– Поиски власти, – продолжила женщина, – это целая жизнь. Когда я увидела тебя идущим по улице, я поняла, что ты никогда не знал женщины.

Она роняла слова, гулко падавшие в тишине, – так меняла прислушивается к звону полученных монет, чтобы проверить содержание в них серебра.

– Существует нечто большее, чем плотские утехи, – сказал Иисус. – Это честь народа.

Она переплела пальцы, и кольца сверкнули, словно глаза разъяренного животного.

– Честь! – срывающимся голосом воскликнула она. – Меня вышвырнули, чтобы я не бесчестила своего мужа! Честь! Это игрушка для мужчин! Столь дорогая игрушка, что даже женщины готовы ради нее принести себя в жертву! У меня нет чести, сын человеческий! И, поверь мне, я горжусь этим! Что касается мужчин Израиля, то ваша честь вызывает у меня такое презрение, что я испытываю удовольствие от своего существования. А вы еще верите в Иегову! Словно он не был самим отрицанием чести…

– Женщина! – вскричал Иисус.

– Молчи! – выкрикнула она еще громче, с дикой яростью в голосе. – Для вас честь – это образ, который вы для Него придумываете. Но кому Единственный захотел бы дать образ Самого Себя?

Ее шаги стали длиннее, походка – кошачьей.

– Я знаю, с какими мужчинами ты встречался до сих пор. Молчи! Со старыми докторами с мозгами, обращенными в прошлое! Не заблуждайся, галилеянин, Давид был не такой! Но прошлое есть прошлое. Теперь нам остались лишь бессвязные слова, которые бормочут саддукеи, а фарисеи записывают каракулями! Иди к своим кудесникам, ребенок!

– А пророки? – Иисус был потрясен. – Ведь пророки тоже были людьми прошлого?

– Нам потребовалось бы по одному пророку на каждом перекрестке каждого города Израиля, – насмешливо ответила она. – Ты что, пророк?

Светильники зачадили.

– Когда я тебя увидела на улице, меня охватило волнение. Мне показалось, что я ощутила нежность в твоей грустной походке, когда ты едва касался сандалиями плит, в твоей опущенной голове, в твоих пустых руках. Ты ошиблась, женщина! Ты позволила ввести себя в заблуждение! Это всего лишь солдат без предводителя! Завтра отстаивание им чести вызовет кровопролитие! Солдат, слуги покажут тебе дорогу в баню, поскольку ты все еще остаешься желанным гостем в этом доме. Они также отведут тебя в твою комнату и объяснят, как запереться изнутри.

Она собралась уходить.

– Как тебя зовут?

– Сепфора.

Иисус остался один. Униженный, разгневанный, готовый разрыдаться. На пороге появился один из нубийцев. Иисус пошел за ним, поскольку ему необходимо было вымыться. Он не обращал ни малейшего внимания на роскошь, на кран, из которого текла душистая вода, на ароматное мыло. На какое-то мгновение он застыл в мраморном бассейне, охваченный отчаянием. Потом он тщательно вымылся. Нубиец обтер его полотенцем и протянул льняную тунику.

Даже в отведенной ему комнате Иисус не смог развеяться. Ценные породы деревьев, бронза, слоновая кость… Казалось, тишина их разъединяла. Небольшой садик, разбитый во внутреннем дворике, тихо шелестел. Не в состоянии заснуть, Иисус принялся бродить по дому, который выглядел пустым. Он заблудился в многочисленных коридорах. Почему доступная женщина могла быть такой грозной и опасной?

Смехотворное краснобайство! – всякий раз говорил себе Иисус, как только вспоминал об Аристофоре.

Неужели учение Досифая или его последователя Симона могло дать столь ничтожные результаты?

А ведь настоящие кудесники или мошенники, подражавшие им, обладали немалой властью! Когда Иисус с ними встретится, он быстро разберется, из чего они плетут свои циновки. В этом Иисус нисколько не сомневался.

Однако сначала необходимо было с ними встретиться, он должен был понять, как они завоевали власть. Ведь сейчас ему не хватало именно власти. Иисус был одиноким и уязвимым.

