– Значит, не в этот раз, – пробормотал Иосиф. – Где мы? Кто эти люди?

– Меня зовут Самаэус, – ответил мужчина, стоявший у изголовья. – Ты находишься в моем доме, и здесь ты желанный гость. Наша деревня называется Назарет.

– Это правильно, что назарянин распахнул двери своего дома для назорея, – сказал Иосиф и заснул.

Никто не понял, что он этим хотел сказать.

Иосиф удивительно быстро восстанавливал силы, словно неведомые соки земли Израиля наполняли его жилы. Он походил на одно из тех старых оливковых деревьев, которые весной кажутся годными лишь для рубки, но в очередной раз зеленеют вместе с остальными. Едва Иосиф смог крепко стоять на ногах, он отправился знакомиться с окрестностями.

Наступало лето. Поля переливались разными цветами, а холмы при малейшем дуновении ветерка источали сильные ароматы мирта и кориандра. Обеспокоенная долгим отсутствием мужа, Мария бросилась на поиски Иосифа. Она услышала голос Иосифа, раздававшийся с косогора, прежде чем нашла его взглядом. Иосиф громко кричал, не скрывая восторга, поскольку рядом никого не было. Мария испугалась, что с ним случился солнечный удар.

– Хвала тебе, Господи, пока Солнце не погаснет! – восклицал Иосиф, перекрывая курлыканье журавлей. – Хвала тебе, Повелитель Вселенной, за жизнь, которую ты подарил нам! Господи, я вешу не больше ласточки, пальмового листа, кролика, я всего лишь старик, который хочет уснуть на твоей груди, но мое сердце переполнено любовью к тебе и радостью, что я принадлежу тебе! Я верю в твое милосердие, равно как и в твой гнев. Подари мне прекрасную смерть, мой повелитель!

Мария не решилась подойти к мужу. Она была напугана, растеряна, потрясена. Чувства, которые она подавляла столько лет, захватили ее. Она заплакала и упала на колени. Иосиф увидел Марию через несколько минут, а возможно, догадался о ее присутствии по доносившимся до него рыданиям. Он сурово посмотрел на нее. Она приблизилась к нему только тогда, когда он встал с колен и начал спускаться по косогору.

– Да пошлет Господь тебе многие лета, – сказала она. – Ты мне так нужен.

Старик и молодая женщина, они вместе топтали асфодели и фиалки.

– Нам следует подыскать дом, – сказал Иосиф.

Он посетил раввина и узнал, что в Назарете живет не больше ста человек. И здесь уже был свой плотник. А вот просить совета у раввина было бесполезно, поскольку он едва умел читать и писать и совершенно не разбирался в жизни. Конечно, это не тот человек, который мог бы учить Иисуса.

– Учить… – подумал Иосиф. – Но кого из него сделать?

Иосиф долго не осмеливался, но наконец решился высказать свою досаду. Пора было определять судьбу маленького сына.

– Я его спас, – говорил он сам себе, идя по дороге, ведущей к дому Самаэуса. – Он моей крови. Но я не могу сделать из него раввина.

Женщины, в том числе и Мария, стирали белье в реке. Недалеко Иисус играл с другими детьми. Он издали заметил отца и оставил игру.

– Ты выздоровел, отец, – сказал Иисус.

– Господь дал мне отсрочку.

– Когда ты болел, мать сказала, что я должен выучить молитвы, чтобы молиться за тебя.

– Я научу тебя молиться.

– Все говорят, что я, наверное, буду раввином и что я должен научиться читать.

– Все… – буркнул Иосиф. – Кто это – все? Почему ты прислушиваешься неизвестно к кому?

– Но разве не пришло время научиться мне читать и писать? – настаивал Иисус.

– Мы, конечно, позаботимся об этом.

– Но я не стану священником?

– А разве я говорил, что ты им станешь?

– Но ведь ты священник? – спросил Иисус низким голосом, сурово и напористо.

– Не все сыновья раввинов становятся раввинами. Ты будешь плотником, как я. Ты задаешь слишком много вопросов и слушаешь слишком многих людей.

Наступил вечер. Когда Самаэус и его родные собрались за столом, а женщины отошли в сторонку, Иосиф поднял руку и начал говорить.

– Самаэус, ты поступил как сын, ты дал кров, хлеб и соль мне и моим близким. Именно в твоем доме Всемогущий Господь позволил мне собрать остаток сил, и я прошу у него благословить твой очаг. Мне бы хотелось провести остаток дней около человека, подобного тебе. Но в Назарете для плотника мало работы, а я слишком стар, чтобы работать в поле. Завтра я покину вас.

