Я закрыла глаза и слилась с Миром.
Огонь. Яростное магическое пламя, превращающее даже камень в прах.
Ночь, тонкий серп месяца, бледного от ужаса и скорби. И два вампира, палками разгребающие ещё дымящиеся кости. Кости драконов. Огромный скелет закрыл собой скелет поменьше в отчаянной, безнадежной попытке спасти дитя от огненной смерти. Я видела, чёрт бы меня побрал, и понимала, почему на помощь дракона надеяться вампирам нечего. Та пещера стала могилой и для вампиров. Не только для тех нелюдей, что погнались за проклятым златом, зубами и артефактами. Они похоронили заживо и надежду на спасение. Мы живем, не зная, что готовит завтрашний день. И гадим, не догадываясь, что отвечать придется будущим поколениям. Нет. Не так. Гадим, зная, что придется отвечать. Не знаем только грядущую цену творимому нами злу. Вампиры теперь знают. Запахнув плащ и надвинув капюшон, продолжила путь в одиночестве. Промозглый ветер рвал одежду, но тот холод, который ледяными когтями впился в сердце, никакая одежда согреть не могла. Больше я ничего не спрашивала.
Дождь закончился вечером, когда мы, уставшие и одуревшие от беспрерывной капели, выехали на другой берег Окуневки, в северной оконечности Славнополья, и свернули на дорогу к Лесицам.
Селище охотников и рыболовов славилось изделиями из меха. Меховые штаны, сшитые вместе с шубой, служили отличной защитой от ледяных ветров и стужи. Легкий, почти невесомый мех серебряннорогого оленя отлично защищал от дыхания Дедушки Мороза. Секреты мастерства передавались от отца к сыну, из поколения в поколение. Повторить шубу, вышедшую из-под умелых пальцев мастера из Лесиц, не получалось даже у эльфов. Подделки, хоть и грели, но трещали по швам после первого же дня пути, а обереги не только не оберегали, но и вопили на весь лес о лакомой добыче для хищников и нежити. Секреты выделки тончайшего меха с пустотелым волосом знали только в Лесицах. Поговаривали, в лесу было много скромных неприметных холмиков, под которыми покоились кости проходимцев, желающих вызнать тайну. В наших широтах только здесь можно было приодеться, если ёжики понесли вас в Хладный лес. Не сомневаюсь, у Ольги есть запасы волшебной теплой одежки, но, раз она не возражала против остановки, значит, ничего подходящего для прогулки в царство льда не было. Кроме того, в магических одеждах, шитых умельцами эльфами, в Хладный лес мог явиться только сумасшедший. На эльфийскую магию лес реагировал, как медведь на рогатину, ведь именно она сыграла решающую роль в победе над неумолимой смертельной стужей.
Послышался отдаленный лай, мычание, в темном небе уже можно было разглядеть неподвижные тонкие столбы дыма печных труб. Мы подъезжали к Лесицам. Поселение, дворов на сорок-пятьдесят, было огорожено высоким частоколом. У ворот позевывал ражий детина в косоворотке, сидя на скамье под небольшим навесом из лапника. Стражник не стал интересоваться, кто мы, зачем и по какому делу. В Лесицах, вотчине мастеров, охотников и рыболовов, радушно встречали любого пришлого, были бы злотые. Селище разбойники обходили стороной. Лесичане могли так уши надрать любой шайке, что небо с овчинку покажется. Во время войн поселяне скрывалась в лесах при малейшей опасности, после жестоко мстя захватчикам и грабителям, нападая из лесной чащи и оставляя после себя лишь тела, которые с трудом можно опознать. Стражники-оборотни чуяли угрозу за десять верст, поэтому детина у ворот служил больше данью традиции, чем охране. Впрочем, традиции собирать медяки с приезжих не могут, да и указать голодным путникам путь в корчму тоже не в состоянии.
Детина потянул носом воздух, зевнул во всю пасть, показав белоснежные крепкие зубы, и продолжил созерцать закат. Вейр, уронив медяк в протянутую ладонь размером с лопату, предложил:
— Здесь корчма с отличным пивом. Переночуем, с утра за шубами, и дальше в путь.
— Ты иди в корчму и налейся пивом или вином по самые уши. Мне надо переговорить с местной ведой. Наедине, — буркнула я.
— А мне куда идти прикажешь? — прищурилась Ольга.
Я замялась. Не зная, как воспримет Светозара вампиршу и колдуна, я не хотела нарваться на отказ принять моих друзей.
