Выбравшись из-под милорда, Элис набросила на голые плечи какую-то тряпицу, подвинула к камину кресло, села и уставилась на огонь.

— Один, — проговорила она, вспомнив о пустых рунах. — Смерть старого и рождение нового. Старое отжило и должно умереть. Старая любовь должна уступить, уйти. Должна явиться смерть.

Полено в камине сдвинулось и ярко вспыхнуло, желтое пламя осветило лицо Элис — теперь она напоминала бормочущую заклинания ведьму.

— Смерть старого. Должна наступить смерть. Смерть. Только не моя смерть, и не Хьюго, и не старого лорда. Но смерть должна прийти. Прежние привязанности сменятся новыми. И старая любовь погаснет.

Больше она не проронила ни звука, просто сидела и смотрела на пламя. Она понимала, что руны нагадали смерть, и надеялась откупиться, предложив символическую смерть своей прежней любви и прежней привязанности. Но в самых тайниках души Элис знала: руны требуют крови.

— Но только не моей крови, — прошептала она.

Хьюго проснулся с ясной головой, и ему не терпелось поскорей отправиться на охоту. Элис помогла ему надеть камзол, похлопала по толстой, подбитой ватой спине и плечам и одернула дорогую шелковую подкладку сквозь прорези на рукавах и на груди. Даже с тенями под глазами после попойки и темной щетиной на подбородке Хьюго был неотразим. Когда он предположил, что накануне они занимались любовью, Элис не стала его разубеждать. Она проводила его из дамской галереи до лестницы, посмотрела, как он легко сбегает по ступенькам, а потом кивнула сидящей у камина Элизе.

— Принеси мне доску для письма из комнаты Кэтрин, — велела она и опустилась на табурет у огня.

Миссис Эллингем вышивала длинный гобелен, над которым трудились с тех пор, когда Элис только появилась в замке. Еще мать Кэтрин и ее приближенные дамы начинали над ним работать, и теперь продолжала сама Кэтрин со своими дамами. Элис представила, что после миледи, которая с позором покинет замок, уже она и ее дамы будут еще долго вышивать этот гобелен, который пока был готов только на четверть. Элис лениво расправила складки и изучила яркие краски сложного узора.

— А где Рут и Марджери? — осведомилась она.

— Гуляют в парке, — сообщила миссис Эллингем. — Леди Кэтрин спит, но после обеда она справлялась о вас.

— Я была с лордом Хью, — пожала плечами Элис. — Я больше не могу быть у Кэтрин на побегушках.

Брови миссис Эллингем взлетели, но она промолчала.

Элиза принесла доску слоновой кости. В чернильнице наготове торчало перо такого же цвета, лежали листы гладкой бумаги, короткая свечка для запечатывания писем и несколько обрывков тесьмы. Элис с удовлетворением поставила доску себе на колени, потрогала каждый предмет, погладила бумагу и провела кончиком пальца по мягким волоскам пера. Затем взяла его и начала писать.

Закончив, она сложила листок втрое, в трех местах накапала по лужице жидкого воска и прижала каждую небольшой печаткой с миниатюрным фамильным гербом Хьюго; печаткой этой пользовались дамы его семейства уже много поколений подряд. Под каждой печатью Элис аккуратно вывела красивую букву «Э» и подождала, пока просохнет.

— Что вы пишете? — полюбопытствовала Элиза, не в силах больше сдерживаться.

— В хижине старой Моры появилась новая знахарка, — пояснила Элис. — Не знаю, кто она и откуда взялась. Но я решила кое-что послать ей. Когда мне придет время рожать, понадобится опытная повитуха, которая могла бы принять ребенка. Если окажется, что она добрая и умелая, я приглашу ее.

— В Ричмонде есть повитуха, у нее прекрасная репутация и большой опыт, — заметила миссис Эллингем.

— Тогда и ей отправлю подарок, — нашлась Элис. — Хорошо, когда заранее подготовишься.

Кивнув на дверь в комнату миледи, где та спала в своей постели и слезы катились из-под опущенных ресниц, а простыни намокали от непрерывно сочащейся белой густой жидкости, Элиза спросила:

— С вами такого не случится, правда?

