Первая попытка поисков окончилась неудачей. Мы лишь нажили кучу опасных врагов, но с такими помощниками, как вампиры, разве можно не верить в победу? Я верила всей душой, что даже того, короткого времени, что мне отпущено, хватит, и мы найдем способ разделить силы.

Только вера мне и осталась.

Сол с восхищением разглядывал Севера, то и дело подъезжая так близко, что мы почти касались стременами. Кобыла встряхивала головой и косила глазом, но от оборотня не шарахалась, как давеча вороная.

— Продай, а? — с восхищением произнес он, погладив мягкую шелковистую шерсть лошадиного крупа. По телу Севера прошла дрожь. — Проси всё, что хочешь!

Я потеряла дар речи от такой безмерной наглости и чуть сжала колени, посылая Севера вперед, подальше от прилипчивого князя. Конь прибавил шаг, но вампир не отставал.

— Не злись, принцесса, — он расцвел улыбкой в ответ на моё мысленное пожелание, куда ему следует пойти и как надолго. — Должен же я был хотя бы попробовать. Никогда бы себе не простил, — его синие глаза горели от восхищения, и я растаяла, как любвеобильная мамаша от похвалы её дитятку. Я бы тоже сама себе позавидовала. Представив, что будет с тем, кто вздумает похитить моего мальчика, я невольно улыбнулась.

— Во-первых, друзей не продают. Во-вторых, я ему не хозяйка. А, в-третьих, не всё можно продать и купить.

— Можно, почти всё можно, принцесса.

— И жизнь?

— И жизнь. Правда, неизвестно, кто и какую цену запросит, и готова ли ты будешь её уплатить, — посерьезнел Сол.

Задумавшись над его словами, я пустила Севера в галоп и обогнала нашу кавалькаду, больше похожую на королевский выезд. Столица, красоты которой в день приезда ускользнули от меня, жила своей кипучей столичной жизнью. По булыжным мостовым мчались кареты, запряженные разномастными лошадьми. Казалось, владельцы все силы и злотые положили на то, чтобы перещеголять друг друга. Возничие, одетые в наряды кричащих расцветок, восседали на облучках, словно небожители. Горожанки, более похожие на цветы в своих кружевных шляпках, или торты с пирожными, по ошибке украшенные ворохом перьев вместо крема, прогуливались по тротуарам из цветного шеломского камня, сопровождаемые важными мужчинами, разодетыми, как на праздник. Одуряющий запах ароматических масел, свежей выпечки, которой торговали на каждом углу, и свежести после летнего дождя создавал неповторимый аромат большого города, древнего и молодого, суетливого и праздного одновременно. Волна злобы накатила, накрыла с головой, полоснув сердце болью. Меня не будет, а они останутся. В своих шляпках, со своими детьми, спешащие по своим таким мелочным и незначительным делам.

Я ненавидела. Ненавидела спутников, торговца пирожками, семейную пару, мирно шествующую с выводком розовощеких малышей и виновную только в том, что попались мне навстречу. Женщина запнулась на полуслове и проводила меня изумленным взором.

— Это не ты, — голос князя вырвал меня из омута мрака.

— А кто? — буркнула я, приходя в себя.

— Та сила, что живет в тебе.

— И что? Что мне с этим делать?

— Жить, — пожал он плечами.

Я задохнулась от вспышки ярости, застившей глаза:

— Вы, который живет один Всевидящий знает сколько, и сколько ещё проживете, как Вы можете судить о том, что я сейчас чувствую?

— Принцесса, чтобы судить о смерти, вовсе не обязательно жить долго. Даже если тебе отпущено немного, стоит ли подаренное судьбой время тратить на сожаления и слезы? Один умирает, как тварь дрожащая, обгадив штаны, о смерти других слагают легенды. А кто-то умирает ради того, чтобы подарить жизнь другому, — его синие глаза потемнели.

Мы ехали рядом, касаясь стременами, и молчали, но теперь это было почти дружеское молчание. Какое право я имею винить его в том, что он живет столетия? И какое право у меня есть, чтобы винить других в своей беде? Даже Вейра? Одна я виновата в том, что случилось. Упоминание о смерти ради жизни отрезвило, окатив ледяным душем, и напомнило, что вампиры теряют любимых, чтобы потом жить. Вечно, долго, с разорванным сердцем, что в сто крат страшнее, чем уйти первым.

