Я открыла один глаз и посмотрела на вампиршу. На её лице сияла такая ухмылка, что сразу становилось ясно, чья она дочь. Помолчав, вздохнула:

— Теперь при виде сирени я буду вздрагивать. А Лида малиновое варенье уже, поди, наварила… И, в конце-то концов, мы когда-нибудь сходим в гости, как приличные люди?

Порыв ветра заколыхал ветви. Солнечные блики упали на Вейра, сидевшего с закрытыми глазами, засверкали, отражаясь в капельках пота, и смягчили черты лица.

Он улыбался.

Небо искрилось звездами. Серая тень мелькнула, взмыла вверх, к залитым лунным светом облакам. Сова, как и лиса, мышковала, но четвероногой хищнице этой ночью не везло.

Привлеченная ароматами, лисица прокралась ближе к источнику чудесных запахов. Огненный Цветок вспыхнул, взметнув рой слепящих глаза пчел, осветил лица, зашипел, капая с кусков мяса, нанизанных на прутья, жир. Лиса втянула воздух, облизнулась. От густого, сильного аромата мяса и крови, заполонившего прохладный ночной воздух, пустой желудок сжался в комок. Самец, самка. И хищник, которого боится даже сам Хозяин. Кончик хвоста нервно подрагивал, прядали уши, но лиса не отважилась подойти ближе. Рядом с черноволосой самочкой лежал волк. Волк, и не волк. Таких зверей она ещё не встречала. Инстинкт гнал прочь, но голод был сильнее. О визите лисы Похожий на волка знал, но не стал прогонять. Рыжая села и, склонив голову, стала наблюдать за небольшой стаей двуногих. Стрекот сверчков заглушал слова, но лиса чуяла запах мыслей и отчасти понимала, о чем шла речь на поляне.

— Что, жрецы? Мы перерыли все, что у них есть. И, уверяю, ничего, похожего на смешение сил, у них нет. Кроме того, это очень опасно. Сила веры, которую они используют, может стереть нас в порошок, — сказала беловолосая хищница.

— Может, поедем к прорицателю? Я слышала, в Разломе живет тот, кто знает и видит всё, — тихо сказала черноволосая самка, кутавшаяся в темный плащ. Именно её охранял Похожий на волка. Рыжая никогда ещё не видела, чтобы лесной зверь имел такую почти осязаемую крепчайшую связь с их исконным врагом. Человеком. Лиса принюхалась, вычленив из запахов леса запах черноволосой. Самка больна. Звери избегают того, кто пахнет смертью, поэтому связь волка и больной самочки была тем более непостижима.

— Прорицатель может только сказать, останетесь вы живы, или нет. Вы хотите это знать? — спросила беловолосая хищница. Ухнула сова. Люди вздрогнули. Самец в темной куртке, от которого за версту веяло колдовской силой, промолчал, но даже рыжей стало понятно, что ни он, ни больная самочка отвечать на вопрос не будут. Они боялись. Боялись ответа.

— Рецептов вы от него не дождетесь, — мягко, словно мурлыкнула лесная кошка, добавила хищница. — Мы столько шишек набили в наших поисках, мы испробовали всё, что можно, и что нельзя. Ни один прорицатель не знает, ЧТО может помочь. Они знают, ПОМОЖЕТ, или нет. А ответа на этот вопрос у нас нет. Пока нет.

В наступившей гнетущей тишине крик козодоя прозвучал, как вопль баньши. Лиса дернула шкуркой, поймав янтарный взгляд волчьих глаз, пригнула голову, не сводя глаз с волка. Он отвернулся, но рыжая успела заметить нечто странное, не свойственное зверю. Волк здоров, в расцвете сил, так почему у него такие глаза, будто его мучает чуждая зверю душевная боль, словно он — двуногий? Однажды она наткнулась на раненного человека. В его глазах была та же самая мука. Рыжей чувства двуногих были непонятны. Жизнь есть жизнь. Смерть есть смерть. Сегодня съел ты, завтра съели тебя. Это знают даже глупые хохлатки, которые блестящими глазками смотрят, как она тащит их сестру себе на ужин, вмиг прекращая истошное кудахтанье. Сегодня смерть прошла мимо, и эту ночь можно спать спокойно. А завтра будет новый день, новая ночь и новый страх. Страх лиса понимала. Умный страх спасал жизнь, но тот страх, который висел над поляной, и который она ощущала всей своей шкурой, до кончика каждого волоска, до сих пор был ей не знаком. Люди боялись. Не за свою жизнь, а за жизнь другого. Черноволосую самочку и самца связывала странная легкая дымка, едва видимая даже звериному глазу, но ни самец, ни черноволосая её не замечали. Лиса такой дымки никогда ещё не видела. Как завороженная, она смотрела на мерцающее живое сияние. Хотелось подползти поближе, в самое сердце дымки, упасть брюхом вверх и замереть, словно щенок, который подставляет брюшко под ласковый язык матери.

