— Нет.

— Друг?

Ни секунды не колеблясь, Брунетти выпалил:

— Да.

Дежурный сказал в трубку еще несколько слов, выслушал ответ и записал информацию. Будто с трудом он оторвал глаза от телефона и нехотя проговорил:

— Сожалею, что вынужден сообщить вам это, но ваш друг сегодня утром скончался.

Сердце Брунетти сжалось, и его накрыл приступ внезапной боли, как будто Росси действительно был его другом. Он только и смог выдавить вопрос:

— В травматологии?

Дежурный слегка пожал плечами, показывая, что не он источник информации и не отвечает за нее:

— Мне сказали, что его туда доставили, потому что у него были сломаны обе руки.

— Но от чего он умер?

Дежурный помолчал, словно отдавая дань смерти, и ответил:

— Медсестра не сказала. Но, возможно, вам сообщат подробности, если вы пойдете и поговорите с врачами. Вы знаете, куда идти?

Комиссар знал. Он уже собрался отойти от стойки, когда дежурный сказал:

— Жаль вашего друга, синьор.

Брунетти кивком головы поблагодарил его и пошел через вестибюль с высокими арками, совершенно не замечая его красоты. Сознательным усилием воли он удерживал себя от того, чтобы не перебрать в памяти, подобно бусинам на четках, известные ему истории о пресловутой бесполезности больниц. Росси был доставлен в отделение травматологии и там умер. И это единственное, о чем ему сейчас надо думать.

Ему было известно, что на сцене лондонских и нью-йоркских театров на протяжении многих лет идут одни и те же музыкальные спектакли. Меняется состав труппы, тех, кто выходит на пенсию или начинает выступать в других шоу, заменяют новыми актерами, но сюжет и костюмы из года в год остаются неизменными. Брунетти казалось, что нечто похожее происходит и здесь: пациенты меняются, но их одежда и общая атмосфера страдания, окружающая их, остается прежней. Люди сновали туда-сюда по сводчатому вестибюлю, стояли у окна администратора в больничных халатах и пижамах, опираясь на протезы и костыли, — одна и та же история разыгрывалась бесконечно: некоторые из действующих лиц брали на себя другие роли, иные, как Росси, покидали сцену.

Подойдя к отделению травматологии, он увидел медсестру, стоящую на лестнице за дверью, она курила, быстро затягиваясь. Как только он показался, сестра затушила сигарету в бумажном стаканчике, который держала в руке, и открыла дверь в отделение.

— Прошу прощения, — произнес Брунетти, проходя вслед за ней.

Она бросила бумажный стаканчик в металлическую мусорную корзину и обернулась.

— Чем могу помочь? — буркнула она, едва взглянув на него.

— Я пришел навестить Франко Росси и узнал… узнал, что он умер, — объяснил Брунетти. — Дежурный сказал мне, что он находился у вас.

Сестра посмотрела на него более внимательно, и ее профессиональная невозмутимость сменилась интересом, как будто причастность к смерти сделала его достойным лучшего отношения.

— Вы родственник?

— Нет, друг.

— Сожалею о вашей потере, — сказала она, и в ее тоне послышалось искреннее сочувствие человеческому горю.

Брунетти поблагодарил ее и затем спросил:

— Как все это произошло?

Она медленно повернулась и пошла вперед, Брунетти шел рядом, полагая, что она ведет его к Франко Росси, к его другу Франко Росси.

— Его привезли в больницу в субботу днем, — объяснила сестра. — Когда его осмотрели в приемном покое, оказалось, что у него сломаны обе руки, поэтому его положили к нам.

— Но ведь в газете написано, что его доставили в коме.

Она не торопилась отвечать, зато шаги ее ускорились. Казалось, она хочет поскорее добраться до вращающихся дверей в конце коридора.

— Ничего не могу сказать по этому поводу. Но когда его перенесли наверх, он был без сознания.

— А почему он был без сознания?

Она снова сделала паузу, словно задумавшись о том, какое количество информации может ему предоставить:

— Должно быть, он ударился головой при падении.

— А с какой высоты он упал, вы знаете?

