Но пытаться исполнять две роли одновременно невозможно: кони тянули в противоположных направлениях. Люди, поддерживавшие «римского» Антония — сенаторы и его приверженцы, еще остававшиеся в Риме, — страшились другой его стороны и могли вовсе отказаться выступать под его знаменем. Но их требование отбросить все, связанное с Востоком, было невыполнимо по сугубо военным соображениям, не говоря о прочем. Отречение от Востока означало бы отказ от денег, питавших его военную машину.

Я пыталась думать о себе только как о жизненно необходимом военном союзнике. Будь я мужчиной, вторым Иродом или Архелаем, располагавшим ресурсами Египта, союз со мной был бы решающим фактором его успеха. Антоний не мог расстаться со мной — расстаться с Египтом.

Теперь мои глаза привыкли к темноте, и я смогла различить новые статуи — в большинстве своем, конечно же, копии: они стояли в саду за живыми изгородями, источавшими знакомый густой аромат. Он соперничал с буйным и сочным благоуханием ближних кустов цветущих роз.

Заметив предусмотрительно поставленную возле стены мраморную скамью, я присела, чтобы передохнуть и дать передышку своим скачущим мыслям. Спешить было некуда, и я позволила себе расслабиться, закрыть глаза и уронить голову, прислушиваясь к плеску фонтана. Его серебристое журчание ласкало мой слух.

Здесь, в Афинах, я чувствовала себя как в ловушке, мне не хватало воздуха. С момента нашей высадки одна неприятность следовала за другой с таким постоянством, что даже Рим начинал казаться не столь… недружественным. Я устала от сенаторов и хотела бы куда-нибудь их спровадить. Но, увы, я понимала, что их отъезд нанес бы урон делу Антония. Я скучала по детям: полгода назад мне пришлось спешно покинуть Александрию, расстаться с ними. Уже июнь. Завтра Цезариону исполнится пятнадцать, а меня с ним не будет.

Неужели мы все — и девятнадцать легионов, и четыре сотни сенаторов — на самом деле собрались здесь для защиты прав моего пятнадцатилетнего сына?

О Цезарь, какую задачу поставил ты передо мной! Я старалась, старалась, изо всех сил старалась решить ее! Но по силам ли она мне? Не требуешь ли ты от меня большего, чем доступно смертной, пусть эта смертная и является воплощением богини?

Ответа на мои вопросы, разумеется, не последовало. Слышался лишь плеск фонтана, да издалека — едва-едва — доносились соловьиные трели. Меня стало клонить в сон, ну тут я встрепенулась, неожиданно услышав голоса.

С противоположной стороны в сад вошли люди. Гравий заскрипел под их ногами, и я инстинктивно прислушалась. Встреча уже закончилась или они, как и я, ушли раньше?

Больше никого не было, и я решила, что люди ускользнули вместе. Возможно, они жили где-то поблизости, в лабиринте комнат. Они прошли мимо фонтана, и я увидела их — точнее сказать, разглядела двигавшиеся в сумраке светлые пятна туник.

— Это невозможно, — пробормотал один.

— Нужно определиться нынче ночью. Мы должны сделать выбор.

— Я собираюсь. Хочется, чтобы хоть единожды мой выбор оказался правильным.

— Ну, если ты ошибешься с выбором, это можно исправить.

— Я? А как насчет тебя?

— Насчет себя я уже давно понял, что у меня какой-то несчастный дар — всегда выбирать сторону, обреченную на поражение. Но, в конце-то концов, я же к ней не пришит.

— Ага. Не больше, чем к Сексту.

Прозвучал смех. Знакомый смех.

— Который раз ты меняешь пристрастия, а? — Голос звучал наполовину насмешливо, наполовину восхищенно. — Сначала Цезарь, потом Цицерон, теперь вот Антоний. Всех любил и всех бросил — таков мой дядя.

Последовал хлопок по плечу.

Планк и Титий!

— Цезаря я не бросал. Это он оставил меня.

— Ты имеешь в виду, отправившись на небеса? Да, так необдуманно с его стороны.

Снова смех.

— Так или иначе, нас можно поздравить с редким качеством: мы оба с постоянством, достойным лучшего применения, поначалу выбираем не тех, кто побеждает.

