— О нет, с отчетами повременим, — ответила я. — Я вникну в детали позднее, а сегодня просто поговорим в узком кругу о том, что произошло в Риме и в Египте за то время, пока мы не имели возможности обмениваться сведениями.

В дверях появился Эпафродит, как всегда роскошно одетый. Прежде его мрачную красоту подчеркивал малиновый цвет, теперь же оказалось, что в темно-синем он выглядит не менее великолепно.

Прибыли остальные. Аллиен — командующий четырьмя легионами, охранявшими город (Цезарь недавно добавил еще один), смотритель за сборщиками налогов, главный чиновник по пошлинам, главный казначей, главный жрец Сераписа, инспектор оросительных каналов. И, само собой, несколько писцов.

Один за другим вельможи официально приветствовали меня. Они произносили фразы, предписанные этикетом, но по выражению их лиц и по голосам я понимала, что они искренне рады моему возвращению.

— Боги благословили меня, даровав благополучное возвращение, — сказала я. — Однако не меньшее благословение — это вы, приложившие столько трудов и усилий для сохранения и благополучия моего царства.

Я обвела взглядом всех собравшихся и решила, что предисловий хватит. Пора приступать к делу. Начать надо с события, безусловно, важнейшего.

— Вы слышали о том… о том, что произошло в Риме?

— Конечно, — ответил Мардиан. — Весь мир слышал об этом. Я думаю, даже кандаке в далекой Нубии знает о случившемся. Наверняка весть дошла и до Индии. Высочайший кедр мира пал, и его падение потрясло мир.

— Меня… меня там не было, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Но мне сразу же сообщили обо всем. Именно я распорядилась отнести Цезаря домой и передать в руки жены, Кальпурнии.

Я помолчала. Все взгляды были устремлены ко мне, и было ясно, что лучше самой сказать об этом сразу, чем потом отвечать на вопросы.

— Я присутствовала на похоронах, когда его… сожгли вместе с погребальными дрогами. Толпа на церемонии бесновалась и вела себя так, будто собиралась сделать Цезаря богом…

А потом? Я помнила пылающий огонь, дикие крики, темную ночь — но после них ничего, провал, пока я не оказалась на корабле. Но мои люди не должны этого знать, чтобы не усомниться в моих силах и душевном здоровье.

— Что касается дальнейших событий — что вы слышали?

— По нашим сведениям, управление текущими делами взял на себя Антоний, в качестве единственного консула, — ответил Мардиан. — Убийцы очень непопулярны в Риме, власти они не получили и, скорее всего, скоро покинут город ради собственной безопасности.

— А что слышно об Октавиане? — спросила я, не зная, насколько осведомлен Мардиан.

— Молодой Цезарь — Октавиан хочет, чтобы отныне его называли именно так, — немедленно покинул Аполлонию, чтобы заявить о своем вступлении в права наследования. Сейчас он, должно быть, уже прибыл в Рим.

Значит, он все же решился вернуться в это осиное гнездо. Признаться, я удивилась. Я-то полагала, что он будет выжидать и наблюдать с безопасного отдаления за тем, как повернутся дела.

— Молодой Цезарь?

— Ну да, так его теперь зовут — Гай Юлий Цезарь. Гай Юлий Цезарь Октавиан.

Это имя! Оно могло принадлежать лишь одному человеку! Это пародия! Прежде чем я успела сказать что-нибудь, заговорил военачальник Аллиен.

— Легионы приветствовали нового Цезаря, — сказал он. — Не все, конечно, но значительная часть. В этом имени есть особая магия, а солдаты хотят служить под началом своего старого командира. — Он помолчал и почтительно добавил: — Как и все мы.

— Антонию стоит с ним договориться, — сказал Мардиан. — Ему придется поделиться с Октавианом властью, это очевидно. Но больше мы ничего не знаем.

Да, неожиданный поворот. В Риме продолжались потрясения, а их волны грозили распространиться по миру.

— Мы должны позаботиться о собственной безопасности, — сказала я. — Египет только что был официально провозглашен «другом и союзником римского народа», а это значит, что нам гарантирована независимость и безопасность. Но сейчас в Риме разброд и шатания, а значит, в опасности весь мир.

— Мои легионы останутся там, где приказал Цезарь, — заявил Аллиен. — Они защитят Египет от хищников.

