– Спасибо, Бабуся, – говорю я и иду в столовую.

Я Мамочку давно не видела – мы завтракали, и больше я её не видела. Иду мимо нашей комнаты. На маленьком стуле Анночка сидит с утёнком Тимом. Она куда-то смотрит и немножко улыбается. Я останавливаюсь, смотрю на неё, она меня не видит и сидит – совсем-совсем не шевелится. И вдруг я понимаю: Анночка – ангел! Я прохожу мимо нашей комнаты, останавливаюсь около двери в столовую, думаю про это. И вдруг я думаю: Анночка – ангел… но это немножко скучно!

Я открываю глаза – светло, ничего не понимаю, потом слышу: кто-то шепчется. Я приподнимаюсь. Рядом с кроватью, с подушкой, стул стоит – на нём много мешочков, завязанных красивыми ленточками, а на своей кровати Анночка сидит. И она кричит:

– Поздравляю тебя, Ниночка, с днём рождения!

И Эллочка кричит:

– Поздравляю с днём рождения!

Тут я понимаю: ведь у меня сегодня день рождения – мне сегодня стало четыре года. И стул стоит рядом, а на нём подарки. Но вчера ведь здесь никакого стула не было?! Я знаю: у нас дома очень много волшебства!

– Спасибо, спасибо, – говорю я.

Сажусь, машу Эллочке рукой, а она куда-то смотрит. И вижу: Анночка тоже куда-то смотрит – они обе смотрят туда, где окно. Я поворачиваю голову… О-о-й! Под окном стоит блестящая, чёрная с чем-то красным и золотым лошадка-качалка. Я понимаю: это тоже подарок, только он стоит там, потому что на стул поставить нельзя. Я смотрю на неё, ещё сказать ничего не успела – Эллочка раз-раз-раз, в ночной рубашке и босиком уже сидит и качается на лошадке. Я ложусь лицом к окну и смотрю, как Эллочка качается на лошадке-качалке. Анночка тоже смотрит.

А Эллочка так здорово качается – высоко-высоко, раздва, раз-два! Мы с Анночкой смотрим, а Эллочка качается – раз-два, раз-два, раз-два, ТРЕСК… и качалка ломается. Анночка начинает плакать и сквозь слёзы стонет:

– Ты зачем Ниночкин подарок сломала?

А мне почему-то совсем не жалко лошадки-качалки. Я думаю: ну хорошо хоть Эллочка покачалась. Приходит Мамочка, я так рада её видеть и кричу:

– Ма-моч-ка! Она обнимает меня, целует и говорит:

– Поздравляю тебя, моя родная, ненаглядная девочка! Сажает меня к себе на колени и тут видит Эллочку на сломанной качалке. Мамочка говорит строгим голосом:

– Эллочка, ты взрослая девочка, тебе уже почти семь лет, ты что, не понимаешь…

Но дальше я сама не поняла. А Эллочка очень расстроилась, и я говорю:

– Давайте подарки смотреть!

Приходит Бабуся, поздравляет меня, целует, обнимает – у неё такие тёплые мягкие руки. Все собираются у меня на кровати, а Папа на работе, сейчас мы будем разворачивать по очереди каждый мешочек, развязывать красивые ленточки и думать: а что же там в мешочке?! Анночка ещё всхлипывает, я говорю:

– А лошадку Папа починит – он очень любит всё чинить этой палкой, от которой противно пахнет!

– Это паяльник! – смеётся Мамочка.

Я сижу в Красном уголке за большой тряпкой. Тряпка висит от самого потолка, и тут нет этого яркого-яркого света, от которого я не могу открыть глаза. А на ярком свету стоит большая, очень большая ёлка, и около неё все выступают – говорят стихотворения, поют, после этого всем дарят новогодние подарки. А за ёлкой, в темноте, сидят все родители и хлопают. Подходит Эллочка и спрашивает:

– Ты почему здесь сидишь?

Я говорю:

– Там очень свет яркий!

Она говорит:

– А где твой подарок?

– Нет, – говорю.

– А ты что, не выступала? – Она так удивилась, что у неё глаза стали широкие-широкие.

– Не выступала. – И я на неё хочу строго посмотреть, как иногда Мамочка смотрит, чтобы она меня не тащила на этот яркий свет, но у меня ничего не получается, она берёт меня за руку и говорит:

– Как же я пропустила… пойдём скорее, тебе надо выступить, а то начнётся хоровод и ты останешься без подарка!

– Не надо подарка, – прошу я.

– Надо! – говорит Эллочка. – Спой что-нибудь.

– Не хочу им петь, – сержусь я.

