— Мои стрельцы дальше поехать не смогут! — мрачно предупредил он. — Устали, однако… Не всадники! Впрочем, ты ведь и сам обещал здесь отдых. Или тебя так смущают распахнутые настежь ворота?

Остановив коня, Кирилл долгие несколько минут пристально изучал окрест. Но вот на стене около ворот заметно стало движение, кое-где закурились дымки от фитилей… Проснулись!

Осторожность, присущая Кириллу, не дала, однако, сунуться сразу же вперёд. Тем паче, под самыми воротами не протолкнуться было сквозь торговые ряды — чёрт ногу сломит!

— Дмитро! — рявкнул сотник, даже не оборачиваясь. — Пошли кого-нито! Посмотрим, что там за растяпы!

Казачий атаман, по примеру своего приятеля, Павла, слазив в затылок, мрачно кивнул. Ему, несомненно, не по душе был подобный риск, но с другой стороны, вряд ли кто-то ещё, кроме казаков, мог быстро обернуться туда и обратно, а при случае ещё и уйти от погони. Легконогие татарские лошадки казаков имели несомненное преимущество перед могучими, но тяжёлыми на разгон аргамаками ратников Кирилла.

— Федот! — внезапно рявкнул Дмитро, оглядываясь. — Возьми пару-тройку казаков, прогуляйся до ворот!

— Сделаем, атаман! — расхмылился невысокий, поперёк себя шире казак. — Девку тебе приглядеть, аль сам посмотришь?

Нелюбовь атамана Дмитра к женщинам вообще и молодым девкам в частности известна была всем. Не один казак и стрелец хохотнул в кулак, когда разглядел гримасу ужаса и отвращения на лице атамана.

— Я сам! — резким, напряжённым голосом ответил он. — Езжай уже! И гляди, руку от сабли далеко не убирай!

Получив такое странное напутствие, и слегка нахмурившись, Федот махнул рукой, трое казаков последовали за ним… Остальная сотня, замерев в сёдлах, напряжённо следила за тем, как быстро и умело, укрываясь по пути за лавками торговцев, казаки двигаются к стене. Вот уже сотня шагов до ворот… полста… тридцать…

Звук выстрела, разумеется, не мог достичь ушей стоявших в версте с гаком ратников. Лишь дымок, поднявшийся над одной из бойниц, удалось разглядеть… да и то с большим трудом. Потому падение одного из казаков было совершенно неожиданным, а когда остальные, не пытаясь поднять упавшего с земли, развернули коней и погнали их к отряду, изумился даже атаман Дмитр.

— Чего это они? — удивлённо и вроде даже как обиженно протянул он. — Разве я не приказал им…

Но тут татарские кони, быстрые как ветер, принесли казаков обратно, и первый из доскакавших хрипло выкрикнул:

— Федот убит, атаман! Нас обстреляли со стены… Сволочи!

— Да, сволочи… — Дмитро сверкая голубыми глазами, возмущённо уставился на Кирилла. — Объясни-ка нам, сотник, почему по нам из нашего же города стреляют! А?!

— Я-то почём знаю! — проворчал тот, растерянный не менее своих воинов. — Может, за разбойников вас приняли…

— Ты говори, говори, да не заговаривайся! — рявкнул возмущённый Дмитро, ещё яростнее сверкая зраком. — Это ж надо, моих хлопцев за разбойников принять!

Даже среди самих казаков послышались явственные смешки. Мягко говоря, казаки, как, впрочем, и стрельцы с ратниками Кирилла, выглядели мало похожими на регулярное войско. Уж скорее и впрямь — банда разбойников!

— А вот нам, пожалуй, сейчас ответят! — процедил внезапно Павло Громыхало, глядя на город из-под надвинутой на самые брови шапки. — Ишь, сколько их встречать нас вышло!

И впрямь… В распахнутые городские ворота, неумело равняя ряды, по всей видимости, намереваясь задавить неприятеля одной только численностью, выливалась наружу целая толпа. Кое-где в лучах восходящего солнца сверкало оружие. Дымились фитили пищалей. Со стены сердито и совершенно бесполезно тявкнула пушка — ядро не долетело полусотни шагов до ратников… Хорошо ещё, на головы горожан не рухнуло!

— Ах, вот так значит! — тихо и злобно прорычал Кирилл. Значит, стрелять будем… Дмитро, Прокоп, всех в сёдла! Павло, твои стрельцы пусть готовятся! Мы этой швали покажем, как в царёвых людей стрелять!

