Скала осела, завалив вход. На вершине накренилась, нависла над нами сосна, отчаянно цепляясь корнями за вывороченные камни. Я лежала, еле дыша от пережитого ужаса, не облегчал дыхание и Вейр. Он же колдун, из плоти и крови, а не дух воздуха… А он, казалось, и не собирается покидать мое несчастное расплющенное тело. Странно, но тело не возражало. Север поднялся на ноги, отряхнулся и пытливо глянул на нас.

— Пойдем, надо проверить, как там, у Кина… — пробормотал Вейр.

Он встал, протянул мне руку. У меня сжалось сердце. Осунувшееся, бледное лицо в потеках крови, грязи и мелких царапинах, ленточку он где-то потерял. Я приняла руку и рывком поднялась на ноги.

Надо идти… Неимоверная усталость налила тело свинцом, но то, что ждет нас впереди, могло быть много хуже подземных кошмаров. Ещё одного сражения нам не пережить. Даже на Севера было страшно смотреть…

Я прислушалась. Было тихо. Слышались только звуки небольших камнепадов, мерный шум моря да пронзительные крики чаек.

Бой с Хладой был окончен. Вот только кто победил?

Мы поковыляли по берегу, перешагивая с валуна на валун, торопясь и до дрожи боясь увидеть то, что ждет нас за насыпью из камней.

***

Киннан сидел у тела Ольги, как ещё совсем недавно, в прошлой жизни, сидела она. Темные волосы, откинутые с благородного лба, шевелил, трепал ветер, карие глаза смотрят в никуда. Волчонок дрожал, жался к его ноге. Рука охотника поглаживала спину малыша, пачкая серый мех кровью. Куртка саваном укрыла тело, рукава подложены под голову Ольги.

Я сглотнула, сжала кулаки, до крови впившись ногтями в ладони. Мы, постояв у тела, сели рядом с Киннаном. Окровавленные, изломанные серые тела волков усеивали берег, багровели темные от крови камни в лучах заходящего солнца. Спрашивать не о чем. Хлада ушла, я чувствовала, знала, что её нет. Она ещё явится побороться за власть, но не здесь и не сейчас. Серо-черная полоса леса сбросила ледяную шубу, расправила плечи и надела изумрудный наряд. Драгоценными мехами на кронах сосен лежал снег.

Настоящий снег.

Закричала сойка, молчавшая тысячи лет, на берег опустилась ворона, проскакала по камням и замерла у тела волка, блестя глазом. Север сорвался с места, прогнал падальщицу, возмущенно раскаркавшуюся в безопасной выси.

— Дракон может появиться не скоро, думаю, не раньше, чем через полгода. Или не появится вообще, — сказал Кин, не глядя на нас.

— А ты не можешь его позвать? — спросила я, уже зная, каким будет ответ.

Я не могла не спросить.

— Нет. Я только знаю, где и когда он может явиться в наш мир, — тихо ответил Киннан.

Всё. Всё кончено. Ольга мертва, яйцо, которым можно приманить дракона, погребено под толщей земли, льда и камней. Полгода — значит, никогда.

Мир взорвался. Вейр привычно упал на меня, я пискнула, но сопротивляться не стала. Вокруг нас грохотало, падало, мелькало, сотрясая землю, вздымая каменную и ледяную пыль, прямо передо мной, на расстоянии вытянутой руки, упал ствол, закачались ветви, взметнув ввысь мокрый снег, если бы не скала, нависшая над нами, здесь бы уже был могильный курган. Я заерзала под Вейром, тепло дышавшим мне в шею, приоткрыла глаз. Валуны усеяли берег, дурным криком орали чайки, но обвал кончился, стих.

Киннан привстал, приложив руку козырьком, глянул вверх:

— Прошу меня извинить. Я ошибался.

Вейр закашлялся, сел, я села рядом и глянула туда, куда смотрел шаман.

В небе, сверкая золотом чешуи, парил дракон.

Дракон камнем упал с неба. Волосы разметало порывом горячего ветра, пахнуло раскаленным железом, озоном. Чудище сложило золотые крылья, на нас уставились изумрудные глаза размером с тележное колесо. В зубах-саблях дракон сжимал яйцо, омлетом из которого можно было накормить небольшой городок. То самое яйцо.

