Она расправила фотографию и внимательно посмотрела на нее — так и былона самом деле. Это была подушка с ее кровати. Это была ее постель. А женщина, мой Бог, была она сама.

В ту ночь Грег был особенно нежен, снова и снова возбуждая ее; было так приятно ощущать тепло его рук в контрасте с прохладным бризом, проникавшим в спальню через открытое окно. Он подложил одну подушку ей под голову и плечи, а другую под бедра, шепча о том, как сладка и нежна там ее кожа. Линн помнила, как музыка Элтона Джона и фортепьянные аккорды вносили новые ноты в ритм движения их тел.

И та близость, которая так быстро возникла между ними, была более глубокой, чем она когда-либо испытывала. Она помнила то удивительное чувство покоя и комфорта, которое она ощущала рядом с этим муж чиной, считавшим морщины знаками достоинства…

Именно из-за этой умиротворенности ей даже не пришло в голову переменить позу, когда Грег поднялся, чтобы взять новый презерватив, хотя в спальне был всего лишь полумрак…

Наверное, тогда он это и сделал. Достал не только презерватив — она могла точно вспомнить не только всю картину в целом, но даже щелчок резины — но и камеру для ночных съемок. Навел, сфокусировал и снял ее тело в самом унизительном ракурсе из всех возможных.

Фотографию можно было найти в любом уголке вещательной станции. Охранник, которого звали Джейм Кортес, занялся тем, что собрал и уничтожил все снимки, которые смог найти, хотя, по словам Кары, в двух случаях ему пришлось потребовать их у техников, которые хотели сохранить их.

— Я виновата перед тобой, — обратилась Кара к Линн, которая сидела, решительно выпрямившись, за своим столом за двадцать пять минут до начала эфира и ждала, что ее головная боль уменьшится под действием тиленола. Она должна заставить себя спуститься в студию, она должна провести прекрасное шоу, она должна отгородить себя железной стеной от безмерного унижения и надругательства. — Мне очень жаль, что с тобой такое случилось и что всю неделю я вела себя как выродок.

Линн посмотрела на нее; впервые за все утро она смогла посмотреть кому-либо в глаза.

— Я разговаривала с Мэри, — продолжала Кара. — Она помогла мне понять, что я сходила с ума, потому что мне казалось, что ты теряешь голову. Я боялась, что ты провалишь пробный показ и весь контракт для нас обеих. Поэтому… я смешала в одну кучу свой страх и другие вещи, к которым он не имел никакого отношения, и я виновата. Я отступилась от тебя. Но теперь я полностью на твоей стороне.

Обычно Грега не интересовали рыжеволосые женщины. Но у этой были красивые тонкие черты лица, хорошо очерченный рот, розовые камешки в розовых ушках… в общем, все вместе понравилось ему настолько, что он последовал за ней в книжный магазин Дальтона.

В эти дни он мало смотрел на женщин; ему было достаточно того, что он имел. С тех пор, как он встретил Линн, ему не требовалось нечто большее, чтобы чувствовать себя счастливым.

Это было еще одно достоинство Линн, которое она могла добавить к своим остальным дарованиям. Ему следовало бы отлить памятную табличку.

Женщина остановилась около книжной полки. Он остановился около стеллажа за ее спиной и вытянул голову, чтобы увидеть, какую книгу она выбрала.

«Принципы обучения подростков».Должно быть, она была учителем и преподавала какой-нибудь специальный предмет. Он почувствовал, как участилось биение его сердца. Снова отличительная особенность Линн. Она возбудила в нем тягу к женщинам будничных профессий. Вызов был таким заманчивым.

Сквозь стекло витрины лился солнечных свет, придавая волосам женщины огненный блеск. Грег наблюдал, как она листала страницы на удивление широкими пальцами с большими неотполированными ногтями. Казалось, ей было достаточно мгновения, чтобы просмотреть любую сложную диаграмму.

Ему пришлось прикрыть рот рукой, чтобы сдержаться от довольного хихиканья.

Но это была одна из самых притягательных его черт — чувство юмора. Линн часто говорила ему об этом.

Было бы просто чудесно узнать, что она думает о его чувстве юмора теперь.

