— То, о чем я и мечтал, — спать с тобой! — засмеялся Хьюго. — Как только увидел тебя, особенно когда все решили, что ты ведьма, сразу подумал: она съест меня с потрохами, — поговаривают, что ведьмы так и поступают с мужчинами. Думал, будешь носить меня на спине, как кобыла. Думал, ты знаешь такие штучки, от которых я с ума сойду, лишь бы быть с тобой.

— А вместо этого я оказалась очередной девственницей. — Элис грустно покачала головой. — Простой девчонкой, как все.

Хьюго встал, отшвырнул окровавленную тряпку и привлек Элис к себе.

— От простых девчонок тоже можно получить удовольствие, — успокоил он. — В следующий раз, любимая, когда я утомлюсь от путешествий и буду сыт по горло Кэтрин, в следующий раз получится лучше.

Девушка кивнула, поняв, что он хочет идти.

— Но больше не присылай ко мне свою Мору, — предостерег он. — Жена обязательно догадается, ей станет плохо, а это вредно для ребенка. Я навещу тебя, когда Кэтрин точно не увидит. Когда она спит.

— Значит, темные углы, — промолвила Элис. — Чуланы. Тайно, чтобы никто не узнал.

Лицо Хьюго просветлело.

— А что, мне нравится, — заявил он. — Рискованно и быстро. Ты разве откажешься от близости, когда сил нет ждать удобного момента, когда обоим очень хочется?

Элис отвернулась, скрывая от него гнев и обиду.

— И я буду как всякая простая девчонка, — ответила она.

Хьюго обнял ее за талию и небрежно поцеловал в макушку.

— Ладно, мне пора, — заторопился он. — Спокойной ночи и сладких снов.

Дверь за ним тихо закрылась. Элис устало вернулась в кровать и легла на спину, глядя, как по потолку пляшут блики пламени. Когда отворилась дверь, она и головы не повернула. Она знала, что это не Хьюго.

— Ну и дура же ты, — весело сказала Мора. — Я-то думала, ты вся горишь от страсти. Иначе я бы предупредила тебя, что если ляжешь с мужчиной, которого ненавидишь, то будет больно.

Девушка медленно подняла с подушки голову.

— С чего ты взяла, что я ненавижу его? — вяло спросила она. — Я люблю его. Люблю больше жизни.

Мора хрипло рассмеялась и юркнула в кровать.

— Да, говоришь, что любишь, — охотно согласилась она. — Но тело твое говорит совсем другое, детка. Твое тело все время твердит «нет». Даже когда ты пытаешься обмануть себя, что на седьмом небе от счастья.

— Помоги мне, Мора, — взмолилась Элис, приподнявшись на локте. — Мне было больно, я чувствовала отвращение, он взял меня так грубо. А раньше от одного его взгляда я вся трепетала.

— Он разочаровал тебя, — усмехнулась старуха, накрываясь одеялом. — И ты ненавидишь Кэтрин. Тебя одновременно тащит в разные стороны. А собственные интересы ты не принимаешь во внимание. Сумей овладеть своей силой, Элис! Пойми, чего ты на самом деле хочешь, и добейся этого. Сегодня ночью ты лежала вот здесь и желала, чтобы он изнасиловал тебя. А ему надоели вечные жертвы, он ждет от женщины, чтобы она сводила его с ума.

— Ты подглядывала, — раздраженно заключила Элис. Потянув на себя одеяло, она повернулась лицом к стене.

— Конечно, — спокойно подтвердила Мора. — И послушай меня: с Кэтрин, с ее диким распутным нравом, он получает больше удовольствия, чем с тобой.

Элис молчала.

— Я бы на твоем месте, — задумчиво продолжала Мора, глядя в неподвижную спину своей воспитанницы, — не стала бы торопиться, дала бы ему вина, сама бы выпила бокальчик. А то и подмешала бы чего-нибудь. Есть такой корешок, так возбуждает мужчину, что он начинает сходить с ума, у него постоянно стоит, он часами не может кончить. Я бы рассказывала ему похабные истории, заставила бы смотреть, как я трогаю себя, ласкаю и там, и тут. Заверила бы, что я ведьма и если он прикоснется ко мне, то обезумеет. И только когда он опьянеет от похоти, я позволила бы себя взять. И не стала бы распускать под ним нюни, как какая-нибудь судомойка, которую берут силой.

От ее слов Элис закрыла глаза и опустила голову.

