— Можно ненадолго взять твой телефон? — просит он, стараясь не улыбаться. — Мне по важному делу.

Мальчик выключает игрушку и оценивающе смотрит на Якоба.

— Дашь что-нибудь взамен? — спрашивает он, не моргнув глазом.

— Даже не знаю…

Якоб глядит на свое обручальное кольцо и думает: нет, оно маленькому паршивцу точно не достанется.

— Может, часы? — предлагает пацан, сдувая с лица прядь волос. — Они прямо золотые?

Якоб снимает часы, которые отец подарил ему на свадьбу. Они действительно золотые. «Лучшие, — прошептал Авраам, когда Якоб впервые их примерил, — настоящий Пьяже». Уже тогда Якоб задумался, откуда отец их взял. Теперь стекло расколото, а стрелки погнулись как рожки насекомых.

— Чистое золото, — подтверждает Якоб и протягивает часы мальчишке. Тот немедленно их надевает.

— Круто, — радуется пацан, протягивая Якобу телефон. — Только, чур, недолго!

— Договорились.

Якоб набирает номер, который набирал в этой жизни слишком редко. Ожидая ответа, которого не может быть, он вспоминает волосы Лоры, как они падали ей на лицо, когда она опускала окно в своем дряхлом микроавтобусе, другой рукой пытаясь настроить старый непослушный приемник на новости. Якоб не может поверить, что она стала пеплом. Прахом.

— Говорит автоответчик Лоры Шталь, — начинается запись, которую Якоб знает наизусть и ненавидит за издевательский тон. — Я не могу или не хочу подойти. Ничего личного, если вы сейчас услышите сигнал, хорошо? Всех люблю. Миру мир.

Дальше раздается длинный сигнал.

— Это я, — произносит Якоб, вцепившись в трубку и больше не замечая пацана, который смотрит на него как на безумца. — Я знаю, что ты не услышишь, как я это говорю. Но еще я знаю, что ты была со мной. На том корабле, ты была со мной каждую минуту. И на спасательном плоту, я уверен. И если я завтра утром проснусь, ты тоже будешь недалеко. Обещаю тебе, золотце: может, мы никогда больше и не увидимся, но я буду звонить тебе по этому номеру, пока он существует, просто чтобы послушать твой голос. Если получится, каждый день.

Раздаются мужские голоса, громкие и взволнованные. Филиппинки куда-то исчезли.

— Я люблю тебя, золотце, — говорит Якоб в трубку. — Больше, чем ты себе представляешь.

Он протягивает телефон назад пацану, который молча таращится на него и на свою трубку, как будто раньше не знал, что телефон можно использовать для звонков.

— Спасибо тебе большое, — говорит Якоб и выходит за дверь, навстречу неизвестности. Я позаботился о мертвых, думает он, делая первый шаг в теплый вечер. Но живые больше не могут ждать.

Несколько мгновений спустя два охранника гостиницы с решительными лицами и рациями наготове, обнаруживают мальчугана, одиноко сидящего на сушильной машине, играющего с поломанными часами.

— Слышишь, мальчик, — спрашивает один из них таким специальным певучим голосом для детей, который дети особенно ненавидят, — что здесь происходит?

Мальчик со скучающим видом смотрит на них. Он снимает часы и прячет их в карман.

— Ничего, — хладнокровно отвечает он, решив не выдавать бездомного незнакомца. Он знает, что увидел нечто, что никогда в его жизни не повторится. — Вообще ничего.

Женщина на месте 14В не может поверить в то, что она жива. Она смотрит на свои грязные кроссовки и понимает, что не должна быть здесь. Все это иллюзия, думает она. Мое тело взято взаймы. Горящее окно, пожарные внизу — вот где я должна быть, думает она, закрывая глаза и силясь прогнать крики Пенни из головы.

— Хотите что-нибудь выпить? — спрашивает стюардесса с тележкой, наклонившись к ней. Женщина не отвечает, и она движется дальше, негромко обращаясь к другим пассажирам. В салоне тихо, он наполнен людьми, одетыми в помесь веселенькой пляжной одежды и флиса. Женщина никого не замечает.

Женщина в кресле у прохода видела чью-то смерть вместо своей. Это все равно что увидеть казнь своего отражения, думает она, и жалеет, что не попросила у стюардессы скотч. Авраам бы на ее месте попросил сразу два.

