— Этот проклятый антрепренер вытащил меня отсюда, не дав спокойно дождаться тебя, а когда я туда приехала, оказалось, им всего-навсего требуется, чтобы я им что-нибудь «почитала»! А я предупреждала его, что читаю пока еще неважно. Мне нужна роль, где нужно петь и танцевать! А они дают мне эпизодические роли, вообще без текста! Уже полгода, как я топчу здесь панель!
Выпалив разом все, что накипело у нее на душе, Фанни моментально успокоилась и повеселела, как это всегда с ней бывало. Улыбнувшись мне своей коронной очаровательной улыбкой и лишний раз продемонстрировав свои ровненькие беленькие зубки, которыми Господь наградил всех Кастилов, она спросила:
— Ты ведь что-то приготовила для меня? Ведь правда же? Том писал мне, что у тебя уйма свободных денег и что ты завалила его и деда подарками на Рождество. Только зачем нашему деду подарки и деньги? Лучше бы ты потратилась на меня!
Сестра заметно похудела и похорошела с тех пор, когда я видела ее в последний раз, и даже стала как бы выше ростом, хотя, возможно, у меня складывалось такое впечатление из-за черной обтягивающей комбинации, в которой она походила на отточенный карандаш. Ее черные волосы сбились в длинные мокрые пряди, но и растрепанная она выглядела достаточно привлекательной для мужчин.
Фанни вызывала во мне противоречивые чувства: связанная с ней кровными узами, я должна была бы любить ее и заботиться о ней. Однако мне трудно было побороть неприязнь, когда сестра с откровенной жадностью начала разрывать дорогую и красивую упаковку подарков, которые я один за другим извлекала из своей большой сумки.
— Вот как раз то, о чем я мечтала! — восторженно взвизгнула она при виде ярко-красного нарядного платья. — В нем я и пойду на следующей неделе на вечеринку!
Нетерпеливо отшвырнув платье в сторону, Фанни распотрошила вторую упаковку и завизжала еще громче и пронзительнее: в коробке лежала красная дамская сумочка, украшенная аппликацией из фальшивых бриллиантов. Атласные красные туфельки ей оказались чуточку малы, но она все-таки втиснула в них ноги, а увидев песцовую накидку, едва не лишилась чувств.
— И все это для меня, Хевен? Значит, теперь у меня есть даже собственные меха! Вот уж никогда не думала, что ты и в самом деле любишь меня. Иначе разве подарила бы ты мне такие дорогие вещи?
Прищурившись, она впервые окинула меня с головы до ног оценивающим взглядом, найдя меня, судя по выражению ее индейского лица, сильно изменившейся. Я и сама знала: мне говорило об этом отражение в зеркале. Красота моего лица, лишь обозначившаяся в ту пору, когда мы жили в горной деревне, расцвела в полную силу, а сделанная опытным модельером прическа эффектно обрамляла мою миленькую мордашку. Дорогая одежда, тщательно подобранная для встречи с сестрой, выгодно подчеркивала стройность моей фигуры.
Глубоко вздохнув, Фанни вынесла наконец свой приговор:
— Что ж, сестричка, для старой девы ты смотришься достаточно сексуально.
Кровь ударила мне в лицо.
— В Бостоне девушки не выскакивают замуж в двенадцать или тринадцать лет, как в горах! — фыркнула я. — Так что вряд ли меня можно назвать старой девой.
— Забавно тебя послушать, — с явной враждебностью ухмыльнулась Фанни. — Значит, мне ты привезла одни только шмотки, а деду выслала кучу денег. Только зачем они ему, хотелось бы мне знать?!
— А ты взгляни-ка в сумочку, сестричка, — улыбнулась я.
Фанни заглянула в изящную сумочку ценой в двести долларов и от изумления даже раскрыла рот: внутри лежало десять стодолларовых банкнот. Сестра тотчас же принялась лихорадочно пересчитывать их, бессвязно бормоча себе под нос:
— Боже праведный, ну, ты молодец, Хевен! А то я совсем на мели… Думала, не дотяну до конца этой недели… Спасибо, сестричка! — наконец сообразила она поблагодарить меня, изобразив бриллиантовую улыбку на своем смуглом лице. — А теперь валяй рассказывай, как тебе живется в твоем вонючем Бостоне. Я слыхала, что там все женщины ходят исключительно в синих чулках, а мужчины интересуются больше политикой, чем здоровым сексом. Это правда?
Я снова сваляла дурака, расслабившись и совершенно позабыв, с кем имею дело.
