Эти новые здания могут не казаться красивыми. Они даже не настолько утопичны, как на это надеялись некоторые архитекторы и теоретики модернизма. Зато они дешевы, функциональны и не напоминают людям о прежних временах. Стены прямые, не скособочены и не шатаются, все углы (слава богу и современным инженерам!) прямые, ровно в 90 градусов, да и водопровод работает — пока что. Хорошо это или плохо, но стандартная архитектура современности отражает наше самосознание. Вслед за нами она говорит: «Будущее будет нашим!» Новые поколения сбросят с себя груз тысячелетий и символически заявят о своей полной свободе. Пусть эта свобода — лишь иллюзия, пусть ее символы уродливы, но это свобода. И в ней — корни религиозных, идеологических и эмоциональных аспектов этих уродливых сооружений.

Эти здания воплотили собой триумф культа капитализма пополам с материализмом марксистского толка. Как ни странно, противостоящие системы пришли более-менее к тому же эстетическому результату. Расходящиеся прямые в итоге где-то сходятся. Боги рассудка одержали верх над красотой, причудливостью, животными инстинктами и врожденным чувством прекрасного — если верить, конечно, что в людях заложено такое чувство. Мы привычно ассоциируем все эти «изыски» либо с культурой сельчан (нигде не учившиеся, они, бедолаги, громоздили из глины кривые стены, которые расписывали аляповатым цветочным орнаментом), либо с правящими классами прошлого (жалкими королями, жившими в вычурных дворцах), которых сегодня, в современном мире, мы считаем равными себе — хотя бы на умозрительном уровне теоретических построений.

Вот фотография, сделанная в бразильском городе Сальвадоре, где район складов и коммерческих зданий колониальных времен почти целиком оказался превращен в скучный, обыденный, безликий деловой центр. Один из моих друзей, музыкант, даже предложил относиться к подобным зонам, прежде исполненным местного колорита, как «к европейским городам».

А вот «современные» здания, по большей части, не так уж безупречно выстроены. Они рассыпаются на глазах. Как раз сегодня, когда я пишу эти строки, здесь, на Манхэттене, рухнул очередной строительный кран. По последним подсчетам, погибли четверо, разрушено здание по соседству. Другой дом обрушился две недели тому назад, а за неделю до того от Трамп-билдинг [13]отвалился кусок, упав на голову прохожего.

Под знаменами «поднятия духа» и «прогресса» эти здания на самом деле понемногу превращают людей в механизмы — если не убивают сразу. И хотя все они сделаны одинаково — армированный бетон, стекло и сталь, — они не взмывают ввысь, чтобы затем опуститься, подобно шоссейным дорогам, плотинам и мостам, созданным из тех же материалов. Грация арок развязок-эстакад на скоростных шоссе и автобанах не отражается в типовых кварталах многоквартирных домов. Да они и не собираются простоять так же долго, как эти сооружения. Дух будущего на мгновение застывает перед нами, вселяя уверенность, — но он скоро исчезнет, рухнет, рассыплется у нас на глазах.

В общем, вместо нескольких по-настоящему внушительных «монументов» — вроде тех, что остались нам от презренного исторического прошлого, — наше столетие отметилось накрывшей всю планету россыпью почти одинаковых построек. По сути дела, все они — один грандиозный, глобальный монумент, чьи детали и фрагменты рассеяны по городам и пригородам всего мира. Это один город, стоящий во множестве мест.

Прямо сейчас этим занимаются в Нью-Йорке. По всему городу вырастают почти одинаковые здания из стекла и бетона. Многие возводятся с такой быстротой, что поневоле задумываешься: а не намереваются ли строители закончить работу прежде, чем кто-либо сможет выдвинуть возражения? Теперь, в разгар кредитно-экономической катастрофы, все спешат как можно скорее потратить накопленные деньги. К некоторым башням «прилагаются» имена известных архитекторов, к другим — нет. Внешне их зачастую сложно различить: все они, в конечном итоге, спроектированы одной и той же командой, а «звездное имя» — попросту очередной логотип, который можно привесить, чтобы здание хоть чем-то отличалось от прочих.

