Однако несколько наших кораблей уже втянулись в схватку, и она оказалась отнюдь не легкой.

— Быстрее! — командовал Соссий, торопясь вывести нас в открытое море.

Мы не могли помочь нашим кораблям ничем, кроме стрельбы по противникам. Мы стреляли, стараясь вывести из строя как можно больше вражеских судов.

И вот настал долгожданный миг: большая часть кораблей Руфа была повреждена, и они уже не могли помешать нам. Свобода! Свобода! Мы прорвались!

Беда, однако, заключалась в том, что ветер так и не поднялся, и мы не могли поставить паруса. Где же ветер? Почему сегодня он не задул в срок, как обычно, и поднимется ли он позднее? Гребцы не способны поддерживать такой темп долго, а позади следовало множество судов, тоже стремившихся выйти из залива. Если мы не ускоримся, мы станем для них препятствием.

А потом… потом… С дальнего конца Левкаса начал подниматься, наползая на гавань, густой белесый туман. Он распространялся с удивительной скоростью и очень быстро окутал оба флота — и наш, и Руфа. Теперь мы плыли вслепую.

Конечно, можно было продолжать двигаться наугад, без уверенности в том, что следуем верным курсом. И сбавить ход из опасения столкновений. Я вцепилась в борт, пытаясь хоть что-то разглядеть в сплошном белом мареве. И увидела — то, что сразу захотела отбросить как злое наваждение, навеянное напряжением и растерянностью. Это выглядело как… Как вражеские корабли! Весла ритмично поднимались и опускались, взметая фонтаны воды. Нос «шестерки» Агриппы возвышался над поверхностью всего в двухстах локтях от нас. А позади него вырисовывались очертания остальных боевых судов, приближавшихся плотной группой, как львиный прайд.

— Стой! — закричал Соссий, увидевший это в то же мгновение, что и я. — Меняем курс!

Чтобы самим протаранить противника, а не подставлять ему свои борта, нам следовало быстро изменить направление движения.

— Стрелки, по местам!

Лучники и пращники заняли позиции на боевых мостиках и вдоль борта. Однако огромные размеры нашего корабля не позволяли ему быстро изменить направление движения. Махина еще разворачивалась, когда Агриппа достиг цели, и корпус «Антонии» содрогнулся от мощного удара. Толчок был такой силы, что я упала на колени и покатилась бы по палубе, если бы не успела схватиться за подвернувшуюся бухту троса. Уцепившись за борт, я выглянула и увидела внизу корабль Агриппы, пытавшийся быстро отойти от нас кормой вперед. Несмотря на силу толчка, его таран не смог пробить прочный борт нашего гиганта, и теперь наши лучники засыпали его палубу стрелами. Следом посыпались и зажигательные снаряды. На вражеской палубе поднялась беготня, люди укрывались от огня под смоченными водой шкурами.

— Пусть царица сдастся! — услышала я чей-то крик.

Кричал ли сам Агриппа? Я приподнялась на цыпочки, чтобы перегнуться через борт и рассмотреть получше. Он ли это — высокий широкоплечий мужчина, взывавший к нам, потрясая копьем? Впрочем, при такой видимости трудно сказать наверняка, тем более что видела я его лишь много лет назад в Риме, когда он был еще мальчиком.

Атаку Агриппы удалось отразить, но вражеский флот образовал перед нами барьер, прорвать который нам вряд ли удастся: у противника оказалось столько кораблей, что они сформировали две заградительные линии.

— Назад! — приказал Соссий, и флагман начал сигналить остальным.

Назад? Теперь, после такой схватки, вернуться в гавань?

Я подскочила к нему и схватила за запястье.

— Нет! Нет!

Он резко высвободил руку.

— Мы должны вернуться, — сказал флотоводец. — Их значительно больше, и они застали нас врасплох. Или ты предпочитаешь погубить весь флот?

— Но разве нельзя… кто-то ведь может спастись?

— Вот именно — «кто-то». Шансов мало, а риск слишком велик.

При всей моей царской власти я тем не менее понимала, что слишком мало разбираюсь в морском деле и не могу оспаривать его приказы. Оставалось лишь смиренно стоять в стороне, пока мы — о, позор! — возвращались в залив, ставший местом нашего заточения, к тем кораблям, что так и не успели пройти через устье. Мне хотелось рвать и метать.