Насколько же дальновиден был Цезарь, когда расквартировал здесь войска! Я была бесконечно благодарна ему.

— Ну что ж, надеюсь, безопасность Александрии мы сумеем обеспечить при любом исходе дел. Но как насчет остальной страны? Может быть, нам следует собрать больше войск, чтобы усилить линию обороны вверх и вниз по Нилу, так же как и с востока на запад вдоль побережья.

— Если мы сможем себе это позволить, — заметил Мардиан.

— Каково нынешнее состояние государственной казны? — спросила я у казначея.

— Все постепенно выправляется. Потребуются годы, чтобы возместить ущерб, нанесенный городу войной и Рабирием. Однако если не будет других экстраординарных расходов, мы выживем, потом заживем хорошо и наконец разбогатеем, — ответил он. — К тому же у Египта всегда была еда, а это уже само по себе богатство. Мы в состоянии прокормить не только себя, но и других, если потребуется.

Я надеялась, что нам не придется кормить кого-либо, кроме нас самих или покупателей нашего зерна, которые будут платить хорошую цену.

— А каково состояние оросительных каналов и водохранилищ? — Вопрос был обращен к чиновнику, ведавшему ирригационными сооружениями.

— Они в приемлемом состоянии, — сообщил он. — В эти два года Нил не преподносил нам сюрпризов — ни засухи, ни наводнений, что позволяло вовремя проводить необходимые ремонтные работы. Правда, в последнее время происходит усиление наносов и, как следствие, засорение каналов. Этим необходимо заняться.

— Тут все взаимосвязано: без полноценного орошения нам не видать хороших урожаев, а без денег, вырученных за урожай, невозможно поддерживать в порядке оросительную систему. Как насчет налогов?

— Ввозные пошлины собраны, как обычно, — сказал главный мытарь.

— Прибыли возросли, — добавил Эпафродит. — Неожиданно возник повальный спрос на оливковое масло. Не знаю уж, что люди с ним делают в таком количестве — ванны, что ли, принимают?

— А какое нам до этого дело, если они платят пятидесятипроцентный налог? — отозвался мытарь.

— И то правда, — подтвердил Мардиан. — Похоже, в наше время вырос спрос на качественный товар. Раньше простой люд довольствовался льняным маслом, теперь же подавай им оливковое. На что тут жаловаться?

— Уж если кто и жалуется, то не я, — хмыкнул сборщик податей.

— Большие празднества в честь Сераписа привлекли множество народу, — неожиданно подал голос жрец. До сего момента он молчал, так что я забыла о его присутствии. — И число паломников к Исиде в последние два сезона сильно возросло. Возможно, это некий знак.

— Я думаю, — сказал Эпафродит, — что люди устают от обыденности и обращаются к богам. Мистерии, таинства Исиды, Митра — восточные ритуалы находят все новых почитателей.

— Но не иудаизм, — отметил Мардиан. — Ваши законы и правила слишком особенные. Присоединиться к вам чрезвычайно сложно.

— Да, — согласился Эпафродит. — И это сделано намеренно. В отличие от прочих мы не хотим, чтобы наша вера сделалась всеобщей. Не хотим даже, чтобы наших единоверцев стало слишком много. Когда что-то слишком разрастается, усиливается и возвеличивается, оно поневоле меняется и становится не тем, чем было изначально.

— Так произошло с римлянами, — подхватил верховный жрец. — Когда Рим был всего лишь городом, все знали, что его гражданам присущи скромность, строгие принципы и высокие устремления. Но взгляните, какими они стали сейчас, подчинив себе большую часть обитаемого мира!

— Да, и наш Бог предвидел эту опасность, — промолвил Эпафродит. — Он сказал: «Берегись, чтобы ты не забыл Господа, Бога твоего… когда будешь есть и насыщаться, и построишь хорошие домы и будешь жить [в них], и когда будет у тебя много крупного и мелкого скота и будет много серебра и золота, и всего у тебя будет много, — то смотри, чтобы не надмилось сердце твое и не забыл ты Господа, Бога твоего, и чтобы ты не сказал в сердце твоем: моя сила и крепость руки моей приобрели мне богатство сие. Если же ты забудешь Господа, Бога твоего, то свидетельствуюсь вам сегодня, что вы погибнете» [1].