В мой предыдущий визит в страну группа под названием «Фабрика дизайна снов» пригласила меня выставить арт-инсталляцию во время стамбульского биеннале. Потрясающий фестиваль. Не все представленные произведения великолепны, далеко не все художники мне знакомы: многие прибыли из разных городов Турции, из Дамаска, Греции, Египта, Индии и Ирана. Выходцы из этих стран нечасто выставляются в больших галереях Челси — пока что. Экспонаты размещены в чудесных старинных зданиях, рассыпанных по городу: заводы, складские помещения, таможенные посты… Под выставку даже оборудовали римское водохранилище, закопанное под частью исторического центра.

Мои работы не попадут в одно из этих помещений. Напротив, я выставлю инсталляцию в еще не занятом пространстве современного торгового центра, лежащего вдали от сердца города. По крайней мере, с посетителями не будет проблем. Я немного разочарован неудачным расположением выставки, но все равно рад, что участвую в биеннале. Я выставляю лайт-боксы размером с те, что стоят на автобусных остановках: обработанные на компьютере изображения средств самозащиты и денег. По идее, они должны выглядеть как притягивающие взгляд броские рекламные плакаты, так что выставка в крупном универмаге как нельзя кстати. Я остановился в отеле «Пера-палас», немного обветшавшем заведении, которое прежде, в эпоху «Восточного экспресса», было верхом элегантности. Здесь гостили Хемингуэй, Гарбо, Хичкок и король Эдуард Третий, не говоря уже о знаменитых шпионах — таких как Мата Хари и Ким Филби. Сам Ататюрк останавливался в этом отеле, и его апартаменты (номер 101) сохраняются теперь в качестве музея.

Лифт в отеле «Пера-Палас», 1994

На следующий день «Дизайнеры снов» заехали за мной в отель, а оттуда мы двинулись параллельно Босфору. Группу возглавлял Архан, похожий на турецкого Тэн-Тэна, с торчащей надо лбом прядью волос. «Фабрика» в основном занимается графическим дизайном, но к тому же устраивает презентации, показы мод и рэйвы. К нам присоединились Эсра — женщина, которая, повидимому, спланировала сегодняшний выезд, — и друг Архана по имени Саба, пожилой художник-турок, живущий сейчас на Эльбе, острове у берегов Италии. Идет дождь, движение как обычно перегружено, по этой улице я уже проезжал на своем байке, так что я тихонько засыпаю на заднем сиденье. Сквозь дремоту слышу, как Саба, чуточку марксист, возмущается при виде новых биллбордов, наводнивших город в последнее время: «Кому принадлежат мои глаза? Кто заплатил за то, что я вижу?»

Молодая «гражданка мира» Эсра, художник левых убеждений Саба и дизайнер-промоутер-рэйвер Архан — интересная получилась компания…

«Дэвид, мы прибыли!» — тормошит меня Эсра, и я просыпаюсь. Прямо впереди — большие белые ворота, которые открываются, чтобы впустить наш автомобиль. Дорожка за ними упирается вдали в громадную усадьбу с видом на Босфор. Слева расположился недавно выстроенный домик поменьше. Я шагаю к усадьбе, еще не успев толком проснуться. «Нет, нам не туда, нам в другой дом!» — окликают сзади. Проходя перед массивным венецианским окном, я машу рукой женщине с ребенком, сидящей на диване в обставленной со вкусом современной комнате.

Женщина выходит встретить нас. Странно, но она не стала намного выше, поднявшись с дивана: ее ноги скручены церебральным параличом. К нам выходит ее сестра, которая предлагает напитки, за которыми бежит дворецкий в двубортном пиджаке. Светская беседа. Извинения за отсутствие на открытии моей экспозиции. Молчаливая женщина, которую нам так и не представили, кормит ребенка. Я брожу по комнате, разглядывая висящие на стенах картины в резных позолоченных рамах.