Монотонный, непрекращающийся дождь дымкой мороси скрывал опустевшие поля, медленно проплывавшие перед глазами, свинцово-серые тучи заволокли горизонт. Вейр мог собой вдохновить иконописца, мастера изображать великомучеников на создание очередного шедевра. Или послужить наглядным примером для юных лекарей, изучающих внешние признаки кишечных колик, жаль, таковых на нашем пути пока не встретилось. Его темное сиятельство огрызнулись, когда я в сотый раз пробубнила, чтобы он плотнее запахнул плащ. Пропев заклинание, он долго мрачно разглядывал воронку над головой, из которой прямо на колдунскую макушку лился тонкий ручеек воды. Раздраженно щелкнув пальцами, стер защитный дырявый купол, надвинул капюшон и ускакал вперед, буркнув что-то о заботливых квочках. Ну и ёж с ним. Видение не давало мне покоя, пугая до дрожи в коленях, но говорить ему я ничего не собиралась. Пусть ворчит, дергает бровями и смотрит волком, но простыть я ему не дам.

Ольга ехала рядом, тихая и задумчивая. Изредка она подставляла лицо под капли дождя, закрыв глаза, душераздирающе вздыхала и торопила белоснежную кобылку, словно пытаясь убежать сама от себя. На мои громкие мысленные вопросы и любопытные взгляды она не отвечала, стиснув зубы и делая вид, что оглохла и ослепла. Я живо представила, как вампирша, стоя над двумя бездыханными телами, размышляет, над кем рыдать в первую очередь. Неведомого мне проводника к драконам я представила со спины, а в грудь Вейра воткнула меч, сама содрогнувшись от нарисованной в голове картинки. Затем я представила… Ольга, наконец-то, соизволила заметить мое существование:

— Вижу, ты не успокоишься? Тебе всё надо знать?

— Все равно делать нечего, так хоть дорогу скоротаем.

— Ну, ладно, — помолчав, тихо сказала она.

Я долго ждала, пока вампирша подбирала слова, собираясь с силами.

— Кто он? — не выдержав, поторопила я.

— Его зовут… Звали Киннан. Следопыт. Шаман. Друг.

— Любимый, — ляпнула я.

Она молча закуталась в плащ, но возражать не стала.

— Я верно поняла, он человек?

— Да, — коротко ответила она, тоном давая понять, что разговор ей неприятен, но меня распирало от любопытства, и я отважно продолжила допрос:

— А… А, как же… Ты проживешь дольше, чем он, если, конечно, не соберешься от него родить. Тебе не страшно? Так любить?

Она долго молчала. Затем, глядя вдаль, тихо ответила:

— Все, что я могу сейчас сказать, прозвучит или слишком наигранно, или лживо, или до тошноты патетично. Не говори — живи. Единственное, что могу сказать… В мои год дар любви — великий дар, и отказываться от него — преступление. Вы, веды, поклоняетесь Великой Матери. Вы верите, что у неё три ипостаси — Дева, Мать, Старуха или Смерть, Жрица. Круг жизни… Что связывает эти силы воедино? Ты, как никто, должна понимать, что отказаться от дара — отказаться от Матери, от себя, от всего, во что веришь. Мы, вампиры, теряем любимых. Мы знаем, какова будет плата. А мой случай… Просто все закончится раньше, чем могло бы.

— Многие выберут покой. Ты — дочь князя, у тебя есть все, и все потерять…

— Да, я наследница, и личные интересы не должны быть выше моих обязанностей. Моя обязанность — оставить наследника. Вы, люди, живете быстро, недолго, для вас не имеет ценности отдельная жизнь, главное для вас — продолжить род. Вам нужны дети, много детей, чтобы кормить ваших стариков, сеять, убирать урожай, воевать, чтобы защитить ваши земли или отобрать чужие. Любовь — роскошь, привилегия, она помеха в беспрерывном умножении рабочих рук. Ты, веда, должна это не только знать, но и почувствовать на собственной шкуре. Скольким девочкам ты закрыла глаза? Ранние роды… Сколько их, несчастных, у тебя было? От нелюбимых, по сговору, тех, кто ещё не оправился от родов и уже снова понес? И так называемый супруг, даже не подождав, когда на могиле земля осядет, уже берет новую…

Я молчала. Да ей и не нужен был мой ответ. Ольга, взъерошив волосы, продолжила:

— Такая роскошь, как чувства, доступны лишь немногим избранным, да и то караются по вашим законам. Даже короли людей женятся по расчету, по сговору, ждать любви, которая может и не прийти, вы позволить себе не можете. Мы, вампиры, можем. Потому что знаем, как это… Дорого. Так неужели я, будущая княгиня вампиров, откажу себе в такой безделице?