— Думаю, нам надо переговорить с древними, — глубокий мелодичный голос самца поплыл над поляной, разогнав пелену мертвенной тишины.

— А я кто? — фыркнула хищница. Черноволосая закуталась в плащ, поежившись от дуновения ночного ветерка.

— Нам сейчас не до шуток, Ольга. Я про эльфов. Почему нет? — проворчал самец.

— Единственное, что их может заинтересовать — это земли. Шантаж тут не пройдет, на нас у них тоже кое-что имеется. Слишком долго мы вместе… Можно, конечно, переговорить с отцом, но то, чем владеем мы, им не нужно. Никакие артефакты и чудеса остроухим не надобны. Только нетронутые, девственные земли. Можно оставить твою идею на потом. Переговоры с эльфами — дело долгое и хлопотное, поэтому лучше отложить дивных на самый крайний случай. У нас мало времени. Зоря держится, но ни я, ни ты, ни сам Всевидящий не знаем, сколько ей отмерено. Да и у тебя времени не намного больше.

— А если вызвать Знающего? — не сдавался самец, от которого за версту веяло чуждой лесу колдовской силой.

— Ты же знаешь, он потребует Имени. Если хочешь жить рабом, тогда можно рискнуть, но Знающий ответа может и не дать. Полегло немало наших в попытках узнать ответ, который ищем мы… Если бы страдали только те, кто вызвал… Жертвами становились близкие. Отец запретил вызывать демона. Даже за попытку узнать, как это сделать, он карает беспощадно. Любого, — в голосе беловолосой прозвучала такая тоска, что лисе стало зябко. Она легла, плотнее прижимаясь к хранящей тепло земле, укрытой шубой опавших листьев, и стала наблюдать дальше, не в силах уйти от соблазнительных ароматов мяса, которое люди напрасно портят, бросая в Огненный Цветок.

— Мне что-то вспоминается… Лида рассказывала… Может, это легенда, а, может, и нет… — вступила в беседу больная самка. — Драконы. Как квинтэссенция магии. Они, легенды говорят, знают всё…

— Легенда права. Но драконы мертвы, — перебил колдун.

Луну скрыло облако, сгустилась тьма. Лишь буйный цветок огня рассеивал мрак ночи, отпугивая ночных духов.

— Нет, — ответ хищницы прозвучал, как выстрел. И самец, и черноволосая одновременно вскинули головы, заблестев глазами, как блестят глаза лисиц при виде добычи.

— Ты уверена? — спросил тот, кого звали Вейром.

— Да. По крайней мере, один дракон уцелел. Только добраться до него — занятие безнадежное. Гиблое. Бесперспективное.

— Да сколько можно? То нельзя, это невозможно! Сюда ходи! Туда ходи! У нас нет выбора! — взвилась больная самка. — Может, объяснишь, почему гиблое, или всё-таки что-нибудь и сама предложишь?

— Дракон жив, но… Его нет в нашем мире.

— Как это? — спросила черненькая самка.

— Так, — отрезала хищница. У лисы шерсть стала дыбом.

— Я уверен, что ты знаешь, как его найти, — ответил самец хищнице и перевел взгляд на черноволосую самку. Лиса знала этот взгляд и понимала чувства самца. Каждую весну она забывала сама себя. Неумолимый, всепоглощающий зов продолжения рода, но сейчас лес готовился к Белому Времени. Щенки в лютые холода не выживут, неужели глупый самец об этом не знает?

— Не я. Был один… Он знал. Он… его нет.

— Ты опять загадками говоришь? — зарычала больная самка.

— Помолчи, — сказал самец.

— Сам помолчи! — оскалилась черноволосая самочка. Лиса насторожилась. Назревала драка, а где дерутся двуногие, зверям делать нечего.