Она покачала головой и сама открыла дверь, придерживая ее, чтобы дать ему возможность войти в просторное помещение, с одной стороны которого находилась регистратура — в тот момент за стойкой никого не было.

Когда он понял, что она не собирается отвечать на его вопрос, он задал еще один:

— Ран было много?

Она посоветовала:

— Вам лучше спросить у кого-нибудь из врачей.

— Так это рана на голове стала причиной смерти?

С каждым вопросом медсестра становилась все более отчужденной, ее голос звучал все более профессионально и менее доброжелательно.

— Обратитесь к врачам.

— Я все-таки не понимаю, почему его положили в это отделение, — настаивал Брунетти.

— Из-за сломанных рук, — повторила она.

— Но с травмами головы логичнее было бы направить в нейрохирургию…

Брунетти начал было говорить, но медсестра отвернулась от него и направилась к другой вращающейся двери, находящейся слева от регистратуры.

Подойдя к дверям, она обернулась и бросила через плечо:

— На ваши вопросы скорее всего ответят внизу, в отделении неотложной помощи. Спросите синьора Карраро. — И медсестра ушла.

Он поступил, как она посоветовала, — быстро спустился вниз. В отделении неотложной помощи он объяснил медсестре, что он друг Франко Росси, умершего после госпитализации в больничной палате, и спросил, может ли он поговорить с синьором Карраро. Она попросила комиссара назвать свое имя и подождать, пока она переговорит с доктором. Брунетти направился к одному из пластмассовых стульев, стоящих в ряд у стены, и присел, внезапно почувствовав сильную усталость.

Минут десять спустя человек в белом халате прошел через вращающуюся дверь, ведущую в процедурный кабинет, сделал несколько шагов по направлению к Брунетти и остановился. Он стоял, засунув руки в карманы халата, было очевидно, что он ждет, когда Брунетти подойдет к нему. Ростом мужчина был невысок, зато походка у него была решительной, а движения властными, что свойственно многим коротышкам. Жесткие светлые волосы гладко уложены с помощью геля, красноватые щеки свидетельствуют скорее о пристрастии к спиртному, чем об отменном здоровье. Брунетти встал и направился к доктору. Он был как минимум на голову выше этого человека.

— С кем имею честь? — спросил Карраро, глядя на собеседника снизу вверх и всем своим видом выражая негодование по поводу потери драгоценного времени.

— Возможно, сестра сказала вам, Dottore, что я друг синьора Росси, — в качестве представления начал Брунетти.

— Друг? А где его родные? — спросил доктор.

— Не знаю. Им звонили?

Негодование Карраро вылилось в раздражение, без сомнения, вызванное одной лишь мыслью о существовании настолько невежественных людей. Этот дылда, видно, считает, что у него, доктора Карраро, нет других дел, как только сидеть возле телефона и звонить родственникам умерших! Он даже отвечать не стал, но сердито поинтересовался:

— Что вам, собственно, нужно?

— Я бы хотел узнать причину смерти синьора Росси, — спокойно ответил Брунетти.

— А какое вам до этого дело? — отрезал доктор.

«Газеттино» часто напоминала своим читателям, что штат больницы недоукомплектован, больница переполнена, поэтому многим врачам приходится работать сверхурочно.

— Вы дежурили, когда его привезли, Dottore? — вместо ответа спросил Брунетти.

— Кто вы такой? — бросил Карраро, повысив голос.

Брунетти назвал свое имя и невозмутимо продолжил:

— Из газеты я узнал, что синьор Росси в больнице, и пришел навестить его. Дежурный сказал мне, что он умер, и потому я здесь.

— Зачем?

— Узнать причину его смерти, — повторил Брунетти. И, помолчав, добавил: — Ну и кое-что еще.

— Что значит «кое-что еще»? — вспылил доктор, и теперь уже все его лицо залилось краской. Не надо было быть психологом, чтобы понять, что вопрос его встревожил.

— Повторюсь еще раз, Dottore, — сказал Брунетти с подчеркнуто вежливой улыбкой. — Я бы хотел знать причину смерти.