– Тогда скажешь стихотворение. – Эллочка начинает тащить меня на свет.

– Я не помню ничего, – говорю. Мы уже на свету. Эллочка говорит:

– Глупости, ты знаешь очень много стихотворений.

– Она ставит меня около ёлки и говорит тихо:

– Расскажи «Курица-бездельница». – И быстро уходит.

Я начинаю: «Курица-бездельница, сколько тебе лет? А она в ответ говорит и сердится – года ещё нет!» Я не люблю это стихотворение, просто так не люблю, и мне кажется, что оно для совсем маленьких, но теперь ничего не поделаешь – придётся рассказать до конца. Я быстро рассказываю до конца, слышу, как мне хлопают, из-за ёлки выходит женщина и даёт мне блестящий мешочек, я говорю «Спасибо», отхожу к стенке и удивляюсь, почему я раньше не могла смотреть на этот свет, а сейчас могу. Вижу – Эллочка тащит Володьку из нашего подъезда, он очень глупый и смешной. И слышу, как Эллочка говорит:

– Ты что, совсем ничего не умеешь делать?!

– Ничего не умею, – говорит Володька.

– Тогда изобрази что-нибудь, ты же во что-нибудь играешь, – строго говорит Эллочка, отпускает его руку и быстро уходит.

Володька стоит – и такое у него глупое лицо, что хочется хохотать. Вдруг он поднимает не очень высоко руки, хмурится, надувает щёки – и как побежит по кругу около ёлки, и как завоет: «У-у-у!» Бежит и воет, и подвывает, и немножко наклоняется то туда, то туда. Все смеются и хлопают, и мне тоже сразу видно, что это самолёт. Он несколько кругов пробежал и остановился, и все ему хлопали, и пришла женщина, и подарила ему подарок. А я в это время немножко сержусь на Эллочку. Я знаю столько хороших стихотворений: «Мишка, Мишка, как не стыдно, вылезай из-под комода…», и «…В лес поедем к бабке Мирл по кривой дорожке», и «Он весел и счастлив от пят до макушки…», и много других, а она эту глупую курицу вспомнила!

Я разглядываю ёлку, она очень большая и очень красивая! И у всех весёлые лица. «А теперь хоровод», – кричит Эллочка, она очень умная, и мне кажется, что она здесь лучше всех!

Она подбегает ко мне, хватает мой подарок, он куда-то девается, хватает меня за руку, я хватаю за руку Володьку, он тоже кого-то хватает за руку – нас очень много, получается большой хоровод, и мы все бежим, бежим, бежим, взявшись за руки!

И всё вокруг мелькает и сверкает – это так хорошо!

Сейчас пойду и посмотрю на куклу с закрывающимися глазами. Мне её подарили, я на неё тогда смотрела, и положила обратно в коробку, и поставила в шкаф. А сегодня я про неё вспомнила – надо посмотреть.

Иду, открываю шкаф, вынимаю коробку, ставлю на пол. Сняла крышку коробки – она там лежит с закрытыми глазами, мне это не нравится! Я сажаю её – она открывает глаза, у неё длинные ресницы, красивые волосы, красивое платье, но что-то у меня в груди не так. Я опять кладу её – она закрывает глаза. Тогда я быстро её поднимаю и ставлю на ноги, а на ногах у неё носки и туфли, я в тот раз это не видела. Она стоит на ногах с открытыми глазами, а я держу её за обе руки, потому что Мамочка сказала, что с ней надо обращаться аккуратно – она очень «бьющаяся»!

Я смотрю на неё, держу её за руки и не знаю, что с ней делать?! Сажаю её в коробке – она непонятно куда смотрит, а ресницы у неё, как у Анночки, длинные и наверх загибаются.

Когда я первый раз её смотрела, Мамочка спросила меня: «Тебе она нравится?» Я думала-думала и не знала, что сказать. Мамочка засмеялась и сказала: «Ты иногда её вынимай, посади и смотри – вдруг она тебе понравится!»

Отхожу немножко назад и смотрю на неё – она ведь не совсем кукла, потому что у неё глаза открываются, как у нас, но она совсем не живая девочка. Это, как Лиса делает, – обман! Я подхожу к коробке и быстро кладу куклу – она закрывает глаза, и тогда я сразу закрываю коробку крышкой! Сажусь на пол рядом с коробкой и думаю: почему мне всё это не нравится? Она лежит сейчас в коробке с закрытыми глазами. А вдруг она лежит с открытыми?! Немножко поднимаю крышку коробки и подглядываю туда – она лежит неподвижно и глаза у неё закрыты. Не хочу больше – потом посмотрю!