– Не боится! – Бабуся улыбается и спрашивает: – А почему их надо бояться? Мы легли спать в «своей» комнате. Там только один сундук – очень большой, высокий и красивый! Мы на нём спим – Бабуся у стенки, Анночка посередине, а я с краю. Мамочка сказала, что я уже большая, хорошо сплю и ночью с сундука не упаду. Мне это нравится! Эллочка спит на наших чемоданах и корзинке, у стены за сундуком. А Мамочка лежит с ней рядом на полу – мне это очень не нравится, я сижу на сундуке и смотрю на неё. Она машет мне рукой, снимает очки и кладёт их на пол рядом со своей маленькой подушкой! А мне так хочется ей что-нибудь сказать, и я говорю тихо:

– Мамочка, Мамочка!

Она сразу надевает очки и спрашивает:

– Что, Нинуша?

– Мамочка, а… если ночью к тебе мышка придёт?

– Пусть приходит, я скажу ей: «Мышка, я сплю, и ты иди спать!»

– Она пойдёт?

– Конечно пойдёт. Спи, Нинуша, спи, милая! Положи голову на подушку.

И я кладу голову на подушку.

Сейчас пойду гулять в другую сторону. Утром мы ходили гулять в одну сторону – мне понравилось. Бабуся сказала, что потом пойдём гулять в другую сторону. Мамочка утром поехала «устраиваться на работу», потому что вчера было воскресенье и мы только что приехали, а «устраиваться на работу» надо поскорее, чтобы дали «карточки» – не знаю, что такое, но Мамочка сказала, что это очень нужно. Бабуся с Эллочкой куда-то ушли, Анночка сидит на сундуке, а я сейчас пойду гулять!

Я выхожу из дома – мы живём на первом этаже, – дом обхожу и иду гулять в другую сторону. Здесь ещё лучше, чем в той стороне! Мне интересно, куда уходят паровозные рельсы? Я иду совсем недолго и вижу – рельсы уходят под высокую черную стену. Я стою около этого места и думаю, как паровоз здесь может выехать – он большой, здесь могу пролезть только я, ну, может быть, Эллочка! Очень интересно посмотреть, как всё это будет? Рядом со стеной, куда паровозные рельсы уходят, стоит высокий дом с не такими, как у нас, окнами. Я отхожу от рельсов, и вдруг как завоет сирена – очень громко! Это «воздушная тревога», надо идти в Красный уголок. А где в «эвакуации» Красный уголок, я не знаю. Я останавливаюсь и думаю, что мне делать и куда идти, а сирена всё воет. И тут из большого здания выходят люди – идут и идут все мимо меня и все торопятся. Я подбегаю к женщине – она быстро идёт – и говорю:

– Здравствуйте, скажите, пожалуйста, где здесь Красный уголок?

Она идёт и говорит:

– Какой Красный уголок?

Я говорю:

– Ну это ещё зовут «бомбоубежище», ведь «воздушная тревога», надо туда идти, а я не знаю, где?

Все останавливаются, здесь много людей, они стоят, молчат и смотрят наверх. Женщина останавливается и говорит:

– Здесь нет «бомбоубежища» и нет «воздушной тревоги»!

– А что же тогда так громко воет? – спрашиваю.

– Это «гудок», конец работы, чтобы все домой шли, – говорит женщина и поднимает голову.

– Здесь никогда нет «воздушной тревоги»? – спрашиваю.

– Никогда, – говорит женщина.

Я тоже поднимаю голову и вижу – все люди, их много, стоят около высокого столба, а на столбе, наверху, что-то чёрное, совсем другое. И вдруг, наверное, из этого чёрного, громкий-громкий голос говорит: «От Советского информбюро…» Я этот голос знаю, он у нас дома в Москве говорил из Папиного ящика, я его помню. Голос говорит: «Наши войска оставили…» И я вдруг так быстро и так сильно думаю, раньше этого в голове не было и вдруг сразу оказалось: мы Анночку оставили одну! Она думает, что это «воздушная тревога», думает, что её оставили одну, сидит на сундуке и плачет! Я поворачиваюсь и быстро иду, потом бегу – дом близко, я прибежала, вбегаю в квартиру, хорошо дверь на лестницу не заперта, вбегаю в нашу комнату… Анночки на сундуке нет! Но в комнате только сундук и корзинка с чемоданами. А где же она?! Я говорю:

– Анночка!

Не отвечает. Я не понимаю, куда она делась? Кричу:

– Ан-ноч-ка! – И слышу какой-то непонятный звук – то ли стон, то ли писк, но, где он, я не понимаю. Тогда я говорю, как Мамочка, негромко, но очень понятно: – Анночка!

