– Да ладно! Ты никак за здоровый образ жизни?

– Хотелось бы. А что, не похоже?

– Не смеши

За их спиной взвизгнула противно входная дверь.

– Какая, однако, картина, – раздался задорный голос. – Знаковая, можно сказать. Спивающаяся милиция. Надежа и опора государства, защитники простого населения, пьют прямо на рабочем месте, не снимая мундира. Красиво!

Серегин обернулся, ткнул локтем стоящего спиной Иванова:

– Кто это?

– Да-да! – воскликнул молодой человек, одетый не по погоде легко. На улице было мерзко, сильный ветер, несущий крупные хлопья мокрого снега, переходящего иногда в дождь, а на вошедшем только щеголеватая короткая курточка с открытым горлом, из-под которой виднелась легкая рубашка. На ногах – прикрытые синими джинсами рифленой кожи «казаки». Позади него, в дверях, маячили высокие и широкоплечие в коже. – Познакомьте нас, наверное. А то нехорошо получается.

Иванов сложил водку и закуску в пакет, расплатился и толкнул майора:

– Пойдем…

– Куда же вы! – не успокаивался молодой человек. – Я в отделение зашел, спрашиваю, где героический капитан, то есть, простите, лейтенант Сергей Иванов? На своем ли посту? А меня сюда послали! Не спиваетесь ли?

– Что это за шмакодявка? – удивился Серегин.

– Это не шмакодявка, – пояснил Иванов, останавливаясь перед дверями. – Это совсем не шмакодявка. Это сын Захара Давидовича.

– Левина, что ли? – Майор всплеснул руками. – Того, который отмазал Щеглова в прошлом году и который не дал Протопопова посадить? Адвокатишка, что ли?

– Ага! – обрадовался молодой человек. – Мелкий такой… Маленький.

– Дайте пройти, граждане, – сказал, глядя перед собой, Иванов и пошел напролом. Кожаные куртки отскочили в последний момент.

– Я, собственно, зачем приходил, лейтенант, я сказать хотел. Ты не думай, что я тебя забыл. Ты у меня еще палочкой будешь махать на перекрестке! На самом говенном! Попомни мое слово! – крикнул молодой человек в закрывающуюся дверь.

Когда майор наконец догнал друга, тот уже входил в отделение.

– Погоди, Серега, а что это было?

– Ты что, совсем ничего не помнишь?

– В смысле?

– В смысле, когда меня едва из органов не турнули. Когда именно ты настоял на том, чтобы меня из убойного в ДПС перевели и в звании понизили. Ты офицерский суд помнишь? Или пропил память уже? Из-за кого я тогда загремел, напомнить?

– Твою мать. – Серегин плюхнулся на табуретку – Так это его ты на наркотиках и изнасиловании взял тогда?

– Его. И его папашка…

– Слушай, – перебил его Серегин. – По поводу того офицерского суда и то, что тебя…

– Ты не понял, я не в претензии к тебе. Я тебе благодарен за тот случай. Если бы не тот скандал, который ты раздул, не перевод сюда, меня бы уволили. И был бы я, как тысячи других таких же неудачников. Стройку бы сторожил и с паленой водкой в русскую рулетку играл. Так что ты все правильно сделал. Все рассчитал. Молодец! Я не потому вспомнил… Просто дурно мне, майор!

– Ага, – буркнул Серегин и отвинтил бутылке голову. Холодная водка плюхнулась в запотевшие мигом стаканы. – Давай, так-то…

– Давай.

Они выпили, Серегин поморщился. Вздрогнул.

– Не знаю я, как ты без сока эту гадость пьешь. Я так не могу.

– Закусывать надо, – мрачно сказал Иванов, вытаскивая из пакета кусочек колбаски. – Я его тогда с поличным взял, щенка.

– Да знаю, помню… – начал было майор, но Сергей не слушал.

– Тепленьким! Нос в «муке», морда в прыщах, хер наружу, баба в крови и соплях. Я ему: «Вы арестованы», а он мне в харю плюнул: «Мусор, – говорит, – на хер пойди». Я ему в рыло и сунул. Хорошо так сунул, ты знаешь, как я могу.

