Он пошел по магазину, руководствуясь своим пониманием ее вкусов.

Он оказался в дальнем конце магазина, где один из столов был завален большими, выполненными со вкусом подарочными книгами. Его взгляд остановился на одной из них, с изображением замка на обложке. Он взял ее в руки. История королевской архитектуры.

Он пролистал ее. Большой объем, множество иллюстраций. Толстые, рассчитанные на внешний эффект страницы.

Это то, что нужно.

С мягким шуршанием включилась система оповещения. Голос сказал: «Вниманию покупателей. Сейчас семь часов тридцать минут. Магазин закроется через десять минут. Оплатите, пожалуйста, ваши покупки».

Он прошел к кассе, отстоял очередь и заплатил, снова с удовольствием вспомнив тот ужас, который испытала Линн в такой же очереди.

Он засунул пакет под мышку и вышел в медленно падавший снег.

Приближаясь к своему дому, он с удовольствием смотрел на видневшуюся в окне пальму в сверкающей тиаре из разноцветных лампочек. Это было восхитительное зрелище.

Его, конечно, нельзя было сравнить с тем подарком, который он приготовил на завтрашний день для Линн, но по-своему оно забавляло.

Он поднялся к себе в квартиру, по дороге отметив, что миссис Минот была дома. Готовила праздничный ужин.

Что-то из тунца. Мясная запеканка с овощами.

Он достал бумагу и завернул книгу. Из пакета выпал чек, и он с нежностью посмотрел на него, снова мысленно возвращаясь к тому, как Линн стояла перед кассой в «Крабтри и Эвелин».

Он находился меньше, чем в пятидесяти футах от места действия, наблюдая за тем, как она складывала выбранные ею покупки. Он немного отошел, чтобы слишком долго не стоять в одном месте, затем вернулся в самый подходящий момент: она выгружала все, что было у нее в корзине, на стойку кассира и протягивала ей свои кредитные карточки.

Кредитные карточки.

Третья и четвертая.

Сердце его учащенно билось при виде сценического совершенства происходящего. Не так утонченно, как отключение электричества в ее доме во время урагана, но удивительно зрелищно.

Он с удовольствием следил за жестами и поведением — ее, кассира, стоящих за ней в очереди покупателей. Невидимый глазу сигнал, поступивший другим кассирам, что что-то не в порядке, их внимание, сразу же переключившееся на Линн.

Ножницы. Половинки.

И лицо Линн, не скрывающее нахлынувших на нее чувств, которые сменялись одно за другим… апофеозом чего стал полный и безнадежный крах ее силы.

Именно этого он и добивался, чтобы сохранить в своей памяти и возвращаться к этому и наслаждаться снова и снова.

Он закончил уборку и посмотрел на часы. Сейчас он спустится вниз с подарком, очаровательно откажется от предложения миссис Минот выпить чая или шерри, или что она там еще думает аристократичным подавать в Сочельник, и отправится спать.

В город входил Санта Клаус.

Вестибюль дома Линн был по-рождественскому пуст.

Поднимаясь на свой этаж, Линн поставила сумку с подарками на коврик в лифте, старательно выбрав место, где не было пятен грязи от растаявшего снега. В сумке лежал новый шарф, книга про птиц, брошка плюс пакет с едой, которую Бубу заставил ее взять с собой: толстые куски ростбифа, соус из хрена, печеный лук и ватрушка с сыром.

На ее входной двери висел праздничный венок, такой же, как у соседей. Она задела его лицом, когда вставляла ключ в замочную скважину. Ей не терпелось избавиться от этой вещи, которую она заставила себя повесить сюда. Она собиралась сдернуть его спустя минуту после того, как наступит Новый год. Другого поступка она от себя не могла даже ожидать.

Удерживая в руках сумку, она толчком открыла дверь и вошла в квартиру…

…и сразу же поняла, что там что-то было не так.

В прихожей горел свет, который она всегда оставляла включенным. Вся остальная квартира была погружена в темноту.

