Изящными пальцами женщина приподняла левый рукав. Первая камера дала крупным планом синеватое пятно на ее плече. Пятно было похоже на разноцветную плесень, присутствие которой казалось совершенно неуместным на чистой мерцающей коже.

— Это никогда не исчезает, — сказала женщина мягким голосом.

Линн Марчетт, стоявшая спиной к публике в центральном проходе, посмотрела на ближайший монитор.

— Не исчезает? — спросила Линн в микрофон, который держала в руке. — Это татуировка?

— Нет. Это — синяк.

— Но все синяки когда-либо проходят. А вы говорите, что этот остается всегда?

Женщина кивнула:

— Если мы ехали куда-то на машине и сбивались с дороги, мой муж бил меня в это место кулаком. Он делал это так часто, что в конце концов синяк перестал проходить.

Все гости, находящиеся на съемочной площадке, а это были в основном женщины, смотрели на нее с грустным пониманием. Линн спросила:

— А почему он хотел, чтобы вы указывали дорогу?

— Я не указывала дорогу.

— Он бил вас в любом случае.

— Да.

Никто из гостей не проявил ни малейшего удивления. Так как все они были жертвами жестокого обращения в браке, то каждодневные безумные поступки были им хорошо знакомы.

— Вы ничего не говорили и ничего не делали, но ваш муж все равно бил вас, когда не знал, куда ехать.

— Да, — сказала женщина.

— Срывал на вас свою злость. Точнее говоря, использовал вас как боксерскую грушу.

— Совершенно верно.

Качая головой, Линн повернулась к публике, чтобы выслушать вопросы. Она протянула микрофон негритянке лет тридцати.

— Я хотела бы спросить всех присутствующих дам, что же в конце концов заставило их обратиться за помощью?

Искусно усмиряя страсти среди гостей программы, Линн внимательно оглядывала сидящих в студии в поисках тех, кто мог задать следующие вопросы. Тот час, который она проводила перед шоу, знакомясь со всеми, кто пришел на передачу, помогал ей понять, каких вопросов от кого можно ждать. Эта способность отбирать наиболее многообещающие варианты, одновременно находя применение каждой мелочи, была несомненно бесценным талантом. Такой талант был у Опры, Фила и Салли Джесси. Ей оставалось только надеяться, что она обладает и другими качествами, присущими этим людям. Похоже, что руководство Третьего канала считало, что они у нее есть.

Иногда и самой Линн казалось, что это так.

Атлетически сложенный молодой блондин спросил о том, не могли ли некоторые женщины спровоцировать подобное отношение. Линн постаралась успокоить аудиторию, отреагировавшую на этот вопрос гулом возмущения. Она обратилась к участнице, которая одна в этом шуме сохраняла молчание. Это была пожилая седая дама, которая в этот момент откинула назад свои волосы, открыв тем самым лицо.

— Вы хотите нам что-то показать, Вера? Покажите, пожалуйста, Веру крупным планом.

Через секунду все мониторы показывали шрам шириной в дюйм, который пересекал лицо Веры от уха до середины лба.

— Как это произошло? — спросила Линн.

— Он бросился на меня со стамеской. И бил меня прямо по лицу.

Заметив знак, поданный ей режиссером, Линн повернулась к камере:

— Через минуту мы продолжим наш разговор с этими мужественными женщинами.

Линн пожимала руки участникам программы, покидавшим Зеленую комнату, и желала им всего хорошего. Несколько женщин крепко обняли ее на прощанье.

Чувства, которые Линн испытывала к тем, кого она приглашала в свои программы, были самыми разными. Ей нравилось вступать в полемику перед камерой с неряшливо одетыми домовладельцами, преступно обиравшими своих жильцов, но позже общение с ними вызывало у нее чувство отвращения. Когда же она сталкивалась с несчастными жертвами, ей хотелось отвезти их к себе домой и накормить гороховым супом.

Кара Миллет, продюсер Линн, похлопала ее по плечу, когда она прощалась с последней участницей передачи. Кара была пухленькой рыжеволосой женщиной и всегда носила яркие юбки в цыганском стиле.

— Великолепное шоу.

Линн обернулась:

— Спасибо.