– Да помню я, Сережа, помню… Чего ты мне…

– Ты погоди. – Иванов снова налил водки, сразу же выпил. – Меня знаешь кто сдал тогда? Кто меня тогда с потрохами вломил? Моя команда и вломила! И девка та, сука, подтвердила. Всем хорошо стало. И улики вдруг пропали. И наркотиков не было. И эксперт, что характерно, подтвердил. И девка от обвинения отказалась. Не было, говорит, насилия. Любовь была, и тут, понимаешь, менты, разгром, мордобой, антисемитизм сплошной. Суки, националисты, скинхеды в погонах! Папа пробашлял хорошо. Молодец у нас папа! Он, если потребуется, кого угодно купит. Ему половина уголовников города и области свободой обязаны.

– Да уж, этот Захарка сука та еще, так-то. – Майор кинул в рот колбасу и вздохнул.

– Так что ты, Тарас Васильевич, мне тогда крепко помог.

– Старался, так-то, – подтвердил Серегин.

– Да только, боюсь, один черт выпрут. Добьют, суки. Да и хер с ним! Надоело! Пойду вот в эти… в коммерческие структуры. «Бабки» зашибать. Магазины охранять. Или, там, детективом частным.

– Какие там, блин, структуры. Откуда у тебя, мента, способности к коммерции?

– Да ты что?! У мента должны быть врожденные способности к коммерции!

– Только ты тут при чем? Ты не про других, ты про себя говори. Так-то.

– Наплевать, – отмахнулся лейтенант. – В электрики пойду. Руки есть, голова тоже на месте.

Они снова выпили.

Из газетных заголовков:

«Мочить в сортире. Новая стратегия российской политики? Внутренней или внешней?" „Новогодняя неожиданность“. „Чего ждать с Новым?“

– И что же мы будем делать, дорогие мои? – Президент стоял спиной к присутствующим и смотрел из широкого окна куда-то вниз. Собственно сам Президент еще таковым не был, а только временно занимал этот пост. Хотя всем, от Премьера до последней машинистки, было понятно, в какую сторону кивнут выборы. Это понимали все, вся страна и даже «те, которые остальные», то есть кандидаты в президенты. Хотя были и варианты. Возможно, сам того не подозревая, Липинский, близкий друг Бывшего, подложил новому Президенту огромную свинью. Специальная группа аналитиков разрабатывала сейчас Семена Марковича на предмет возможных действий с его стороны. Но бывший олигарх сидел в Лондоне, ожидая решения английских властей по поводу политического убежища, и никаких действий не предпринимал, что настораживало еще больше. Однако то, как он уходил за границу, наплевав на законы, на силовые структуры, на ФСБ, на власть, сделало свое дело. Этого не смогли сделать ни чеченские боевики, ни западные бойцы информативного фронта с их многочисленной армией внутренних агентов влияния, вроде Великой Московской Девственницы. Теперь же Власть сидела в луже, от которой мерзко пахло тухлятинкой.

– Хотелось бы, – начал Премьер, – предостеречь вас от излишне решительных, брутальных действий.

– Слово-то какое. – Президент повел плечами. Всем остальным очень хотелось знать, что же увидел он там за окном. Снег, деревья с белыми обвисшими ветвями, все замерло, словно ожидая чего-то. Чего? Весны? Безусловно, романтичная картина, но какое она имела отношение к текущему вопросу? Окружение Президента впервые за много лет не чувствовало под собой прочной опоры. Новая метла не была ставленником ни одной из сложившихся политических сторон, его двинули на пост безопасники, грубо, с шумом, но настолько быстро, что среагировать никто не успел. Теперь надо было или приспосабливаться к действующему порядку, или… С уходом Липингкого денег на второе «или» уже не было. – Брутальных. Интересно, а какие еще действия вы можете предложить? Попробовать замолчать происшествие? Или, может быть, представить его как убедительную победу нашей доблестной милиции?

– Операцию вела ФСБ, – осторожно напомнил министр внутренних дел.

– Я помню, – ответил Президент, все еще глядя в окно. Где-то там, на качелях ветвей прыгала толстая ворона. – Я помню, кто вел операцию, и также я знаю, что помешало ее осуществлению.

– Но ведь никто не ожидал, что у господина Липинского…

– У гражданина…

– Что?

– У гражданина Липинского, – поправил Президент.

– Да. Извините. У гражданина Липинского будет такое вооружение.