— Я не понимаю вашего вопроса, мистер Холмс!
— Ну как же так, ведь вот, на внутренней стороне крышки, можно увидеть отчетливую, хотя и мелкую надпись: «А. Харгривс».
— Что вы городите, какой Харгривс?
— Вы хотите сказать, что не знаете никакого Харгривса?
— Перестаньте мне морочить голову, Холмс, — в приподнятом тоне сказал Эверт, — Харгривс — это американец, крупный специалист алюминиевого производства, он постоянно околачивается на нашем заводе, но мне с ним соприкасаться не приходилось. Как мог его портсигар попасть ко мне? Вы мне его подсунули?
Холмс спокойно наблюдал негодующего Эверта.
— Как я мог его подсунуть вам, когда не подходил к вам близко, Эверт? Видимо, Харгривс как-то подошел к вам слишком близко… Во всяком случае это его портсигар, и в нем ваша замечательная «Эсмеральда». На днях Харгривс прибудет в Лондон и подтвердит, что своего портсигара он вам не дарил и с вами не знаком. Вывод самый логичный: вы присвоили его портсигар. Спрашивается, зачем он вам нужен?
— Какая-то нелепость! Не знаком я с Харгривсом и никогда близко с ним не соприкасался. Вы что-то очень недоброе затеяли против меня, Холмс!
Холмс помедлил, пристально вглядываясь в растерянного Эверта, потом сказал примирительным тоном:
— Напрасно вы, Эверт, так близко к сердцу принимаете эту мелочь. А ко мне вы просто несправедливы: я не злодей вам, а ангел-хранитель. Не делайте изумленного, а тем более возмущенного лица. Представьте лучше себе, что вам грозит, когда будет предъявлен этот портсигар. Будете ли вы в безопасности, когда выявится, что врученный вам портсигар вами не доставлен по назначению.
— Какой такой «врученный», о чем вы говорите?
— Ну, шутки в сторону! У вас действительно не тот портсигар, который вы должны были предъявить. Портсигар вам подменил я, вы же предпочли бы, чтобы это сделал кто-то другой. Этот портсигар принадлежал ранее Харгривсу, он подарил его мне. Вы должны были получить другой портсигар. Ведь если бы не было на этом подписи «А. Харгривс», вы со спокойной душой предъявили бы его и за это бы поплатились. Вы не подозревали того, что вручавший вам портсигар каждый раз вас проверяет. На внутренней части того портсигара, который вы получали в обмен, всегда была отметина, известная только вашему «портсигароотправителю». Если бы ее не оказалось, то и деньги, которые вы ему доставили, вас бы не спасли.
— Какие деньги?!
— Я думаю, что вы их не успели израсходовать. Вот вам список серий и номеров банкнотов на общую сумму сто двадцать пять фунтов стерлингов. Можете их проверить.
— Я ничего не понимаю!
— Сейчас поймете. Положение ваше безвыходное. Завтра же вы встретитесь с тем, у кого взяли портсигар. Конечно, вы не будете предъявлять ему этот, с пометкой Харгривса, тем более что его я у вас сейчас же заберу — он подарен мне. Рассказать обо всем вы по-опасаетесь, так как оказались тем звеном, которое порвалось. Конечно, портсигар не бог весть какая ценность и вы сможете предварительно приобрести его в магазине, но ведь на нем не будет той метки, которую поставил сам получатель. Вы, Эверт, очень предусмотрительны. Вы ни с кем не разговаривали, никому ничего не передавали и не желали знать, кто подменивает вам портсигар. В случае провала и последующего допроса вы с чистой совестью могли бы положить руку на Евангелие и поклясться в том, что никого не видели, никому своего портсигара не передавали. Но сейчас вас это уже не спасет. Не столько закона приходится вам бояться, сколько «несчастного случая». Чтобы уцелеть, вам ничего не остается, кроме выполнения моих распоряжений. Я возвращаю вам портсигар, который дан вам на подмену, и вы предъявляете его вместе с деньгами так, как будто бы с вами ничего непредвиденного не происходило. И продолжайте свою работу, обо всем помалкивая.
— Но ведь у меня может случиться опять поездка на континент?