Скорее всего, этому способствовало еще и то, что впервые в жизни Фанни слушала меня внимательно, так что я спохватилась и прикусила язычок, когда уже было поздно и мне только и оставалось, что проклинать себя за то, что я выболтала Фанни почти все свои секреты.
К тому времени, когда я опомнилась, она уже сидела на кровати в одних черных трусиках и лифчике с застежкой на груди, которую то и дело машинально расстегивала и застегивала.
— Объясни мне наконец одну странную вещь! — прищурившись, спросила она. — Как это твоей бабуле Джиллиан удается в ее шестьдесят один год выглядеть молодой? Там у вас что, воздух какой-то особенный?
Я решила, что пора сменить тему, и в свою очередь спросила:
— А как жилось в последнее время тебе? Что слышно о твоей малышке?
Я сделала верный маневр, судя по тому, что Фанни охотно клюнула на мою уловку.
— Старуха Вайс присылает мне фотографии моей крошки! — с восторгом воскликнула она. — Они назвали ее Дарси. Хорошо звучит, не правда ли? У нее черные волосики, и вообще она просто прелесть! — Фанни спрыгнула с кровати и, подбежав к комоду, вытащила из-под вороха белья коричневый плотный пакет, из которого высыпала на стол не менее двух десятков снимков, запечатлевших ее дочку на разных этапах развития.
— Сразу видно, кто ее мама, не правда ли? — с гордостью сказала Фанни. — Ну, ясное дело, кое-что она унаследовала и от Вайси, но совсем чуть-чуть…
«Вайси»? Я мысленно усмехнулась, представив себе, каково добропорядочному священнику слышать, что его называют Вайси. Но малышка, смотревшая на меня с фотографии, действительно была очаровательна. И как от столь богохульного союза могло родиться такое милое создание?
— Она прекрасна, Фанни, — сказала я, — она просто очаровательна! И унаследовала лучшие качества своих родителей.
Лицо Фанни исказила гримаса наигранного отчаяния. Она упала ничком на кровать, прямо на разложенные на ней мои подарки, и начала стонать и рыдать, стуча кулаками по подушке.
— Все так мерзко, Хевен! — кричала она. — Совсем не так, как я себе раньше представляла! Эти режиссеры и постановщики говорят, что у меня смазливая мордашка, но слишком гнусавый голос! Дескать, мне нужно брать уроки вокала и вообще следует получиться, а танцевать я тоже будто толком не умею. Я сходила один раз на занятия, и после одного урока у меня так болели мышцы, что в другой раз я туда уже не пошла. Думала, что главное повыше задирать ноги, а ведь ты знаешь, что это у меня всегда здорово получалось, но им этого мало. А когда я пою, они так кривят рожи, словно им режет уши. А что еще они хотят от стиля кантри? У нас в деревне все так поют. Хевен, представляешь, они говорят, что у меня классная физиономия и фигура, но посредственные способности. Никак не могу взять в толк, что они этим хотят сказать. Разве способности нельзя со временем развить?
Фанни продолжала жалобный монолог:
— Только мне все это уже опостылело! Не могу больше слышать, как они смеются надо мной! А деньги-то у меня все кончились! И как-то совершенно незаметно. Знаешь, я клала их под матрац, боялась, как бы не украли. У меня осталось всего пятнадцать долларов — едва-едва протянуть эту неделю, и, если бы ты не приехала, мне пришлось бы идти на улицу и распродавать свои вещи.
Она метнула на меня быстрый взгляд, желая проверить, как я реагирую, но, поняв, что растрогать меня ей не удалось, быстренько стерла кулачком с лица слезы и улыбнулась коварной и злобной улыбкой.
— От тебя пахнет дорогими духами, Хевен. И сумочка у тебя из мягкой кожи, и туфельки тоже. Все это стоит кучу долларов! Готова побиться об заклад, у тебя с десяток манто, сотни платьев, тысячи туфель и миллионы долларов, поэтому ты и расщедрилась на дорогие подарки для меня. Но все равно ты не любишь меня так, как Тома! Ты кинула мне жалкие крохи, а сама заграбастала весь волшебный горшочек! Сравни мою комнатушку с хоромами, в которых ты живешь! Я знаю, что у вас там, в вашем замке, полсотни комнат и восемнадцать ванных, только непонятно, зачем они вам. У тебя в твоем полном распоряжении целых три комнаты и стенные шкафы, забитые шмотками и сумками с обувью, мехами и драгоценностями, и ты учишься в колледже! А что есть у меня? Ничего, кроме кровавых мозолей и ненависти к этому проклятому городу, где живут одни бессердечные люди!