Сгущались сумерки. День пролетел стремительной птицей, оставив после себя кровь, боль и смерть. Горела в лучах вечернего солнца драконья чешуя, перекликались в лесу дрозды. От земли, истерзанной битвой, поднимался густой туман, укрывая тела и кровь. Пошло всего несколько часов, а мне казалось, что прошла вечность…

Мы молча стояли, глядя на легенду, лишь Киннан коротко склонил голову в приветствии. Легенда выгнула шею, положила яйцо на камни. Серовато-крапчатый шар пошевелился, внутри заскреблось, дракон бережно придержал когтистой лапой шустрого будущего дракончика или драконицу, и уставился на нас. Зрачки разошлись, сошлись, глаза изменили цвет на фиолетовый.

— Тэкс-с-с… Я благодарю вас, люди, — дракон вещал прямо в моей голове. Ещё совсем недавно так могла Ольга…

Он разглядывал нас, словно редкостных невиданных зверушек. Моргнул, сузил зрачки, прошипел:

— Твоя кровь сняла заклятие. Тебе, тэкс-с-с сказать, и решать, чем я могу вернуть долг.

Я, не раздумывая, выпалила:

— Как оживить Ольгу, как разделить силы, как вылечить вампиров? И причем тут моя кровь?

Дракон закрыл глаза. Кончик золотистого хвоста, лежавший в свинцовой воде, поднял небольшой шторм. Лед выплеснуло на берег, смыло волной. Я, с замиранием сердца, ждала ответ.

— Люди… Жадные до всего. Власть, золото и похоть — три кариатиды, на которых стоит этот мир. Тебе это не нужно. Твоя кровь чиста… Она — катализатор, тэкс-с-с сказать. До тебя пытались многие, до сих пор в подземелье маются их души. И будут маяться. Ты знала, что до тебя даже подойти к сфере никто не мог?

Не знала. Но, даже зная, я бы всё равно попыталась.

— Ну, кровь, ну, чиста. Я жду ответа, дракон.

Дракон молчал, шевеля кончиком хвоста и вздымая буруны.

— Я могу дать ответ только на один вопрос. Выбор — за тобой.

Я посмотрела на Ольгу. На Киннана, почерневшего от горя, на Вейра, в глазах которого расплескалась боль. Он знал, что я отвечу.

— У нас время ещё есть. У Ольги — нет.

Вейр отвернулся, Киннан закрыл глаза.

Я ждала.

Дракон прищурился, выпустил струйку дыма. Радужки побагровели, заполыхали огнем:

— Она — вампир.

Медленно, чеканя слова, я ответила:

— Такой большой, такой древний, и такой дурак. Тебе не нравится этот мир? Мы, люди и вампиры, видите ли, недостойны даже дерьмо за тобой убирать, таким большим, добрым и чистым. Ты — не дракон. Ты — падальщик. Пусть мир рухнет, пусть все умрут, но ты будешь холить и лелеять свою ненависть! Я — научилась прощать. Жить, ненавидя — зря коптить мир. Ты мертв уже при жизни.

Меня трясло. Я понимала, что сейчас меня сожрут, но мне уже было всё равно.

Глаза окрасило алым, алый превратился в старое золото. Дракон прищурился:

— Я извиню твою дерзость, тэкс-с-с сказать. Договор заключен, веда.

Я не поверила ушам.

— И… И всё? Ты согласен?

— Не всё. Услуга за услугу, жизнь за жизнь, — он посмотрел на яйцо. Глаза позеленели. — Княгиня вырастит дракону, но ответит жизнью и жизнью всей своей семьи за голову Никирридосиенналии. Мое условие, чтобы её, — он придержал пискнувшее яйцо, — назвали именно так.

— Ну и имечко, — охрипшим голосом прошептала я. — Нельзя попроще?

— Нельзя, — послышался слабый, тихий, прозвучавший, как гром с небес, голос.

У меня екнуло в груди. Я медленно обернулась.

Бледная, как смерть, но такая живая и родная, на камне сидела Ольга, кутаясь в куртку Киннана. Охотник не сводил с неё глаз, окаменел, словно перед ним была хрупкая статуэтка, до которой страшно дотронуться.

— Благодарю, Великий Змей. Я твой вечный должник. Благодарю, Зореслава, — разноцветные глаза лихорадочно блестели, губы подрагивали, но Ольга явно была Ольгой, а не упырем. — Я выращу её, как подобает.

— А почему ты не заберешь яйцо с собой? — спросила я, не в силах отвести взгляд от живой Ольги.