Литмир - Электронная Библиотека
A
A

По пути Фульвия заболела, и нетерпеливый Антоний оставил ее в Сиционе, а сам продолжил путь с Планком. Они отплыли на запад. Это все, что нам на сегодняшний день известно. Проблема, однако, заключается в том, что море между нашими краями и Италией контролирует мятежный военачальник — убежденный республиканец Домиций Агенобарб, и Антоний плывет прямо ему в пасть.

Я опустила письмо. Рассказ об Антонии завершился, оставшаяся часть послания меня не касалась.

— Спасибо, — сказала я Мардиану. — Это гораздо более познавательно, чем официальная переписка.

Я помолчала и добавила:

— Значит, обо мне вовсю ходят сплетни.

— Как всегда, — отозвался мой друг, пожав плечами. — Так было даже во времена нашего детского «общества», помнишь, когда мы удрали из города? — Он рассмеялся. — Скандалы и сплетни вечно сопутствуют незаурядной личности. Если ты не такая, как большинство, и делаешь не то, чего от тебя ждут, ты даешь пищу для пересудов.

— Возможно, ты льстишь мне, но я не стану возражать, — заявила я.

При этом я подумала, что очень скоро, когда мое положение станет очевидным, у словоохотливых афинян появится новая тема для разговоров. Будет о чем чесать языками следующей зимой.

Однако после ухода Мардиана веселость моя пропала, ибо дела Антония складывались весьма неудачно. Значительную часть его восточных владений отвоевали парфяне, а Октавиан путем махинаций прибрал к рукам его легионы.

Египту тоже следовало позаботиться о безопасности на тот случай, если раззадоренные успехом парфяне обратят взоры в нашем направлении. Правда, благодаря хорошему урожаю у нас имелись средства, позволяющие хорошо вооружиться, да и мой новый флот почти готов. Мы удивим того, кто сочтет нас легкой добычей.

За окнами дворца безмятежно поблескивала на солнце гладь гавани, но эта летняя безмятежность обманчива. Всюду происходили события, мир пребывал в движении: корабли плавали, армии маршировали, из города в город галопом мчались гонцы. До шторма еще оставалось время, но он вызревал и набирал силу.

Наконец пришло письмо от самого Антония. Оно было отправлено из Афин до его отъезда, и содержавшиеся в нем фактические сведения уже устарели.

Где он сейчас? Что произошло с тех пор?

Душа моя!

С тех пор как мы расстались, мысли мои устремлялись к тебе каждый день, но они глухи и немы. Они не могут ни говорить с тобой, ни подхватить и пересказать мне твои слова. Следовательно, от них мало толку, хотя они и могут побывать там, где хотел бы быть я. О мысли, о счастливицы! Для меня же это время года, проведенное без тебя, было пасмурным и унылым, хотя весь мир и заявлял, будто это лето. Может быть, и лето, да только для других.

Теперь о том, в каком состоянии я застал дела. Развивая победоносное наступление на запад, парфяне дошли до Стратоникеи, но там их натиск был остановлен. Теперь мне необходимо отправиться в Рим, где нужно кое-что привести в порядок. Сексту я дал понять, что вступлю с ним в сепаратные переговоры в том случае, если мое официальное соглашение с Октавианом и Лепидом будет необратимо нарушено. Только так и не иначе.

Я покачала головой: какое поразительное упрямство. Даже после того, как Октавиан отнял у него легионы, Антоний отказывается думать о нем плохо. Или, вернее, отказывается исходить из реального положения дел.

Мой друг и клиент Ирод ускользнул из Набатеи в Петру. Он ищет поддержки против парфян и собирается отправиться в Египет. Прошу тебя, предоставь ему корабль для поездки в Рим. Необходимо восстановить его на троне Иудеи.

Тысячу раз целую твои руки, твою шею, твои губы.

М. А.

Почти физически ощущая его поцелуи, я убрала письмо под замок в ларец для личной корреспонденции. Я отметила, что он ни разу не упомянул о Фульвии.

