Холмс внимательно все осмотрел, в том числе и гипсовые обломки, исследовал все, что валялось, поднял с пола смятый подстаканник и чайную ложечку, затем поднял глаза на Лестрейда:

— Есть у вас какая-нибудь версия, Лестрейд?

— По всему видно, что это взрыв, но я не вижу никаких осколков бомбы, если она была.

— Верно, Лестрейд, на это очень похоже. Малколм мог погибнуть и от удара о стенку, куда его бросило взрывной волной. Но меня также интригует то, что нет никаких осколков, а также остатков бикфордова шнура или электрозапала. Кроме того, если это бомба, то как она сюда попала? Ведь окна-то остались целыми и запертыми, а без разрешения к сэру Малколму, я полагаю, не заходили?

— Вот это мне и непонятно, мистер Холмс. Вот ключи от сейфа, они были в кармане убитого.

Холмс еще раз прошелся по комнате, осмотрел обломки, разбросанную посуду и сказал:

— Вскройте сейф, Лестрейд, изымите все, что в нем содержится, и пройдем в какую-нибудь комнату, изучим эти бумаги.

Под нашими пристальными взорами Лестрейд открыл сейф, вытащил оттуда все, после чего внимательно осмотрел его внутренность — не осталось ли чего незамеченным. Тело погибшего прикрыли простыней. Мы ушли в соседнюю комнату и стали разбирать бумаги. Это были счета, накладные, запросы, акты — все то, что составляет отчетность предприятия.

— Ну что же, Лестрейд, я думаю, что по этим бумагам можно составить впечатление о преуспевании торгового дома «Малколм и сын». Нет никаких оснований предполагать, что его глава в какой-нибудь степени испытывал неудовлетворенность в своих делах. Наоборот: заемные письма и векселя от других фирм и сдельных предпринимателей говорят о том, что многие от покойного были в зависимости.

— Это верно, Холмс, я тоже так думаю. Более того, я полагаю, что следует отделить все эти документы, возможно, они и укажут нам на преступника, который решился на устройство, боясь своего разорения.

— Вы, как всегда, рассуждаете очень здраво, Лестрейд. Займитесь этим, выясните должников. А что это за бумажка?

Это было письмо очень короткого содержания: «Я покидаю этот мир, Малколм, не оставь в беде Мейбл. Ц. С.»

— Это, по всей вероятности, письмо матери Мейбл, девушки, которая живет здесь уже два месяца. Нам придется с ней побеседовать.

Лестрейд остался систематизировать векселя и заемные письма, а мы с Холмсом попросили дворецкого показать нам помещения. Старый слуга был убит случившимся, но рассказывал все обстоятельно. В доме, по его словам, все шло размеренным порядком. Сам он служит здесь очень давно, начал еще до рождения сэра Генри. У хозяина его всегда был ровный характер. Держался он со всеми сдержанно, к слугам относился приветливо. В прежние годы энергично занимался своей работой, но последнее время перестал непосредственно вникать во все операции торгового дома. Возложил все на сына, хотя держал его под своим контролем, указывая сэру Генри, в каких случаях как поступать. Из дома хозяин отлучался редко, и посетителей у него было мало. Сэр Генри руководит предприятием энергично, работает много, дома не засиживается. Накануне сэр Генри уехал после завтрака, сказав, что вернется поздно, задержится в клубе. Никто из посторонних в этот день в дом не приходил. Поздно вечером сэр Малколм был в своем кабинете один. Совсем неожиданно там раздался грохот. Дворецкий и мисс Мейбл кинулись туда, но дверь была заперта изнутри, и они сообщили полиции.

Красивая девушка лет девятнадцати, одетая в темное, появилась в комнате. Дворецкий поклонился ей, она грустно кивнула ему и обратилась к нам.

— Вы, я полагаю, находитесь здесь ввиду постигшего нас несчастья?

Холмс наклонил голову, представился сам и представил меня, после чего попросил девушку уделить нам несколько минут своего времени. Мы прошли в ее комнату и сели в предложенные кресла.

