. Не осмеливалась быть уязвимой.

Деннис вызвал ее для разговора, в котором чувствовался отзвук некоторых вопросов, брошенных ей в лицо Карой: не было ли у Линн каких-нибудь проблем с наркотиками? при чем здесь собака Кары? было ли это местью, направленной против нее иКары?

Только по ночам, в одиночестве, она могла опускаться до состояния подавленной, испуганной и всех подозревающей женщины, которая и была тем истинным человеком, скрывающимся под обличьем очаровательной и уверенной в себе телевизионной ведущей.

Она продолжала принимать транквилизаторы, купленные в аптеке, но старалась делать это как можно реже.

В пятницу она должна была пойти к зубному врачу. Она хотела отменить посещение, но потом передумала; она и так слишком долго откладывала этот визит.

Ощущение физического дискомфорта было своего рода облегчением. Телесная боль вытесняла все другие. И она знала, как с ней справиться, знала ее особенности и пределы.

Она должна была искать облегчение там, где это было возможно.

— Сегодня вечером он поболит, — сказал врач, когда закончил свою работу. Он был сострадательным человеком, который ненавидел причинять боль другим, и был склонен преувеличивать болевой порог своих пациентов. — Я дам вам несколько таблеток перкодана и выпишу рецепт, чтобы вы купили еще.

— Спасибо, не надо, — сказала Линн.

— Возьмите. Они вам понадобятся.

— Я специально наметила это посещение на пятницу, — сказала она, с трудом двигая одной половиной лица. — Мне не нужно выходить на работу до понедельника. К тому времени со мной все будет в порядке.

Доктор Гуриан покачал своей лысеющей головой:

— Сегодня вечером в восемь я собираюсь есть омаров в Велфлите. Я не собираюсь возвращаться раньше утра понедельника. Вы что, хотите испортить мне уик-энд, заставив меня беспокоиться о вашем состоянии?

Линн сказала:

— Вам не нужно беспокоиться.

— А я буду. Возьмите домой таблетки.

Доктор был прав. К тому времени, когда он вскрывал своего омара, Линн уже лежала на диване с пузырем, наполненным льдом. Никакого эффекта, кроме онемения челюсти, это не давало, да и то только тогда, когда она крепко, до боли, прижимала пузырь к щеке. Через некоторое время она бросила это занятие и приняла еще аспирин, помня о том, как однажды Майк заставил ее проглотить эти таблетки во время головной боли.

Как и запах хот-догов, кислый вкус вызывал немедленное воспоминание о нем.

Странно, что вещи так много значат для нас.

Она не знала, скучала ли она по Майку или тому ложному ощущению комфорта, когда есть человек, которому можно позвонить, если что-то случилось.

Но каждый раз, когда она думала о Майке, ей приходилось вспоминать о его списке. А это было так тяжело. Она пыталась мысленно просмотреть его и выделить в нем тех, кто мог получить удовольствие от ее боли, но тут же бросала это.

Единственно допустимой в этом списке она считала возможность существования на Третьем канале какого-нибудь психически неустойчивого человека, которого она едва знала, вымещающего на ней чувство обиды. В более мелких шоу встречалась масса таких случаев: какое-нибудь несчастное больное существо с вариантом сценария или навязчивой идеей, или козел отпущения.

Она постоянно думала о видео- и звукоинженерах, о тех, кто работал на съемочной площадке, о телефонных операторах, и гадала, кто мог подражать Грегу.

Или это мог быть кто-нибудь из департамента полиции. Множество полицейских имели доступ к необходимой информации.

Она позвонила Хелен Скольник, частному детективу, и оставила сообщение. Она думала о том, чтобы снова нанять охранников Стрикера, на этот раз за свой счет, чтобы они охраняли лично ее; но она не знала, насколько осмелится предать гласности творящийся с ней кошмар среди работавших на канале людей.

Аспирин не помогал.

Она подумала о перкодане, который лежал в ее кошельке.

Ее рот, действительно, очень болел.

Ей мог помочь сон, но она спала так беспокойно. Боль должна была превратить ночь в суровое испытание.

Перкодан мог принести расслабление и умерить боль, сделав нормальный сон более доступным для нее.

Она нашла кошелек, открыла одну из упаковок, запила две таблетки водой, а потом приняла еще одну.

В начале одиннадцатого, когда она собиралась лечь спать, а адская боль во рту слегка поутихла, позвонила Хелен Скольник.

— Извините за поздний звонок, но вы сказали, что это очень важно.

Линн рассказала ей о Ники.

— Но ведь этот человек мертв?

— Да. Полиция думает, что кто-то копирует его действия. — От боли и таблеток ее язык заплетался, и она говорила не очень разборчиво.

— Я не совсем хорошо разбираю то, что вы говорите.

— Я сегодня была у зубного врача.

— Не думаю, что могу вам чем-то помочь, — после небольшой паузы сказала Хелен. — Если полиция сделала все то, что могла бы сделать я, и ничего не обнаружила, мне по-прежнему нечего делать в вашем случае. Да и ситуация… довольно странная, если не сказать большего.

— Да. Поэтому мне так необходима помощь, — сказала Линн, отказываясь реагировать на еще один намек, что не только ситуация кажется странной.

Пэм зашла в офис Линн, чтобы забрать у Кары и Линн деньги на ленч.

Линн взяла свою сумочку, нашла там только два билета в один конец и вспомнила, что положила конверт с наличными, взятыми из банковского автомата, в дипломат. Она перегнулась через стол, чтобы дотянуться до дипломата, и опустила в него руку, стараясь достать конверт.