— Подумаешь. Светозара много умнее тебя. Вперед. Нам по этой улице, шесть домов, и налево, — Ольга пришпорила Шеду и ускакала, не дожидаясь ответа.
Огромные псы, каждый размером с теленка, лежащие вдоль улицы белоснежными кучками, приоткрыв глаза, лениво проводили Ольгу взглядами, но лаем ронять свое достоинство не стали. Эка невидаль, вампирша. Но, завидев Севера, медленно, как в кошмарном сне, поднялись на ноги и замерли, глядя исподлобья и молча скаля клыки. Я похолодела.
— Ну, — тихо спросил колдун, разглядывая оскалившиеся морды, — что делать будем?
Север перекинулся, расставил лапы, вскинул голову и взвыл. Когда мои бедные уши наконец-то смогли слышать, истошное гоготание, кудахтанье, мычание и визг переполошенных хавроний перекликались по дворам, но голоса лесичан были громче всех. Не сказать, что обрадованные неожиданным вечерним выступлением местные жители оценили силу и мощь волчьей глотки. В хоре не хватало только лая. Я, онемев, смотрела, как собачья свора выстроилась в ряд, чуть ли не по росту, и преданными глазами уставилась на волка, виновато склонив головы. Север разглядывал псов, словно король подданных. Опять коротко взвыв, он легким шагом побежал посреди улицы, вслед за Ольгой, провожаемый покорными взглядами белоснежных четвероногих воинов. Заскрипев зубами от боли, я встала, подобрала сумки и подняла глаза на Вейра. Его колдунское сиятельство изволили веселиться.
То, что Ольга знакома с Светозарой, было неудивительно. Я должна была сразу сообразить. В исканиях вампиров куда только ёж не заносил, поэтому знакомство с местной ведой было вполне объяснимо. Я больше нервничала из-за Вейра, предположив, что Светозара колдуна и на порог не пустит. Я ошиблась.
— Здравствуй, Зореслава, — сморщенное, словно печеное яблоко, лицо старушки, с удивительно яркими голубыми глазами, расплылось в улыбке. — Заходите, гости дорогие, — она отошла от дверей, приглашая в дом.
Расслабившись, я поднялась по ступеням крыльца, вошла и положила сумки на лавку. Ольга уже сидела у стола и потягивала что-то из глиняной кружки. Ароматы трав, грибов и незатейливой еды напомнили о доме, кольнув сердце.
— Располагайтесь, — улыбнулась Светозара. Зубы были целы, несмотря на солидный возраст. Белоснежные волосы, заплетенные в толстую косу, уложенную вокруг головы, и удивительные искрящиеся улыбкой глаза, придавали ей вид милой и доброй старушки, что было далеко не так. Её прочили в Верховную, но она выбрала жизнь в глуши вместо радостей столичной жизни. Ходили разные слухи о причине отъезда Светозары из столицы, но правды не знал никто. Я должна рассказать ей про Лоринию. Тех вед, кто искренне сожалеет о своем выборе, отталкивать никто не станет. А те, кто избрал Жрицу… Лориния умела убеждать, как я почувствовала на собственной шкуре. К сожалению, уже причиненное зло не вернуть. Карать заблудших — не дело вед. Жизнь сама расставит всё по местам, но знать мы должны. Свои силы веды черпают от Природы-Матушки. Ведьмы — тоже. Ножом можно вскрыть гнойник. Можно и всадить нож в сердце. Силы ведьм усиливались кровавыми ритуалами и жертвоприношениями, отчего силы Жизни превращались в прямо противоположное. Ко всему, ведьмы обычно обзаводились помощником, злым духом или даже демоном, но с этими тварями могли совладать только весьма могущественные дамочки, за что и платили, когда не могли мирно уйти в Навь. Разобрать крышу, открыть дымоход — выпустить, освободить дух, который требовал расплаты за услуги. Грань между нами была очень тонка, почти неразличима, нас часто путали, прося приворожить, присушить. Навести порчу. Отомстить. Убить. Именно поэтому веды старались селиться подальше от людей. В костре одинаково хорошо горят как веды, так и ведьмы. Обозленные и убитые горем крестьяне с горожанами вершат суд, не вдаваясь в тонкости. Веда, забывшая о своем предназначении спасать жизни, становилась ведьмой. Теперь к ним принадлежала и я, убив Лоринию, и не важно, что меня на это толкнуло. Жрецы внушают своей пастве подставить другую щеку, если заехали по роже. Какой бы выбор сделали они, окажись на моем месте?