Я вернулась в шатер, с которым уже попрощалась. Он казался теперь ненавистной темницей, откуда я пыталась бежать, но неудачно. Есть ли что-то более унизительное, чем такое возвращение?

Антоний уже переправлялся через горы с Деллием, Аминтой, кавалерией галатов и тремя легионами. Он стремился в Иолк, куда мы не попадем.

В отчаянии я бросилась на складную кровать и молотила по ней сжатыми кулаками с такой силой, что койка развалилась.

Антоний вернулся, едва узнал о постигшем нас несчастье. Он возвратился не только из-за меня — не мог бросить на произвол судьбы весь флот и половину армии. Мы снова пришли к тому, с чего начинали, если не считать потерянных в злосчастной попытке прорыва кораблей.

— Туман посреди дня, после полудня! — качал он головой. — И Агриппа, появляющийся из этого тумана, как раз чтобы перекрыть вам дорогу. В такое трудно поверить.

— Не забудь еще про отсутствие ветра.

Можно было подумать, что боги отвернулись от нас и наше дело обречено, но я не позволяла себе подобной слабости. А если бы Цезарь впал в отчаяние при Алесии? Это не лучший способ выигрывать войны.

— Необъяснимо. — Антоний сидел, уронив руки на колени, так что кисти свисали вниз. — Просто невозможно!

Мы думали об одном и том же, но обязаны были избавиться от этих мыслей. Ведь боги любят испытывать людей, проверять их характеры и волю. Борьба еще не окончена.

— Пришло время для новой атаки на реку Лоурос, — заявил Антоний. — А все наши сомнения и недоумения нужно оставить позади.

День стоял превосходный. Ветер, на сей раз самый подходящий для бегства, словно в насмешку над нами задул пораньше. Антоний намеревался возглавить атаку во главе римской кавалерии и при поддержке всадников Аминты. Деллий должен был повести за конницей ударную силу в два легиона. Если удастся навязать врагу полномасштабное сражение, стоящий наготове Канидий по сигналу двинет вверх по склону все наличные силы.

Но сначала им предстояло объехать десятимильный залив и выйти к реке с востока. Если они сумеют застать врага врасплох и отбросить назад, Октавиан рискует остаться без воды. Пусть его люди пьют морскую воду и сходят с ума.

Верхом, в шлеме и со щитом, я находилась в расположении войск Канидия. Нет, намерения сражаться у меня не было — что толку в бою от женщины, не обученной владеть ни мечом, ни копьем? Но оставаться в шатре и не видеть, что происходит, было бы невыносимой пыткой. Поэтому я сидела в седле и, устремив взор на восток, напряженно пыталась разглядеть какое-нибудь движение.

Канидий остановил коня рядом со мной. Животное казалось великолепно выезженным, чему, впрочем, удивляться не стоило.

Канидий приветствовал меня, натянув удила. Его шлем сверкал на солнце, отбрасывая луч, который двигался при каждом повороте головы. Указав рукой на восток и слегка развернув коня в том направлении, полководец произнес:

— Сегодня, с соизволения богов, поток обратится в благоприятную для нас сторону.

Да. С соизволения богов. В последнее время боги упорно не желали нам помогать, но ведь они отличаются своенравием. Взмах руки Аполлона — и Патрокл споткнулся, шепоток Афины — и смертельный удар отведен… Пусть же сегодня это послужит нам на пользу. Пусть они изберут нас!

— Чему быть, того не миновать.

Я с удивлением услышала, как эти слова слетают с моих губ. Мне хотелось сказать другое, и я тут же поправилась:

— Пусть все будет так, как мы хотим.

Позади меня застыли в терпеливом ожидании (они этому обучены) выстроенные в боевые порядки легионы. Я ощущала легкий запах их кожаной амуниции и слышала приглушенный гул голосов.

— Каков их боевой дух? — тихо спросила я Канидия.

— Мог быть и выше, — с кислым видом признался он. — Бесконечное ожидание, да еще в таких условиях, не способствует его укреплению. К тому же эти записочки, что постоянно сыплются из вражеского лагеря вместе со стрелами и камнями. Нас высмеивают, и вообще…