Спустя самое большее десять минут, развернувшаяся лавой конница ударилась в намёт. По меньшей мере, три сотни вражеских бойцов впереди ратников не смущали — то был сброд, в большинстве своём плохо понимающий, с какой стороны за пищаль браться и где у сабли рукоять. Да они его одним только видом своим в бегство обратят!

В общем-то, не слишком они были и не правы. Лихо разогнавшись, казаки и ратники врезались в нестройные ряды горожан и, сопровождаемые аккомпанементом пистолей и пищалей, завели свою песню сабли.

…Свистнул остро отточенный клинок, сработанный нижегородским мастером, и бедолага, вся защита которого состояла лишь из одной рубахи, а всё оружие — из выломанного по дороге ослопа, без стона упал под копыта надвигающейся конницы. Вряд ли он уже встанет… даже если Кирилл и не убил его первым ударом. Впрочем, мгновением позже на счету сотника было три трупа, а его молодцы, разгорячённые, голодные, а потому — злые и беспощадные, в капусту покрошили не меньше трёх дюжин. Остальные, истребляемые слишком беспощадно, чтобы продолжать сопротивляться, попытались хотя бы спасти свои шкуры в бегстве. Ну, а что может быть лучше для конницы, чем бегущая перед самым строем, расстроившая ряды пехота?! Так легко и приятно тянуть саблей от плеча, чтобы брызги солоновато-сладкой, багряной человеческой крови били в лицо, чтобы конь хрипел в загоне и впереди — распахнутые в ожидании своих беглецов ворота…

Взять город в конном строю, да ещё при столь малом количестве бойцов, им, разумеется, никто не дал. И Кирилл ещё пожалел, что не успел вовремя притормозить разогнавшуюся лаву… Нет, потери от внезапного залпа со стены были невелики. Но растерянности, пусть даже мимолётной, более умелому воеводе горожан могло бы хватить, чтобы обратить поражение в победу и сполна отплатить за каждого павшего. А так… Видно, стрелки были пьяны, либо вовсе не умели стрелять из пищалей. Большинство пуль прожужжали совсем рядом, но лишь один всадник был убит, да трое получили раны, не слишком серьёзные.

— Назад! — заорал Кирилл, сам подавая пример. — Ну же, скорее!

Первыми приказ выполнили казаки. Ещё двое ратников были ранены, прежде чем весь их отряд сумел развернуть взбесившихся коней. Потом лава помчалась обратно и те из выживших горожан, кто не успел убраться с пути, сполна расплатились за героизм защитников города…

— Что за… — ругаясь почём свет, прорычал Павло, глядя на то, как усталые всадники на усталых конях возвращались обратно на опушку. — Что за дела?! Сотник, что ты-то думаешь?

Кирилл мрачно вытер саблю пуком молодой, нежной травы. Настроения отвечать у него не было вовсе, но и смолчать, когда ответа ждут десятки ратников, он не мог.

— Думаю я, что продолжается та смута, что мы застали в селе! Ну, том, где нас через мост не пускали! Вор тот, что там мужикам голову замутил, и здесь мог поусердствовать… Пресвятая Богородица! Сколько же дурней пошло за ним… Ей-Богу, впервые рубить не хотелось…

Он тяжко вздохнул, лицо потемнело. Никто не осмелился беспокоить сотника…

— Двигаемся в объезд! — решил Кирилл после короткой паузы. — Вот только сначала — похороним наших…

Выступили на рассвете, с первыми лучами солнца — как и обещал пан Роман. Мучимые похмельной жаждой, а оттого ещё более злые, чем обычно, казаки и шляхтичи не выпускали из рук оружия, готовые оказать достойный приём любому недругу. Однако, пан Роман не зря провёл в седле большую часть своей жизни — сквозь сонный, вялый город отряд прошёл, как нож сквозь масло — легко и без задержек. И хотя на всякий случай арьергард был составлен из самых трезвых воинов во главе с чудом держащимся в седле паном Анджеем, потребность в нём так и не возникла. Лишь когда последние всадники проезжали под аркой Западных ворот, также никем не охраняемых, за их спинами разнёсся над крышами заполошный перезвон колоколов — набат.

— Ого! — весело восхитился пан Роман, покосившись на впервые ехавшую подле него, в седле, Татьяну. — Никак это за нами?