И слышу, и понимаю: этот звук – из-за сундука. Я быстро залезаю на сундук, ползу к стене, заглядываю за сундук – я думала, что там совсем нет места, а там Анночка лежит! Мне становится жарко и немножко кажется, что сундук может Анночку задавить. И я говорю ей как будто весело:

– Анночка, я тебя сейчас вытащу!

Она лежит боком, ничего не говорит, только стонет. Я упираюсь головой в стену, дотягиваюсь одной рукой до её плеча и тащу наверх, но она не тащится – у меня одной рукой силы не хватает, а вторую руку я туда вместе с первой засунуть не могу! Я свою руку вынимаю и говорю:

– Вытащу тебя, сейчас обязательно вытащу! – Надо скорее, думаю, быстро слезаю с сундука, бегу вокруг него и кричу: – Сейчас я тебя вы-та-щу! – Сажусь на колени около стенки и другого конца сундука – вижу Анночкины ноги. Между сундуком и стеной тут места больше, я туда голову засовываю, плечи сжимаю, хватаю её двумя руками за ноги и тащу. И она тащится, я ползу по полу назад, тащу её и вытаскиваю!

Мы сидим с ней на полу, Анночка плачет. Я говорю:

– Ну не плачь, всё же хорошо!

У неё такие большие слёзы, но и глаза очень большие.

– Была «воздушная тревога», – она плачет и плачет, – все ушли в Красный уголок, а меня оставили!

– Никакой «воздушной тревоги» здесь нет! – говорю.

– А что же тогда выло?! – Анночка удивляется и почти не плачет.

– Это называется «гудок», он воет, чтобы люди шли домой просто так.

– Да-а? – Анночка так сильно удивляется, что у неё брови поднимаются и залезают под волосы, она так всегда удивляется.

– Да! – говорю. – А как ты за сундук свалилась?

– Я сидела на сундуке, и завыла «воздушная тревога», – говорит Анночка. – Я заплакала, потому что дома никого нет. Пришла кошка и села, где ты спала, на сундук. И стала ко мне подходить, а я её боюсь!

– Ты боишься кошку? – Я удивляюсь, потому что кошка мне очень понравилась, я её гладила.

– Да, я боюсь кошку, она стала ко мне подходить, а я стала от неё назад, назад. И свалилась.

– Скоро Бабуся придёт, – говорю, – будем чай пить, а сейчас полезли на сундук, полежим и ногами поболтаем!

– Полезли! – Анночка улыбается, она тоже любит ногами болтать. Я помогаю ей влезть, сама залезаю и думаю: надо за ней теперь всегда-всегда следить, а то с ней может что-нибудь случиться! Надо следить!

Эллочка сидит на корзинке и плачет. Опустила голову и тихо плачет. Анночка сидит на сундуке и тоже плачет. Бабуся с Мамочкой вышли из комнаты. Я сижу на полу около Эллочки, и у меня в груди что-то – тук-тук-тук. Я думаю, что делать, как наказать эту чертовку Маленькую Нинку – Бабуся не разрешает нам говорить про чёрта, но мы всё равно называем Маленькую Нинку «чертовкой», когда Бабуси нет. И я придумала, как наказать Маленькую Нинку! Я тогда глажу Эллочку по руке и говорю: «Эллочка, всё будет хорошо!» Она поднимает голову – мне трудно смотреть ей в глаза, потому что я не привыкла, что она плачет, она очень редко плачет, и она вдруг улыбается немножко, и мне кажется, что она на Мамочку стала похожа, улыбается и плачет! Очень трудно смотреть! И я опять говорю: «Эллочка, всё будет хорошо – вот ты увидишь, как я её накажу!» Эллочка опять мне улыбается и опускает голову.

Сегодня днём Маленькая Нинка какую-то гадость сделала и сказала Даше, что это Эллочка сделала. А Эллочка этого, конечно, не делала! А эта чертовка Нинка всегда так – что-нибудь плохое сделает, а потом пищит: это не я, это не я! Она очень глупая, но очень хитрая – я не понимаю, как такая глупая может быть такой хитрой? Она очень хитрая и очень плохая! Вечером Мамочка пришла с работы, её зовёт тётка Нинка, они говорят-разговаривают, Мамочка зовёт Эллочку, и они уходят все в комнату к тётке Нинке. Потом Эллочка приходит, садится на корзинку и плачет. Приходит Бабуся. Она очень грустная, руки к щекам прижала и просит Эллочку: