— Так как же исправить несправедливости? Как победить невежество и обеспечить заботу о детях бедняков? Как заставить правительство начать уделять внимание бесправным и неимущим слоям нашего общества? Подумайте над этим сегодня вечером и изложите свои предложения письменно, а завтра отдадите мне свои записи. — С этими словами учительница закончила урок.

Учебный день прошел относительно нормально. Никто из девочек не подходил ко мне с расспросами, хотя все они ежеминутно поглядывали на меня, торопливо пряча глаза, когда я перехватывала их взгляд. В шесть вечера я сидела одна за круглым столиком в столовой, разглядывая красную розочку в серебряной вазе на белоснежной полотняной скатерти. Другие ученицы сидели по четыре человека за столом и весело разговаривали, бросая взоры в мою сторону. И только когда ученица в костюме официантки взяла у меня заказ, я обратила внимание, что розочка стоит только на моем столе, а под вазочкой лежит белая карточка. Я взяла ее и прочитала: «С наилучшими пожеланиями, Тони».

Красная роза появлялась у меня на столе всю неделю, вплоть до пятницы. И все это время девушки словно бы не замечали меня. Что же я делала не так? Может быть, они завидовали моей одежде? Но я, к сожалению, не взяла с собой ни затасканных свитеров, ни старых джинсов. Я пыталась улыбаться соседям, поймать их взгляды, но они, едва заметив мои потуги, отворачивались. Наконец я поняла, в чем тут дело! Меня выдали мои соображения о голоде в Америке! Мое страстное отношение к этому вопросу рассказало им больше, чем мог разболтать язык. Слишком много ночей провела я в горной лачуге, размышляя над тем, как избавить детей бедняков от житейских невзгод, выпавших на долю их родителей.

За свою работу по теме: «Нищета в Америке» я получила отметку «А» с минусом, что было неплохим началом. Но одновременно я выдала себя. Было ясно, что, не обладая богатым собственным опытом, невозможно так хорошо знать предмет. Лучше бы я ограничилась каким-нибудь простым предложением, типа того, которое сделала одна из моих одноклассниц. «Каждый богатый человек должен взять на воспитание хотя бы одного бедного ребенка», — написала она.

Лежа в одиночестве в своей уютной комнате, я прислушивалась к взрывам хохота, доносящимся из других комнат, чувствовала запах горячих гренок и плавящегося сыра, слышала позвякиванье приборов и посуды, приглушенный звук телевизора. Но никто ни разу не постучался ко мне и не пригласил на тайную вечеринку, и никто из учителей не прервал ее.

Как я узнала из невольно подслушанных рассказов своих соседок, они уже объездили весь мир, и им успели наскучить города, в которых я даже не бывала. Троих из девочек исключили из частной швейцарской школы за амурные приключения, двоих — из американских школ за употребление алкоголя, а двух других — за наркотики. Все без исключения девочки ругались почище любого забулдыги из деревенской таверны, а уроки секса, которые я получила прямо через стену, потрясли меня во много раз сильнее, чем все, что вытворяла Фанни.

Однажды я мылась в душевой в единственной закрытой кабинке и случайно услышала, как девочки говорят обо мне. Они не желали видеть меня в их школе, я была не из их круга, и вообще, как прошептала одна из них, Фейт Моргентайл, я была совершенно не той, за которую себя выдавала.

А я не собиралась выдавать себя за кого-либо еще, кроме как за девушку, желающую получить образование. И за это была отвергнута. Оставалось лишь надеяться, что сумею рано или поздно преодолеть их злые шутки и розыгрыши, которым подвергаются рано или поздно все новички, и сохранить свою честь и достоинство незапятнанными.

Итак, я снова оказалась отверженной и презираемой всеми в Уинтерхевен, несмотря на своих родовитых предков ван Воринов, связи с семейством Таттертон, дорогую одежду, замечательную обувь, модную прическу, несмотря на хорошие оценки на экзаменах.

Но самым ужасным было то, что уже с самого начала я выдала и себя, и Тони!

В первую пятницу из Уинтерхевен меня забрал Тони. Я ждала его на парадном крыльце в окружении примерно пятнадцати девочек, решивших ради него притвориться моими новыми подружками. Они наблюдали, как он подъезжает и припарковывает свой автомобиль, ахая и охая от восторга и перешептываясь между собой. Многих интересовало, куда подевался Трой.

— Когда же ты пригласишь нас к себе домой, Хевен? — приторным голосом спросила Пруденс Каррауэй, которую все звали просто Пру. — Мы слышали, что у вас не дом, а настоящая сказка.

Я не стала дожидаться, пока Тони выйдет из машины, и побежала вниз по ступеням, чтобы поскорее избавиться от девчонок.

— До следующего понедельника, Хевен! — хором воскликнули они, впервые произнося вслух мое имя.

— Что ж, — улыбаясь мне и трогаясь с места, сказал Тони, — судя по тому, что я видел и слышал, ты успела обзавестись множеством подруг. Это хорошо. Но мне не нравится, как они одеваются в школе. Почему они ходят во всяком рванье в лучшие годы своей жизни?

Я промолчала.

— Не молчи, Хевен, — подбодрил меня Тони, — расскажи мне о своих впечатлениях. Твое кашемировое пальто, наверное, вызвало настоящую сенсацию, не правда ли? Или же их разозлило, что ты носишь вещи, которые им тоже покупают матери, но они оставляют их дома или тайно продают перекупщикам?

— В самом деле? — чрезвычайно удивилась я. — Они так поступают со своей одеждой?

— Я слышал, что да. Таким образом девочки выражают протест родителям и учителям. Своего рода «Бостонское чаепитие» [1]подростков, отстаивающих свои права на самостоятельность.

Значит, Тони умышленно подбирал для меня все эти дорогие юбки, свитера и блузы, желая, чтобы я сразу же выделилась из общей массы, была не такой, как все! Однако, подумав так, я ничего не сказала.

По его поведению я почувствовала, что никаких жалоб он от меня слышать не хочет. Меня бросили в котел, и теперь я сама должна позаботиться о том, чтобы меня не сварили. Энтони не настаивал, чтобы я носила именно то, что он мне купил. Он предоставлял мне право самой решать, бороться ли дальше со своими сверстниками или сдаться без боя. И, поняв это, я решила никогда не рассказывать ему о своих затруднениях в школе. Уж как-нибудь сама справлюсь с ними, а там будь что будет.

Тони вел машину на большой скорости, и, уже подъезжая к усадьбе Фартинггейл, он преподнес мне сюрприз:

— У меня неотложные дела в Калифорнии, — сказал он будничным тоном. — И в воскресенье утром мы с Джиллиан вылетаем туда. Мы бы взяли тебя с собой, но нельзя пропускать школу. В понедельник в Уинтерхевен с тобой поедет Майлс, а в следующую пятницу после обеда он же и заберет домой. Мы с Джиллиан думаем вернуться через недельку.

Все смешалось в моей голове. Я не хотела оставаться одна в незнакомом доме с незнакомыми слугами! У меня выступили слезы, и я отвернулась к окну. Ну почему люди всегда так легко бросают меня, чем я хуже других?

— Мы с Джилл непременно компенсируем свое недельное отсутствие по возвращении и вывернемся наизнанку, чтобы как следует отпраздновать День Благодарения и Рождество, — подкупающим тоном успокоил меня Тони. — Даю тебе честное слово, мы непременно сходим с тобой на концерт поп-группы.

— Можешь не беспокоиться из-за меня, — сказала я, не желая становиться для Энтони еще одной обузой, кроме Джиллиан. — Я сумею развлечься. — На самом же деле у меня не было ни малейшего понятия, чем можно себя занять. Огромный дом Таттертона все еще оставался чужим, пугая меня. Из всех слуг удалось наладить нормальные отношения только с шеф-поваром по прозвищу Рай Виски. Но и он может остыть ко мне и стать безразличным, если я буду надоедать ему, слишком часто появляясь на кухне. Чем же мне заняться после того, как я сделаю все домашние задания?