А еще ему не хватало, думал он, некой прозорливости, какой обладала Сепфора. За какую-то четверть часа она словно высветила его изнутри, вывернула душу наизнанку. Подобные люди быстро приобретают широкую известность. Настоящие знатоки человеческих душ!

Дорога была пыльной и безлюдной. Оставив Скифополь позади, Иисус обогнул гору Гелвуйскую, спустился в долину Иордана и направился в Айнон, лежавший близ Салема, где, по словам Аристофора, проповедовал Досифай.

Добравшись до Айнона, Иисус спросил у прохожих, знает ли кто-нибудь, где живет кудесник Досифай. Вокруг Иисуса сразу же собралась небольшая толпа. Разумеется, крестьяне слышали об этом – правильно ли они расслышали его имя? – Досифае, но точно не могли сказать, где он проповедует.

– Здесь много кудесников, – пояснили они Иисусу. – Большинство из них обосновалось в окрестностях горы Гелвуйской.

На следующее утро Иисус вновь отправился в путь. Около полудня он увидел вдалеке какой-то дом. Белое пятнышко в зарослях деревьев, над которым вился голубой дымок. Проделав половину пути, он заметил, что по поперечной дороге идут какие-то странные люди. С бритыми головами, закутанные в куски ткани так, что одно плечо оставалось обнаженным. Это придавало им сходство с египтянами. Оказалось, что деревья скрывали не один, а несколько домов. Иисус направился к самому большому дому, который был без дверей. Около дома стояли столь же странно одетые люди и с любопытством разглядывали путника.

– Это дом Досифая? – спросил Иисус на арамейском языке.

Никакого ответа. Тогда он повторил вопрос на ломаном греческом.

– Это Дом Лотоса, брат мой. Мы зовем его также Храмом Блаженства. Здесь нет человека по имени Досифай, – ответил на безукоризненном арамейском языке старик с лоснившимся черепом.

– Что такое Дом Лотоса? – спросил растерявшийся Иисус.

– Входи, прошу тебя, и посмотри сам.

Взгляды всех присутствовавших были устремлены на Иисуса.

Этот дом отличался от иудейских. Он был построен по чужеземному образцу. В центре первой, очень просторной комнаты находилось изваяние человека, сидевшего в странной позе. Оно было выточено из черного камня. У человека были раскосые глаза, и он улыбался. Блики от множества горящих светильников плясали на камне, придавая изваянию сходство с живым человеком. У подножия статуи лежали цветы. Вокруг сидели в обычных позах или поджав под себя ноги приверженцы незнакомого Иисусу культа. Они не обращали на незваного гостя ни малейшего внимания. Комната выходила в широкий двор, где в столь же странной позе сидел старик, окруженный верующими, к которым он обращался на ломаном греческом языке. Это был явно не Досифай. Но какую религию они исповедовали?

– Ты новый последователь? – спросил человек, сопровождавший Иисуса. – Или ты просто ищешь Досифая?

– Как я могу быть новым последователем, если ничего не знаю о твоей религии?

– Мы не обучаем религии.

– Чему же вы обучаете?

– Мудрости. Софии, – улыбаясь, ответил мужчина.

– Но у вас есть бог?

Мужчина покачал головой.

– Мы исповедуем слияние человека с всемирным духом. У нас нет бога в том виде, в каком вы, иудеи, представляете его себе. Ты самаритянин?

– Нет, я иду из Галилеи.

– Но тогда что ты делаешь в этой стране, которую твои земляки считают более нечистой, чем могила, среди людей, которых твои земляки называют более нечестивыми, чем свиньи? – спросил мужчина, слегка повысив голос.

– Я вижу, что ты сам самаритянин, – ответил Иисус.

– Не приписывай мне ненависть, которой я не разделяю, – добавил он. – Ты галилеянин и ты не считаешь, что самаритяне более нечестивы, чем свиньи?

Теперь настала очередь Иисуса покачать головой. Мужчина внимательно смотрел на него.

– Как случилось, что самаритянин исповедует философию безбожия? – спросил Иисус.

– Я не самаритянин, хотя и живу в Самарии. Я идумей, – объяснил мужчина. – Учение, положения которого я разделяю, приносит мне покой. Я изучал твой народ и его религию. Они меня разочаровали.