— Поначалу — да, — согласился Планк. — Но лучше сделать правильный выбор поздно, чем никогда.

— Итак, ты думаешь, что он проиграет?

— Я не знаю. Меня беспокоит не его любовь к царице, а его зависимость от нее. Он несвободен в разработке военных планов, потому что вынужден постоянно учитывать интересы и позицию Египта. Да, он великий тактик, возможно, лучший в мире, но разрабатывать общую стратегию ему приходится с оглядкой на Египет. А ты знаешь, как называют полководцев, которые действуют на войне с оглядкой?

— Неудачники, — ответил Титий.

Они прошли мимо в обнимку, посмеиваясь. Гравий скрипел под подошвами их сандалий.

— Планк покинул нас, — с недоверием в голосе произнес Антоний, прочитав записку, которую доставили ему в наши покои.

По крайней мере, он проявил учтивость и уведомил нас письменно, думала я. Его мать хорошо воспитала сына. «Если захочешь стать предателем, мой мальчик, никогда не забывай о манерах. Иначе могут подумать, будто изменники не умеют себя вести».

— И Титий, несомненно, с ним, — промолвила я.

До сих пор мне не представилось возможности рассказать о том разговоре в саду. Меня опечалило то, что сегодняшняя новость подтвердила мои опасения. До получения записки у меня все же теплилась надежда, что это было лишь брюзжание, вызванное дурным расположением духа.

— Ты знала об этом? — удивился Антоний. — Откуда?

— Случайно услышала обрывок разговора между ними. Они размышляли вслух. Но ведь люди обдумывают разные идеи, и далеко не все из того, что приходит им в головы, воплощается в жизнь.

— Но какова причина? — Антоний снова вчитался в записку. — Здесь лишь сказано, что после долгого размышления он решил вернуться в Рим.

— Мне не очень приятно это говорить, но они шутили… насчет своего опыта по части перебежек.

Антоний испустил глубокий вздох. До сих пор его не предавал никто из сторонников, и для него, считавшего верность одним из главнейших достоинств и придававшего ей огромное значение, это стало тяжким ударом.

— И Титий, значит, с ним вместе?

— Уверена. Можно, конечно, послать за ним, но бьюсь об заклад, что его не окажется дома.

Титий занимал виллу позади резиденции дяди — удобный особняк с прекрасным видом на акрополь, фактически личный дворец, от которого не отказался бы иной царь.

Мы сошли с носилок, и наш слуга громко постучал в дверь. Через некоторое время появился домоправитель, и мы, представившись, заявили, что хотим видеть военачальника Марка Тития.

— Благородного военачальника нет дома, — услышали мы в ответ.

— А когда благородный военачальник вернется? — вкрадчиво спросила я. — Мы подождем.

Бедняга перепугался.

— О нет, ваше величество, — залепетал он, — это невозможно… у нас нет подходящего места…

Махнув рукой, я прошла мимо домоправителя внутрь.

— Ничего особенного мне не требуется. Я давно собиралась побывать на этой вилле — в здешней трапезной есть несколько прекрасных мозаик. Вот я ими и полюбуюсь, пока буду ждать.

— Ваше величество, я должен просить не…

— А я осмотрю оружейную комнату благородного военачальника. Он давно обещал показать мне свою коллекцию щитов, включая копию щита Аякса. Хвастался вовсю! — добавил Антоний.

Я двинулась в одном направлении, Антоний в другом, и бедняга растерялся, не зная, за кем из нас следовать. В конце концов, он предпочел Антония.

Как только они удалились по коридору, я развернулась и пошла за ними. Дом был пуст, вся ценная утварь отсутствовала, везде валялся мусор, свидетельствовавший о спешной упаковке имущества, — стружка, обрезки веревок.

— О Афина! — воскликнул Антоний в притворном удивлении. — Щиты исчезли!

Он высунулся из дверного проема и позвал меня.

— Иди сюда, скорее! Кто-то украл знаменитую коллекцию Тития. Но ты… — Антоний повернулся к домоправителю. — Как ты это допустил? Когда хозяин вернется, он голову с тебя снимет.