— Оль. Прости. Прости, я не хотела бередить раны.

Она повернулась, печальная улыбка озарила лицо:

— Принято. Только уговор — не задавай больше философских вопросов.

— А что Вейр? — ляпнула я.

Ну что за язык такой, мелет и мелет, но этот вопрос терзал меня с момента нашего знакомства, и не спросить я не могла. Женщина я, в конце-то концов, или нет?

— Что — Вейр? — ответила она.

Глядя на неё, можно было голову прозакладывать, что она ни сном, ни духом не понимает, о чем я её спросила. Вампир, одним словом.

— Ну, вы же с ним… Вместе… — я подбирала и не могла подобрать слов, чувствуя, как загорелись щеки.

— Посидели у меня, вспоминая былое, и разошлись по комнатам.

Я засопела. Конечно, моя жизнь и опыт не сравнятся с вампирскими, но кое-что в отношениях между мужчиной и женщиной я понимала.

— Не держи меня за идиотку.

— А ты ответь, зачем ты спрашиваешь? — прищурилась она.

— Я первая спросила. Вейр мне сказал кое-что о взаимных эмоциях. Вот и интересуюсь, — стараясь казаться безразличной, ответила я.

— А… Ну-ну. Да, мы были вместе. Мы взрослые люди, и плотские желания так же естественны и нормальны, как и желание насытить голод. Не стоит окутывать стыдливыми покровами то, что требует наше тело. Чистая физиология, ничего больше.

Физиология — физиологией, тогда почему мне так больно? Захотелось взять эту самую физиологию, выдрать с корнями и зашвырнуть далеко-далеко в лес к ёжиковой бабушке. И испепелить. Для верности.

— Зоря, ты не поняла. Мы были вместе, но давно. Именно Вейр вернул меня к жизни, когда Кин… исчез. Мы понимали, что сердца друг другу не разобьем, но его надежное плечо и поддержка вернули меня к жизни. Я много ему должна.

Плечо. Как же… Я так и не смогла выкинуть из головы его поцелуй. Крепкий, уверенный. Поцелуй самца-вожака. В его руках и вампир растает…

— Тогда что не поделили князь с Вейром, если всё так, как ты говоришь?

— Опять ты за свое. Во-первых, папа любое существо мужского пола рядом со мной воспринимает, как прямую угрозу моей жизни. Мое мнение его не интересует. Во-вторых… Зоря, я тебе не соперница, — фыркнула Ольга, засияв разноцветными глазищами и слегка улыбнувшись. — Да, была попытка вспомнить былое, но ничего не вышло.

— Что ты хочешь сказать?

— Взрослая девочка, сама разберешься, — она пришпорила Шеду, свою кобылу, и ускакала, оставив меня в одиночестве мрачно поминать загадочных вампиров с их недомолвками, ёжиков и Всевидящего. Но, как ни странно, ни морось, ни свинцовые тучи больше не портили мне настроения. Я, освободившись от обруча, долгое время сжимавшего грудь, наконец-то ощутила густой, пряный запах земли, дождя и мокрой листвы. Мать Природа готовилась ко сну после летних трудов, кутаясь в багряно-желтые одежды.

Пустынная узкая дорога монотонно вилась по холмам, изредка ныряя в небольшие колючие островки деревьев. Этим трактом редко кто пользовался, в деревню из столицы проще было добраться водным путем. Наглядевшись всласть до головокружения, я вернулась к воспоминаниям о ночном разговоре. Червячок сомнения грыз, точил, не давал покоя. Я долго не могла понять, что же не складывается в ладной картинке наших дальнейших планов, правда, омраченной тенью Хладного леса. Слегка сжав ноги, послала Севера вперед.

— Оль, почему вы сами не обратились к дракону, если он жив? Может, он знает, как вам помочь?

— Знает. Только нам ничего не скажет, — разноцветные глаза потемнели.

— Почему?

— Драконы помнят. Никогда ничего не прощают. И жестоко мстят, — она отвернулась.

— Значит, есть за что?

— Знаешь, у меня такое чувство, что я замученная мамаша с ребенком-почемучкой. Ты — веда, вот и думай сама, а не задавай неудобные вопросы, — прошипела Ольга и ускакала вперед, где в гордом одиночестве держал путь колдун.