— Ты не собираешься напомнить мне, как я сопротивлялась тому, чтобы эта тема, обсуждавшаяся не один раз, всплывала в очередной нашей программе?

Линн улыбнулась, встряхнув своими темными волнистыми волосами:

— Я знала, что права. У нас не так уж много программ о жестокости в семье. Люди смотрят их на одном дыхании, а затем с нетерпением ждут следующих.

— Все дело в том, как ты преподносишь тему. Ты не скрываешь того, что думаешь. Ты привлекаешь зрителей, потому что они верят, что твои гости и сама тема не становятся для тебя лишь способом добиться успеха.

Линн вытащила кусок пончика из мусора, валявшегося около кофейного автомата.

— Каждый, кто делает свою программу, заботится лишь о том, как бы его распрекрасный хвост не поблек, да перья не помялись. Вот — Джералдо, — сказала она, принимая экстравагантную позу, — со своими монашками-клептоманками. А вот — Салли…с шизофреничками-феминистками. Простые жизненные проблемы, которые кажутся слишком обыденными, превращаются в ничто и уступают место развлекательному моменту.

— Как? Еще одна избитая жена? Скучища. Там есть что-нибудь повеселее?

— Не ешь это. — Кара взяла кусок пончика. — Я дам тебе свежий.

Линн забрала кусок обратно.

— Мне нужно только что-нибудь куснуть. Я собираюсь на ужин к брату. Он расстраивается, когда я не наедаюсь у него до отвала.

— Да. Звонила твоя невестка. Она хочет знать, придешь ли ты с приятелем.

— Я уже говорила ей, что приду одна.

Зазвонил висевший на стене телефон. Кара нажала светящуюся кнопку.

—  Шоу «Линн Марчетт».Чем могу помочь?.. Да, она как раз здесь.

Кара прижала трубку к груди и сказала одними губами: «Оррин». Линн схватила трубку.

— Деннис?

— Привет, Линн. Это было чертовски хорошее шоу.

— Тебе понравилось?

Генеральный менеджер тихо рассмеялся:

— Понравилось, и не только мне. Пятеро представителей КТВ смотрели вместе со мной в офисе.

Ее сердце оборвалось.

— И что они думают?

— Они были поражены. Они говорят о показе программы по общенациональному телевидению.

— Общенациональному? О Боже. Деннис, почему ты мне не сказал, что они собираются быть здесь?

— Я хотел, чтобы они увидели тебя в твоем естественном великолепии. Да я и сам не был предупрежден заранее. Они прилетели сегодня утром, а сейчас они уже на пути в Лос-Анджелес.

— Но им действительно понравилось?

— Они были очарованы тобой. Когда ты обыграла тот момент, где женщина демонстрировала свой шрам, они затаили дыхание.

— Я не обыгрываю…

— Знаю, знаю, но, как бы ты это ни называла, они почувствовали контакт, который возникает у тебя с публикой. Все гости, вся аудитория — они могли бы быть твоими братьями и сестрами. Эти джентльмены всю неделю ездили по стране и просматривали разные шоу. Они приехали сюда с остекленевшими глазами. Они едва ли осознавали, что находятся в Бостоне. Но ты сумела разбудить их.

Линн сжала руки:

— И что теперь? Они позвонят мне?

— Они хотят, чтобы ты приехала в Лос-Анджелес в следующую среду.

Даже транспортная пробка на мосту Тобина не беспокоила Линн сегодня вечером. Она опустила стекла в машине и наслаждалась прохладой, овевавшей ее разгоряченное Лицо. Радио в машине было включено, но едва ли она слышала его, не имея сил сосредоточиться, не слушала, как обычно, местные передачи в прямом эфире.

Ее не волновало, как другие делают свою работу. Именно сейчас ей было так хорошо, что не хотелось думать об этом.

Удивительно, что может сделать всего один звонок из Голливуда. Ей не терпелось добраться до Бубу и Анджелы и рассказать им все. Брат встретит ее радостными криками, будет топать от восторга ногами и наваливаться на нее всем своим большим телом, чтобы заключить в объятия, словно гигантский питон. Анджела будет более рассудительна, начнет задавать вопросы, пытаясь успокоить их обоих. Но Бубу все же будет смаковать с ней все подробности, помогая ей поверить в то, что все происходит на самом деле.