Старуха сидела неподвижно. Потом медленно, почти печально покачала головой.

— Невозможно, — промолвила она. — Нет таких заклинаний. Пришлось бы повернуть вспять само время, вернуться в Рождество. Все, что случилось, уже случилось, Элис. И этого не вычеркнешь.

— Кое-что можно вычеркнуть, — злобно заявила Элис, обернувшись к ней исхудалым, изможденным лицом. — Ребенка можно вычеркнуть, Мора. Ребенка можно погубить в животе матери. Он может родиться мертвым, а Кэтрин может погибнуть. И тогда даже если Хьюго больше не полюбит меня, и ее он любить не будет. Но когда миледи умрет и ребенок тоже, Хьюго снова будет моим.

— Я не стану, — тихо ответила Мора. — Даже для тебя, Элис, дитя мое, бедное мое дитя. — Она покачала головой. — Многим я устраивала выкидыш или делала аборт. Я насылала на скот порчу, о да, и на мужчин тоже. Но на чужих мне людей или на тех, которых была причина ненавидеть. А дети были нежеланные, и женщины отчаянно хотели от них избавиться. Я не смогу убить ребенка женщины, с которой живу, чей хлеб я ем. Не смогу, Элис.

Наступило молчание. Остатки сгоревшего мешочка мерцали искрами и превращались в пепел, который тут же распадался в прах.

— Тогда объясни, как это делается, — прошипела Элис. — Я сама все устрою. Если бы ты не влезла, Мора, я бы ее тогда утопила. Ну теперь уж я покончу с ней. И предупреждаю: не вмешивайся.

— Не надо, Элис, — предостерегла ее Мора. — Я не вижу этому конца, и осталось так мало времени…

Девушка вскинула на нее глаза и резко спросила:

— Что ты там разглядела? Что значит «осталось мало времени»?

— Ничего такого, — пожала плечами Мора. — Заяц, пещера, холодно, кто-то тонет. И очень мало времени.

— Заяц? — уточнила Элис. — Мартовский заяц? [11]Волшебный заяц? Заяц, в которого превращается ведьма в полете? Что это значит, Мора? Что за пещера? И кто тонет? Это имеет отношение к случаю с Кэтрин? Кто-то тонет в пещере? Тонет, его уносит в подземную реку, и он остается там навсегда?

— Заяц, пещера, холодно, кто-то тонет, и очень мало времени, — повторила Мора. — Пойми, Элис, я не могу действовать, если не знаю как. Я вижу опасность, и меня что-то толкает навстречу ей. Мне известно, что такое страх перед огнем или перед водой. Не принуждай меня идти туда, где я чую опасность, Элис.

В комнате снова повисла тишина, обеим стало не по себе. Каждая замерла, как олень, заметивший охотника, и ждала, когда испуг пройдет. Минута шла за минутой, но обе молчали.

— Тебе придется что-то предпринять, — сказала вдруг Элис изменившимся голосом.

Она уставилась на кукол у себя на коленях. Лицо ее светилось ужасом пополам с восторгом.

— С чего бы это?

— Куколки ожили, — прошептала Элис. Наклонившись к ним, она смотрела, как в медленном, едва заметном ритме вздымаются и опускаются их маленькие грудки.

— Они живые, — добавила она. — С ними надо что-то делать, Мора, иначе они начнут действовать сами.

Еще ни разу Элис не видела, чтобы Мора боялась. А теперь старуха сгорбилась, словно стала вдруг жутко мерзнуть или умирала от голода. Долгие и нелегкие годы, проведенные в пустоши, среди болот, нищета на клочке земли с овощными грядками, существование на скудные подаяния — все это не прошло для нее бесследно, и теперь глянец, приобретенный за несколько недель комфортной жизни в замке, сразу слетел с ее лица, будто его и не было.

Восковых куколок они спешно спрятали под подушку. Ночью Элис слышала, как они копошатся. Днем, когда она ходила по комнате, ей казалось, что куклы неотступно следят за ней, взгляды их проникали сквозь подушку и одеяло. Эти уродливые маленькие призраки жили рядом с ними, и теперь уничтожить их было невозможно.

Обе женщины очень их опасались, и не только их самих — опасались, что кто-нибудь заметит, как шевелится и приподнимается на кровати покрывало. Опасались добросовестной служанки, которая периодически вытряхивала их одеяла. Боялись назойливо любопытных глаз Элизы Херринг или неожиданного визита отца Стефана.