Она только вчера покинула «Царевну» с горящими от возмущения щеками и поехала прямиком в свою лавку, собираясь вышвырнуть оттуда обвешанных оружием мужиков, которые ее захватили. И что-то заставило ее проехать мимо лавки Якоба. Может быть, Пенни все еще там, подумала она. Они договорились снова встретиться, потому что бедолага была в отчаянии, считала, что это по ее вине Якоб исчез. Лора остановила свой помятый цветочный микроавтобус за пару улиц до линии J и посмотрела в обе стороны, прежде чем выйти из машины.

И тогда она увидела дым на фоне белого зимнего неба, пока еще бледный. Дым валил из окна туалета на втором этаже, где, как ей показалось, она заметила лицо, хватающее ртом воздух. Потом ее слуха достигли крики. Пенни умоляла кого-нибудь спасти ей жизнь, выкрикивая слова, которые издалека было не разобрать — но это было и не нужно. Человек в коричневом садился в свою машину в квартале от дома, не глядя на Лору, явно удовлетворенный своей работой. Он даже помахал Пенни рукой и зажег сигарету.

Лора вызвала пожарных по мобильному. Когда оператор службы 911 спросил, кто звонит, она повесила трубку.

Она осталась сидеть на месте невольной свидетельницей. Футболка прилипла к ее коже. Приехали пожарные грузовики, раздвинули свои лестницы и размотали свои шланги, но лицо Пенни уже исчезло из виду, и только языки пламени пробивались через дыру в стене, где раньше было окно.

Лора завела машину и отправилась куда глаза глядят. Я убила ее, твердила она себе. Я все равно что собственными руками совершила поджог.

Она ехала всю ночь. По Вильямсбургскому мосту в Чайнатаун, где за рулем каждой машины сидел русский водитель. На север, мимо грустных краснокирпичных зданий Испанского Гарлема, где дети околачивались на углах, пиная футбольные мячи через проезжую часть от нечего делать. Ее телефон постоянно звонил, но номер не определялся, а она понимала, что Абавену нужно убедиться, что его наемник в коричневом справился с задачей.

К моменту, когда рассвет свинцом разлился по небу, Лора оказалась возле аэропорта Кеннеди, у ресторана с серебристым фасадом. Она вышла из машины, ее спина ныла, она испытывала одновременно голод и тошноту. Затем она два часа пила одну чашку кофе, пытаясь понять, как теперь ко всему относиться. С облегчением? Со стыдом? Со злостью? Хотелось позвонить сержанту Ли из шестьдесят шестого участка, но она не спала уже двое суток. Она не смогла бы ничего объяснить. Когда группа водителей грузовиков стала таращиться на нее и лыбиться, Лора вернулась к своему фургону. Она так и не решила, что делать дальше. Ее ноги подкашивались, когда она забиралась в машину.

Телефон по-прежнему лежал на пассажирском сиденье.

Кто-то еще звонил, пока ее не было.

Никто обычно не оставлял записей на автоответчике, поскольку родственники и знакомые успели привыкнуть к тому, что Лора никогда и никому не перезванивает. Это было практически ее визитной карточкой, и Якоба это страшно бесило, когда они только познакомились.

— Ты что, думаешь, это просто модный аксессуар? — спросил он, только наполовину шутя, взвешивая ее трубку в руке и посмеиваясь. — Или ты все-таки хочешь быть на связи с остальным человечеством?

— Я хочу быть на связи только с тобой, золотце, — ответила Лора, подчеркивая свой южный акцент, чтобы обозначить конец разговора. Якоб только покачал головой и поцеловал ее.

Но сейчас красная лампочка моргала и требовала ответа. Лора решила проверить автоответчик.

Сперва она подумала, что это чья-то злая шутка. Потом поняла, что это действительно голос Якоба, и прижала телефон к уху так плотно, как только смогла. Она прослушала сообщение девять раз, пока не успокоилась. Ее ноги задрожали. Она зарыдала так сильно, что телефон выскользнул из руки.

Якоб звонил с какого-то незнакомого номера. Лора вытерла глаза и стала перезванивать. Водители грузовиков в ресторане нагревали маленькие дырочки на замерзшем стекле, чтобы подсматривать за ней.