— Знаешь, что я хочу предложить, чтобы проветрить твою очаровательную черноволосую головку? — ухмыльнулся князь.

Я с недоумением уставилась на него.

— Мы закатим вечеринку! И нажремся до положения риз, до поросячьего визга, чтобы позабыть даже, как нас зовут! — в его глазах стадами забегали чертики, размахивая вилами, граблями и разжигая огонь для новой партии грешников.

Я, смерив взглядом искусителя, подумала пару секунд, но в мыслях сразу согласилась с его предложением. Забыть саму себя — это именно то, что лекарь прописал. А Вейр, который ехал следом за нами со своим неповторимым выражением лица "я сел на гвоздь но терплю и не жалуюсь", может дуться в гордом одиночестве, если не пожелает к нам присоединиться. Или миловаться с вампиршей.

Мы ехали по парку. Белоснежные дорожки слепили глаза, отражая солнечный свет, цокот копыт перекликался с чудесными птичьими трелями. Я чуть не свернула шею, разглядев одну среди зеленых ветвей. Яркая большая птица с сине-красным клювом, размером с добрый нож, нахохлившись, сжимала толстую ветвь черными когтистыми лапами. Хохолок всех цветов радуги топорщился над круглыми огромными глазами, придавая птице удивленный вид. Чудо открыло клюв и издало звук, от которого я чуть не свалилась с Севера. Будто здоровенная пила проехалась по металлу. Север запрядал ушами и прибавил шаг. Медленно, красиво, как мираж, передо мной вырастал в глубине ухоженного бело-изумрудного парка замок древних. Казалось, сам Каменщик выбрал облако — царь, придал огромным мастерком форму кулича небесно-белому зефиру, вытянул верхушку облака, закрутив спиральные башенки, и украсил разноцветными цукатами воздушное чудо. И это оплот древних?

— Это летняя резиденция, — ответил Сол, сузив на солнце змеиные зрачки, с гордостью осматривая свои владения.

— Знаете, что? — рявкнула я. Чего спрашиваю, знает, змей, как знает и то, что терпение у меня лопнуло.

— Держи, — между нами вклинилась Ольга на белой гарцующей кобыле и протянула руку с серебристой цепочкой, на которой болтался круг с перекладинами и знаком защиты, сотканный из тончайших золотых нитей. Выдрав цепочку из тонких пальцев, я нацепила амулет тишины на шею и пустила Севера вскачь, наслаждаясь кратковременным одиночеством.

Спрыгнув наземь, взлетела по ступеням, сделанным, казалось, изо льда, и остановилась на верхней площадке перед парадным входом, ожидая, пока спутники спешатся и передадут поводья черноволосому мальчишке, ехавшему за нами от самой башни. Север уже стоял рядом со мной, приняв облик волка, и мы замерли, залюбовавшись поднимавшимися по ступеням вампирами.

Светло-русые, божественно красивые, высокие и грациозные, они были рождены, чтобы править. Не только чудо-замком, но и всем миром. Если бы не тень смерти, которая падала на бело-изумрудное великолепие.

Я молча смотрела на аллею, которая открывалась взору с вершины лестницы. Ровная дорога из голубого полупрозрачного камня шла меж бесконечных рядов изваяний из розового мрамора, исчезая в дымке легкого тумана, как путь на небеса. Женских изваяний. В ногах каждой горел вечный огонь. Я другими глазами посмотрела на князя и Ольгу. Где-то там, на аллее, была мать. Жена. Любимая.

Князь глянул на меня, помрачнел. Молча предложил руку, будто самой настоящей особе голубых кровей, и повел внутрь белоснежного чуда.

***

Я вертелась на постели, как уж на сковороде. Не спалось и не отдыхалось. Комната, которую гостеприимные хозяева выделили мне, была мечтой королевы. Дав на отдых пару часов, Ольга сказала, что зайдет позже, и скрылась под руку с Вейром в глубине замка. Я пересчитала лошадей, ослов, баранов, ворон, но сон не шел. Север, растянувшийся рядом со мной на шелковых простынях, только всхрапывал, когда я в очередной раз брыкалась и начинала войну с покрывалом, подбитым тончайшим белоснежным мехом. Помешаны они тут, что ли, на этом цвете, раздраженно думала я, вспоминая любителя белых рубашек, занимавшемся сейчас неизвестно чем. И с кем. Кобель.