Он вспомнил другой случай, когда он воспользовался камерой для ночных съемок Марти, косметолога из Калистоги. К тому времени у него уже появилась традиция давать любовные имена, и для нее он выбрал имя «Пони», навеянное ее длинными золотисто-каштановыми волосами, которые она обычно перетягивала лентой.

Он сделал несколько снимков, когда она перегнулась через стул: ее волосы свешивались вниз и ее попка была поднята — очаровательная попка, которая стоила того, чтобы дважды менять презерватив, что всегда служило естественным извинением за то, что он оставлял ее на минуту, ту минуту, которая требовалась ему, чтобы взять камеру.

На следующий вечер, в воскресенье, он пробрался в ее парикмахерскую и приклеил фотографии в витрине, изображением на улицу, чтобы все было готово к тому моменту, когда она откроет двери перед началом работы; и, выйдя наружу, заклинил дверь.

Для Линн он сделал только один снимок. Она обладала репортерским чутьем; он боялся, что она услышит жужжание перематываемой пленки.

Но она не услышала, и он смог перенести свое представление из парикмахерской на телевещательную станцию.

Господи, как она его вдохновляла.

Он испытывал наслаждение, когда представлял, как она беспокоится и мучается ожиданием того, что будет дальше. Его восхищала мысль о том, как полиция перерывает горы бумаг, проверяя «Федерал Экспресс» и другие почтовые глупости. Однако могло случиться так, что даже имя Линн Марчетт не заставило их тратить время на расследование этих невинных шуток.

Возможно, они сделают это позже.

Женщина подошла к кассе и заплатила за две книги. Последовав за ней к выходу, Грег заметил их отражение в стеклянной двери. Она была такой изящной; он самым трогательным образом возвышался над ней. Он мог заполучить ее в мгновение ока.

Но он снова почувствовал, что его это не интересует.

Единственный интерес для него представляла только Линн. Он мог думать только о ней.

— Я пытался связаться с вами, — сказал Майк. Он стоял в дверях квартиры Линн, одетый в черные джинсы, парку зеленовато-коричневого цвета и неизменный свитер. Этот украшали буквы «Б. С.». — Час назад я оставил сообщение в вашем офисе.

Линн отступила в сторону, чтобы впустить его.

— Я рано вернулась домой. Я еще не забирала сообщения.

Она уже перестала принимать тиленол, потому что таблетки не могли заглушить головную боль. То, что ей пришлось проводить шоу, зная, что каждый человек на съемочной площадке и в кабине звукооператора только что закончил рассматривать ее влагалище, полностью истощило все ее силы.

Майк сказал:

— Фотографии были отправлены двумя пачками — из Западного Лос-Анджелеса и из Студио-сити. Их просто опустили в почтовые ящики.

Линн вернулась к дивану. Пузырь со льдом лежал на журнальном столике. Во время последнего посещения зубной врач выписал ей перкодан, но она не выполнила его предписания.

— Вы звонили, чтобы сообщить это?

— Нет. Я звонил, чтобы получить ваше согласие на предоставление лос-анджелесской полиции дополнительных сведений.

— Каких сведений?

— Ваше имя, — сказал он.

—  Нет.

Зазвонил телефон. Линн вышла на кухню, чтобы ответить.

— Это я, — произнес Деннис. — Кара сказала, что ты ушла домой, потому что плохо себя чувствуешь.

— Ужасная головная боль.

— Это понятно. Как ты сейчас? Мы можем поговорить о том, что происходит?

— Давай сделаем это завтра.

Линн вернулась в гостиную. Ей действительно требовалось приложить лед, независимо от того, была она одна или нет. Она приложила лед ко лбу.

— Это звонил мой начальник. Послушайте, я не хочу вам категорически отказывать, но у меня нет ни малейшего желания, чтобы в Лос-Анджелесе узнали, кто я.

— Подумайте как следует, — сказал Майк. — Если у кого-нибудь и есть сведения на этого парня, то только у них. Плюс у них есть единственное в стране подразделение, занимающееся вопросами предотвращения преследований. Они работают со знаменитостями; они — полиция Лос-Анджелеса.