– Почему ты говоришь о себе только как о плотнике? Ведь ты также и раввин. Ты знаешь, что, если останешься здесь, ни в чем не будешь нуждаться. [12]

– Раввин? – задумчиво произнес Иосиф. – Перед Господом – безусловно. Но я спрашиваю себя, остался ли я раввином перед людьми?

После этих слов в комнате воцарилось тягостное молчание.

– Нет! – воскликнул Иосиф, охваченный яростью. – Перед людьми я больше не священник! Священник в это позорное время! Нет! Пусть все сами читают Книги и молятся Господу до тех пор, пока он не снизойдет к ним!

Иосиф, вытянув шею, в упор посмотрел на Самаэуса. У него тряслись губы, но он продолжил:

– Что ты думал? Что я пришел сюда, чтобы лишить вашего раввина половины его хлеба под тем предлогом, что я тоже раввин? Неужели ты меня принял за одного из священников Иерусалима? Неужели ты думал, что и я всякий стыд потерял?

– Я никогда не думал ничего подобного, – примирительным тоном ответил Самаэус. – Я просто хотел сказать, что Галилея отличается гостеприимством.

– Так вот, было бы недостойно этой страны, если бы я отнял у вашего бедного раввина его хлеб. У него и так есть только три свитка, составленных в перепись. Я не могу отнимать у него полынь и лук.

– Понимаю, – прошептал Самаэус. – У тебя есть сыновья, как мне сказала твоя жена. Надеюсь, они позаботятся о тебе там, где ты обоснуешься.

– Они позаботятся обо мне, если я буду в том нуждаться. Они все писцы и доктора и зарабатывают себе на жизнь в Храме. Однако сначала мне нужно послать им весточку, что я жив. С тех пор как я уехал, прошло четыре года. Они могут считать меня умершим, поскольку после моего отъезда из Иерусалима не получали от меня никаких известий.

– Ты можешь сейчас же дать им о себе знать.

– Да, но мне также хотелось бы сообщить им, где я нахожусь. Вот почему я намереваюсь найти как можно скорее город, где сумел бы обосноваться. Я родом из Иудеи и совсем не знаю Галилеи, но я подумал о Капернауме. Это город рыболовов, а лодки часто нуждаются в починке. Это и станет моей работой. Мне говорили, что там и дома строят. Следовательно, непременно возникнет необходимость в балках, дверях, окнах, лестницах…

– И ты никогда не вернешься в Иерусалим?

– Вернусь, но не для того, чтобы жить там. На следующую Пасху.

Они закончили трапезу. Из всего разговора Иисус лучше всего запомнил, что четыре старших сына его отца состояли при Храме. Почему же он не мог стать раввином? И почему отец так яростно противится тому, чтобы он становился раввином? И почему он не хочет возвращаться в Иерусалим?

И Иосиф обосновался в Капернауме.

В Капернауме, городе, где стоял римский гарнизон, административном центре, таможенном пункте и рыболовецком центре на севере Генисаретского моря, жизнь била ключом, и там всегда находилась работа для еще одного плотника. Едва Иосиф нашел дом, мастерскую, ученика и первых заказчиков, как был вынужден взять второго ученика. Кто-то заказывал двери и ставни для своего нового дома, а кто-то хотел поменять балки в старом доме. Через несколько недель Иосифу пришлось нанять подмастерье. Город был охвачен строительной лихорадкой.

Несколько десятилетий назад здесь был возведен монумент, который заинтересовал Иосифа, но одновременно вызвал неприятное чувство. Это была синагога. Построенная из белого камня, с фасадом, украшенным пилястрами, она возвышалась на помосте, который позволял видеть ее на расстоянии в многие тысячи локтей. Внутри синагога также была прекрасна. Высокий неф, свод которого подпирали семь колонн, широкие приделы и вымощенный белоснежными плитами пол вызывали искреннее восхищение. Однако на ее строительство собственные динарии пожертвовал центурион, римлянин, который любил иудеев. Но разве римлянин мог любить иудеев? А если он их любил, то почему остался язычником? Однако гораздо хуже было то, что, следовательно, нашлись иудеи, которые любили римлян. Требовалось признать очевидное: в Капернауме не существовало взаимной ненависти. Возможно, синагога была подарком демона…