— Может, но думаю, что это произойдет не так скоро, а портсигарного поручения вам не будет дано. В качестве компенсации за мою заботу о вас, я надеюсь, вы вернете нам сто двадцать пять фунтов, замените их лично вам принадлежащими.
Холмс протянул Эверту портсигар, вынув его из кармана, взял у него свой, с надписью «А. Харгривс», и деньги — 125 фунтов. Растерянный и понурый Эверт покинул нашу каюту.
Без каких-либо приключений мы прибыли в Лондонский порт и в скором времени смогли отдаться отдыху в своей квартире на Бейкер-стрит. Я удивлялся проницательности Шерлока Холмса, но позволил себе усомниться, в наличии отметины на подменном портсигаре, о котором он говорил Эверту. У меня создалось впечатление, что он такое придумал сам, чтобы ошеломить Эверта.
Однако он быстро рассеял мои подозрения.
— А вы не заинтересовались, Ватсон, зачем мне понадобилось получить от Эльзы еще один портсигар. Конечно, конечно: нужен был предлог, чтобы на некоторое время удалить ее из комнаты. Вы так подумали?
Я согласился, что именно это имел в мыслях.
— И вы правы, но только отчасти. Я подумал, что отправляющий Эверта может наладить свою проверку исполнения. Все обменные портсигары сосредоточены у нее. Заполучив от нее второй, я внимательно их изучал и сопоставлял со своим — тем, что получил в подарок от Харгривса. Отметинку в обоих портсигарах от Эльзы я обнаружил, тогда как в моем она отсутствовала. Таким образом, я вовсе не выдумывал, говоря об этом Эверту, а его это и доконало. Отправитель мне хорошо известен. Это Фрост, мастер по изготовлению штампов. Именно он приходится дядюшкой гамбургской горничной. Я к нему пока не имею в виду наведываться. Совершенно сознательно я и Эверту не назвал его по имени.
Прошло еще несколько дней. Холмс бывал на заводе, рассказывал мне любопытные вещи из технологии алюминиевого производства. Как-то вечером он мне сказал:
— Ну, Ватсон, завтра нам следует подняться пораньше, опять превратиться в морских офицеров. Завтра прибывает «Дакота», и, думается, мы не без удовольствия посетим с вами этот великолепный пароход.
— Что, опять таможенный досмотр?
— Нет, на этот раз досмотра не будет, но катер, я договорился, нам предоставят, а на нем мы выйдем на рейд. Кстати, предоставьте, пожалуйста, мне ваш медицинский саквояжик.
Я выложил из саквояжа его содержимое и передал его Холмсу, который перешел с ним в другую комнату и стал в него что-то укладывать. Я же тем временем придирчиво осмотрел нашу морскую форму.
Ранним утром мы появились в порту, где нас уже ожидал таможенный катер. Никого из морских офицеров на нем не было. Три матроса и командующий приветствовали нас, сказав, что обо всем предупреждены и ждут наших распоряжений. Выйдя на рейд, мы увидали приближающуюся «Дакоту». Матрос стал подавать сигналы, и, заметив их, красавец пароход остановился. Мы поднялись на борт.
Проследовав по палубе, мы зашли навестить священника. Тот, увидев нас, спросил:
— Что, опять таможенный досмотр?
— Нет, — мягко ответил ему Холмс, — на этот раз мы одни. У нас свои санитарные дела, но прежде всего мы зашли к вам засвидетельствовать свое почтение.
— Очень тронут вашим вниманием, джентльмены.
После обычных приветствий и вопросов о пути, Холмс сказал, что хотел бы еще раз взглянуть на Евангелие священника, оно произвело на него большое впечатление, это вещь превосходной работы.
— Самое превосходное в ней — это записанное божье слово, — сказал священник.
— Это, конечно, подразумевается, святой отец. Но, кроме того, и в самом земном смысле это произведение большого искусства.
Я видел, что слова Холмса доставляют пастору немалое удовольствие. А он тем временем продолжал:
— Эти массивные застежки — из чистого золота?
— Чистое золото — это слова священного писания, но если вас заинтересовали застежки, то могу вам сказать, что другой металл и не достоин того, чтобы хранить церковную мудрость.
— А у вас никогда не возникало сомнений по этому поводу? — спросил Холмс.
Пастор отрицательно покачал толовой.