— Я, — сказала девушка, — Мейбл Сомерсет, человек здесь новый и, скорее всего, случайный. Мы с моей матерью жили в Манчестере, где она работала в одной из контор. Жили скромно, на ее заработок. Я училась, а потом стала кое-чем помогать матери по работе. Довольно хорошо освоила конторское дело; так же как мать, надеялась получить место в какой-нибудь конторе. Мать овдовела рано, и я совсем почти не помню отца. Недавно я осиротела совсем. Мать простудилась и заболела воспалением легких. Доктор и я прилагали все усилия, но их не оказалось достаточно. Мать чувствовала, что дни ее сочтены, и перед смертью сказала мне, чтобы я поехала в Лондон к сэру Малколму, говоря, что имеет надежду на то, что он позаботится обо мне, пристроит к какому-нибудь делу. Она сказала, что мой отец и сэр Малколм в юношестве были большими друзьями и она может надеяться, что сэр Малколм не забыл этого и постарается чем-нибудь помочь дочери своего друга. Мать дала мне запечатанное письмо к сэру Малколму, с которым я и поехала к нему.

— Вот это письмо? — спросил Холмс, показывая краткое письмо.

Девушка внимательно всмотрелась в записку и грустно сказала:

— Видимо, это. Я его не читала, не распечатывала конверт, но это, без сомнения, рука моей матери.

— Скажите, мисс Сомерсет, как часто поступала корреспонденция от сэра Малколма и что он писал вашей матери?

— Она совсем не поступала, я даже не знала о существовании сэра Малколма, и мать моя никогда о нем не упоминала. Если бы не последняя воля моей матери, я никогда бы не решилась обратиться к сэру Малколму, совершенно не знакома с ним, я его никогда раньше не знала.

— Это очень интересно, мисс Сомерсет, продолжайте, пожалуйста.

— Я думаю, мистер Холмс, вы представляете себе мое состояние, когда я прибыла сюда, в совершенно незнакомое место, к джентльмену, о котором ничего не знала.

— Однако принята я была очень радушно. Во всяком случае, считаю, что лучше того, чем я заслуживаю. Он расспросил меня о нашей с матерью жизни, поинтересовался, что я знаю и умею. Видимо, остался доволен моими познаниями в ведении конторских дел, так как сказал, что беспокоиться мне нечего, для меня найдется место в его торговом доме, он об этом позаботится. Однако он предупредил, что с этим торопиться не следует, я должна некоторое время пожить как член его семьи, привыкнуть к новой обстановке, забыться от всего, что мне пришлось пережить. Сэр Малколм был внимателен ко мне, как к своей дочери, что меня, естественно, смущало. Но он был очень выдержан и ровен в обращении. Слово его в доме было законом, и я старалась выполнить любое его указание. Он распорядился, чтобы мне отвели эту комнату, и предложил прежде всего поехать с горничной по магазинам, обновить свой гардероб, а потом вообще ознакомиться с городом, которого я ранее никогда не видала.

— Простите, мисс, а с сэром Генри как у вас сложились отношения?

— Мы не часто с ним видимся. У него своя жизнь, он погружен в дела торгового дома «Малколм и сын». Уезжает обычно в контору рано, задерживается там до позднего времени. По отношению ко мне он очень корректен и предупредителен, но не более того. Иначе говоря, ведет себя как джентльмен.

— То есть он не выказывал никаких намерений поухаживать за вами?

— Нет, нет. Может быть, у него в Лондоне есть какая-то сильная привязанность, а может быть, он слишком поглощен делами. Во всяком случае, я повторяю, сэр Генри по отношению ко мне держался все время как настоящий джентльмен. Он не проявлял ко мне какого-либо интереса, но при встречах всегда был внимателен и вежлив.

Холмс окинул комнату внимательным взглядом и стал всматриваться в гипсовые бюсты, выставленные на полочках, стараясь, видимо, уяснить себе, почему они сосредоточены в комнате девушки. Она заметила, что он проявил к ним интерес, и, не дожидаясь вопроса, объяснила:

— У пожилых людей, мистер Холмс, остаются воспоминания о прошлом, о былых привязанностях. У многих хранятся семейные альбомы, некоторые же пишут воспоминания. Сэру Малколму, поглощенному делом, некогда было этим заниматься. Но в последнее время он надумал сделать галерею близких ему людей в виде скульптур. Они помещались в этой комнате до моего сюда прибытия и остались здесь, когда я тут поселилась.