Она замерла, не двигаясь никуда из прихожей и держась за дверную ручку. Она внимательно прислушалась, но не услышала ничего, кроме биения собственного сердца. Она осмотрелась, медленно поворачивая голову и пытаясь определить, что же могло вызвать в ней это чувство тревоги.

Ничего не было.

Продолжая держать дверь открытой, она проиграла в голове те моменты, которые предшествовали этому чувству беспокойства.

Поднялась на лифте. Вышла на своем этаже. Тяжелая сумка в руке, запах лука. Вставила ключ в замок, открыла дверь — обычный набор тихих звуков… или какие-то новые? Нет.

Что ей следует сделать сейчас? Выйти на улицу и вызвать полицию, и попросить кого-нибудь приехать и войти в квартиру вместе с ней?

Она постояла еще минуту. Из кухни доносилось гудение холодильника. За окном мелькали какие-то огни; цифры на световом табло видеомагнитофона переключились с 6:57 на 6:58.

Ничего необычного.

Она подперла дверь сумкой, чтобы та оставалась открытой, и подошла к выключателю на стене прихожей, где начиналась гостиная, и повернула его.

Света стало гораздо больше. Освещавший ее чистую квартиру свет был теплым, успокаивающим и дружелюбным.

Она с облегчением вздохнула, в последний раз осмотрела гостиную и прихожую, вернулась, занесла внутрь сумку и закрыла за собой дверь.

Она прошла на кухню, поставила сумку на стол и собралась сделать для собственного успокоения обход других комнат перед тем, как выложить еду, когда почувствовала, что руки у нее мокрые.

Она издала раздраженный звук. Должно быть, она была недостаточно аккуратной в лифте.

Она взяла посудное полотенце и начала вытирать сумку и поверхность стола.

Первое, что она заметила — это то, что влага была чистой, а не грязной. Второе она ощутила на ощупь: густая. Не водянистая. Желеобразная.

Она застыла.

Из спальни раздался какой-то звук, словно кто-то царапался и щелкал. Страх сковал ей ноги и горло.

Она бросила полотенце и побежала к входной двери; она дергала ручку, но пальцы соскальзывали. Теперь она заметила большие мокрые пятна на коврике, которые блестели на свету.

Сквозь свое собственное тяжелое дыхание она услышала еще один звук и заставила себя обернуться и посмотреть; то, что она увидела, снова сковало ее на мгновение.

Из спальни, шатаясь, вышел громадных размеров енот с трясущейся головой. За ним тянулся след пузырящейся слюны.

Всхлипывая от ужаса, она схватила ручку двумя руками, дернула на себя, выскочила и захлопнула за собой дверь.

Когда Майк влетел в вестибюль, двое полицейских в форме провожали наверх в квартиру служащих ветеринарного контроля.

— Где, черт побери, медики? Вас что еще не осмотрели?

— Нет, — сказала Линн. — Может мне…

— Что это у вас на лице? Неужели слюна…

— Это я. Это мое. Я плакала. Не надо! — закричала она, когда он потянулся к ее рукам. — Не трогайте меня! Она там!

—  Успокойтесь. — Он схватил ее руки в свои и осветил их карманным фонариком.

— Вы сошли с ума, — сказал она. Голос ее дрожал, угрожая пропасть совсем, словно огонь в лампе, стоящей на сильном ветру. — Теперь она на вас. — Она снова начала всхлипывать.

В вестибюле собралось несколько человек, привлеченных шумом.

— Все в порядке, — громко сказал им один из полицейских, входящий в этот момент в вестибюль вместе с человеком, который нес специальную защитную маску для головы и палку с петлей на конце. — Что-то залетело в квартиру, и мы это удаляем.

— Что что-то? — спросила женщина в обтягивающих джинсах и домашних шлепанцах, но ей никто не ответил.

— Я ничего здесь не вижу, — проворчал Майк. Он быстро осмотрелся. Все еще держа Линн за руку, он потянул ее в темную нишу, где висели почтовые ящики, и включил свет. При ярком освещении он склонился над ее руками, почти уткнувшись носом в ее ладонь. Он медленно освещал фонариком каждый участок ее кожи. Он вгляделся в каждую морщинку кожи и осмотрел все под ногтями.