Прошло несколько недель без новостей — во всяком случае, из внешнего мира. Я стала носить пышные многослойные наряды из легчайшего шелка, объявив это новой модой. Я специально заказала эти платья и нарядилась в них в ту пору, когда мой стан еще не округлился настолько, чтобы привлекать взгляды любопытных. Я надеялась как можно дольше сохранить свое положение в секрете. Хармиона и Ирас тоже надели подобные одеяния, и вскоре нам подражали все. Придворные дамы походили на ярких бабочек — порхающие многоцветные облака на фоне белого мрамора. Моя свита выглядела превосходно, то был один из прекраснейших сезонов на моей памяти.

Даже Мардиан принял новую моду: он выбирал более яркие цвета и более свободный покрой, найдя это очень удобным. Что и не диво, учитывая, что он продолжал раздаваться в талии. По должности он был вынужден одеваться официально, и тесная одежда становилась для него сущим мучением. Выходило так, что он от моего положения только выиграл.

Однажды жарким днем Мардиан явился в мои покои в крайне возбужденном состоянии. Мне сразу бросились в глаза его новые сандалии — с отдельным ремешком для большого пальца, разрисованные по коже золотыми лотосами. Но Мардиан, конечно, пришел не затем, чтобы похвалиться обновкой.

— Вот, только что прибыло! — объявил он, размахивая письмом.

— Судя по твоему виду, новости неплохие, — сказала я, взяв депешу. — Отдышись, налей себе вот это — смесь вишневого сока и тамаринда, охлаждает и бодрит.

Я указала ему кувшин, стоявший на моем столике в окружении чаш.

Мардиан осушил первую чашу залпом, налил себе еще и только потом, со словами «да, и вправду освежает», аккуратно расправил одеяние и сел, выжидающе глядя на меня.

Письмо было от египетского посла в Аполлонии на западном побережье Греции, откуда начиналась великая Игнациева дорога. Расположенный на берегу узкого пролива Адриатического моря, непосредственно напротив Италии, этот город был прекрасным наблюдательным пунктом, позволявшим собирать сведения о событиях как в Греции, так и в Италии.

Грозная и могущественная царица, приветствую тебя.

Боюсь, что зрелище, которое нам довелось лицезреть, невозможно описать словами, но все же постараюсь рассказать так, чтобы ты смогла себе это представить. Огромный флот Агенобарба численностью в несколько сотен судов курсировал в наших водах, повергая всех в ужас. Памятуя, что совсем недавно эта сила атаковала Брундизий, мы высыпали на прибрежные утесы и наблюдали за происходящим с недобрым предчувствием. И тут с юга появились немногочисленные корабли, как выяснилось потом, принадлежащие триумвиру Антонию. Оставив основные силы позади, Антоний отважно направился навстречу Агенобарбу всего с пятью кораблями. Он рисковал оказаться в полной власти Агенобарба, если бы полученные им сведения — о том, что его командир Асиний Поллион заключил с Агенобарбом соглашение, — были фальшивкой.

Когда корабли стали сближаться, Агенобарб, казалось, изготовился к бою. Лишь после того, как корабли Антония подошли к нему на расстояние, уже не позволявшее спастись, он отвел тараны в сторону в знак мирных намерений. Два флота объединились и поплыли в Италию вместе.

И вот что примечательно. По рассказам моряков, полководец Планк пытался убедить Антония не полагаться безоглядно на добрую волю Агенобарба, на что Антоний ответил:

— Я предпочту погибнуть от чужого вероломства, чем спастись за счет своей трусости.

Я оторвалась от чтения и попыталась представить себе эту картину: корабли направляются навстречу друг другу люди напряженно наблюдают за ними с берега, грозные тараны поворачивают в сторону в последнюю минуту, а Антоний, конечно же, непоколебимо стоит на палубе.

— Да, это свойственно ему, — сказала я.

— Что? — спросил Мардиан.

— Слова о том, что смерть из-за чужого вероломства предпочтительнее спасения ценой собственной трусости. Уж он-то никогда не проявит ни робости, ни коварства. Верность и безрассудная смелость — в этих качествах его честь и слава. Но не станут ли они когда-нибудь причиной его гибели? Тут он похож на Цезаря. Но Цезарь никогда не был столь доверчив, хотя свое слово держал свято… Итак, он на пути в Италию, а нам остается ждать новостей. Эта история будет иметь продолжение.

54
{"b":"149628","o":1}