Элис покачала головой.

— Ходят слухи, что это все из-за болезни Хьюго, — осмелилась продолжить Элиза. — Мол, он не способен дать женщине ребенка, а если получается, то младенец не выживает.

Миссис Эллингем поджала губы и заявила:

— Прежде никогда не видела таких выкидышей. У леди Кэтрин должна идти кровь, а ее совсем нет.

По примеру других Элис тоже понизила голос.

— В жидкостях ее организма завелась какая-то порча, — прошептала она. — Помните, как был зачат ребенок? Госпожа всегда или слишком возбуждается, или совсем холодна. Я старалась, как могла, пытаясь привести ее в равновесие, но ребенок был зачат в состоянии жара и сухости, а погиб в состоянии влажности и холода. Я могу сделать Кэтрин здоровой, но мне не под силу изменить ее природу. И никто не вселит в нее способность зачинать и рожать детей. Очистить ее невозможно.

— Тогда милорд даст ей отставку, — заключила Элиза, сообразив, куда идет дело.

Кивнув, Элис приложила палец к губам. Ее приятельницы обменялись настороженными взглядами.

— Зато вы ждете от него ребенка, — добавила Элиза.

Элис улыбнулась и встала, расправляя складки своего прекрасного зеленого платья.

— А ты говорила, что я качусь по наклонной, — напомнила она. — Надсмехалась надо мной, уверяла, что мне недолго осталось. Назвала меня шлюхой.

Покраснев как помидор, Элиза пробормотала:

— Прошу у вас прощения. Я была не права, Элис… госпожа Элис. Я позволила себе обращаться с вами слишком вольно, я заблуждалась.

Милостиво приняв извинения, Элис направилась к себе, вынула из сундука старое темно-синее платье бывшей содержанки Мег, подарок его светлости, встряхнула и осмотрела. Матушке Хильдебранде оно будет слишком свободно, поскольку она похудела и сгорбилась. Зато сшито платье из доброй, толстой шерстяной материи, и матушке в нем будет тепло даже в сырой хижине. Сложив наряд, Элис спустилась по лестнице и через пустой большой зал прошла на кухню.

Здесь было тихо. Повара с подсобными рабочими сбежали из замка в Каслтон: навестить друзей, поваляться на травке на берегу реки, кутнуть со свободными от службы солдатами. Лишь один мальчишка прикорнул возле вертела, который крутил целый день. На вертел был нанизан большой жареный кусок говядины, оставшийся от обеда.

— Просыпайся, — повелительно произнесла Элис.

Он мгновенно вскочил на ноги, грязной рукой протирая глаза. Увидев перед собой Элис, он отпрянул.

— Хочу послать одной знахарке в пустошь немного еды и платье, — с улыбкой сообщила она. — Отвезешь ей, понятно? Можешь взять мою кобылу.

Парнишка растерянно заморгал.

— Возьми корзинку, уложи все, что найдется съедобного, да получше, — продолжала Элис. — Большой кусок этого мяса, хлеба, фруктов, каких-нибудь сластей и кувшинчик вина.

Однако парень стоял в нерешительности.

— Давай, давай, — поторопила Элис. — Я передам повару, что отправила тебя с поручением.

Кивнув, он подошел к висевшим на балке корзинам, снял одну и поплелся в кладовую возле холодной внешней стены замка.

Элис огляделась. Пол на кухне был посыпан травой, которая давно высохла, но не менялась уже много месяцев. Всюду гуляли курочки и петушки, клевали, что попадется, оставляя на каменных плитах пола белые и зеленоватые кучки помета. В камине, расположенном в дальнем конце, тлело и дымило толстое сосновое бревно; к ужину оно разгорится и будет полыхать всю ночь. Одна стена кухни представляла собой сплошную каменную глыбу с полудюжиной полостей для получения древесного угля, на огне которого в небольших кастрюльках готовили подливки, соусы и тому подобное. Все вокруг было покрыто легким налетом черной сажи.