Эти крохотные куколки постоянно стояли у них перед глазами, и казалось невероятным, что никто не ощущает их присутствия, никто за дверью не слышит их приглушенных тоненьких вскриков, время от времени раздающихся из-под подушки.

На третий день на рассвете Мора и Элис не спали: маленькие твари шумно возились всю ночь. В конце концов женщины подбросили в камин дров, потеплей закутались, поскольку в комнате было совсем холодно, сели перед огнем, прижавшись друг к дружке, и уставились на разгорающееся пламя.

— Что же с ними делать? — вслух размышляла Мора. Лицо ее посерело и осунулось от страха и усталости.

— Может, сжечь? — предложила Элис.

— Я не осмелюсь, — ответила старая знахарка. — По крайней мере, сейчас, когда они такие живчики. Неизвестно, чего от них ждать. Вдруг они выпрыгнут из огня и, горящие, начнут бегать за нами по комнате! Если сами куклы не сожгут нас, то его светлость сцапает за колдовство. И зачем я только их сделала?

— Ты научила меня заклинанию, которое дало им силу, — напомнила Элис. — Ты должна была знать, что мы от них так просто не избавимся, они теперь с нами навсегда.

— Я даже не представляла, что такое бывает, — пояснила Мора, — что они настолько сильные и живучие. Это все ты, Элис. В них действует твоя сила. Твоя сила и страшная ненависть, которую ты вдохнула в них.

Девушка обеими руками вцепилась в одеяло.

— Если у меня такая сила, почему тогда я не могу получить все, что захочу? — спросила она. — Я смогла сделать чудовищные ошибки, подвергая собственную жизнь опасности. Я смогла предать матушку и своих сестер. Но такой, казалось бы, малости — отбить мужчину у другой женщины — не могу. Мне мало радости от моей силы.

— Просто в тебе много противоречий, — возразила Мора. — Поэтому и сила твоя то появляется, то исчезает. Ты то любишь, то предаешь. А теперь тебе подавай Хьюго. И что ты будешь с ним делать, если получишь его?

Элис на секунду закрыла глаза. Под подушкой, в тени плотных штор, закрывавших кровать, куколки лежали тихо, будто ждали, что скажет Элис.

— Буду любить его, — промолвила она ослабевшим от страсти голосом. — Он станет моим единственным и тоже меня полюбит. Он опьянеет от страсти ко мне, так увлечется, что перестанет смотреть на других женщин. Сделаю из него своего слугу, своего раба. Он сойдет с ума от любви ко мне.

Мора кивнула и подтянула одеяло.

— В таком случае ты быстро убьешь его, — заключила она.

Девушка вздрогнула и открыла рот, собираясь протестовать.

— Да-да, — подтвердила Мора. — Это правда. Если получишь молодого лорда и сделаешь из него раба, ты убьешь его. Хватит с тебя старой леди, которую ты оставила гореть заживо. В тебе сидит темная сила, Элис. Я и сама не ведала, что такая бывает. Хотела бы я знать, откуда ты явилась ко мне, из какого мрака, когда я подобрала тебя у порога.

— Я всего лишь хочу того же, что есть у всякой женщины, — пожала плечами Элис. — Любимого мужчину, крышу над головой, благополучие и уют. Вон у Кэтрин полно разного добра. И я хочу того же, не больше. Откуда у нее права, почему их нет у меня?

— Может, и получишь все это, — предрекла Мора. — Ненадолго.

— Как ненадолго? — вспыхнула Элис. — Насколько? Что ты молчишь, Мора?

Старуха покачала головой, лицо ее помрачнело.

— Мне не видно. Все передо мной заволокло мраком. И кости не помогают, и огонь, и кристалл, и даже сны. Вижу только зайца и пещеру и еще чувствую холод. — Мора задрожала и добавила: — Как в могиле. В таком преклонном возрасте меня настиг страх.

— Я тоже боюсь, — призналась Элис. — С каждым днем эти куклы становятся для нас все опасней. Давай уже что-нибудь решим и покончим с ними. Откладывать больше нельзя, рискованно.

— Мне известно одно священное место в пустоши, недалеко от Боуэса, — неторопливо произнесла Мора. Там стоит крест. Это на другом берегу, напротив моей хибарки.