— Но я не легла бы с ним, пока не решила, хочу я его или нет, — рассуждала Мора. — Я отказалась бы спать с мужчиной, если у меня с ним счеты или если он дурит мне голову. Не позволила бы залезть на себя, чтобы потом он отмывался, словно о меня запачкался. Я бы заставила его выбирать между собой и женой. И уж наколдовала бы так, что он выбрал бы меня.

Перевернувшись на другой бок, Элис посмотрела на Мору и злобно заявила:

— Никакое на свете колдовство не загасит желание иметь наследника. Я надеюсь только на то, что эта сучка помрет во время родов, а вместе с ней и младенец.

Старуха спокойно выдержала ее взгляд и ровным голосом произнесла:

— А я здесь как раз для того, чтобы ничего подобного с Кэтрин не случилось. В тонкой же сетке ты запуталась, малышка Элис.

Девушка снова повернулась к стенке и зарылась лицом в подушку.

— Что, снова захотелось в аббатство? — спросила Мора, посыпая солью старую рану. — Там было тепло, светло и мухи не кусали. А тут вон какая неприятность, а защитить-то некому, матушки во Христе рядом нет. — Мора помолчала и весело добавила: — Ах, какая жалость!

И прежде Элис чувствовала себя несчастной, но после той ночи стало совсем тяжело. Апрель выдался долгий и ветреный, словно сама погода была настроена против нее. Казалось, эти мрачные холодные дни никогда не кончатся.

Она помнила зимы и потяжелее, когда была маленькой и жила с Морой. Им постоянно не хватало еды и дров, и Мора ежедневно выгоняла ее на мороз из засыпанной снегом хибарки, дав указание набрать полное ведерко снега и поставить таять над крохотным драгоценным пламенем в очаге. По ночам они прижимались друг к другу, чтобы спать было теплее, и слушали, как воет волчья стая, которая в вечерних сумерках и на рассвете подбиралась совсем близко к хижине. Подбрасывая в огонь очередной брикет торфа и горсть сухой травы, Мора смеялась, будто пронизывающий до костей холод, боль в голодном желудке и бесконечное завывание волков забавляли ее.

— Запомни, — говаривала она воспитаннице, большеглазой и тоненькой, как ягненок, лишившийся матери. — Запомни, моя Элис. Никогда не спорь с мужчиной, особенно если он сильный. Найди свое место в жизни и держись его.

И маленькая девочка с огромными синими глазами на крохотном белом личике кивала и особым образом складывала цыплячьи пальчики, стараясь уберечься от дурного глаза.

— Этот крестьянин был нехороший человек, — серьезно замечала она.

— Да, это так, — с удовольствием отзывалась Мора. — А теперь он умер, потому что был ко мне несправедлив. Найди свое место в жизни и держись его, Элис. И еще — избегай нехороших мужчин, у которых в руках власть.

Элис тогда постоянно мерзла; жестокий холод, поселившийся в сердце, сопровождал ее всю жизнь, словно в груди у нее лежал кусок льда, который никогда не растопится. Ни ласки, которыми ее окружали в аббатстве, ни жаркое пламя каминов, наполненных горящими поленьями, ни пледы из теплой овчины, ни шерстяные ткани не могли избавить ее от этого чувства. В аббатстве, стоило ей услышать завывание ветра, она поднимала голову к матушке.

— Это что, волки воют? Это волки воют, матушка Хильдебранда?

Старая аббатиса смеялась, клала детскую головку себе на колени и гладила светлые вьющиеся волосы.

— Успокойся, мой воробышек. Если даже и волки, что с того? Здесь они не тронут тебя, у нас толстые стены, правда?

— Да, и теперь здесь мое место, — удовлетворенно отвечала девочка.

«А теперь у меня нет своего места, и мне снова холодно», — подумала Элис.

Она сидела на ступеньке возле кухни, глубоко запрятав руки в рукава и повернув лицо к бледно-золотистому диску зимнего солнца. Все дамы были в замке, они мило болтали и смеялись в теплой галерее. Для пущего веселья Мора спела непристойную песенку, и Кэтрин громко хохотала, положив ладонь на вздувшийся живот.

Дрожа от злости и раздражения, Элис убежала от них под тем предлогом, что ей надо собрать травы на грядках. По ночам у старого лорда начался кашель, он очень уставал от него, и Элис решила лечить его лавандой. Головки лаванды оказались чахлыми и замерзшими, надо было собирать их летом, когда они еще были свежими, сочными и душистыми.