— Да, — ответил Стокс, — я не буду от вас ничего утаивать. Дело в секрете оптического стекла.
— А какой же здесь секрет? Насколько мне известно, его превосходно готовят и французы и немцы?
— Прежде всего, в этом производстве много технологических нюансов. Однако в нашем случае вопрос идет о так называемом просветлении стекла. Профессиональным фотографам известно малопонятное обстоятельство. Линзы, изготовленные давно, обеспечивают гораздо более четкое изображение, чем те, которые получены недавно по самой совершенной технологии. Совсем как в марочных винах: тем ценнее они, чем дольше от нашего времени отстоит дата их разлива. Оптическое стекло старится нам на пользу. Вы, естественно, представляете себе, что армия и флот не могут позволить себе ожидания нескольких десятилетий. В научном смысле вопрос очень сложный, но на нашем заводе, кажется, разгадали причину загадочного явления. Там сейчас не только варят оптическое стекло, но и просветляют изготовленные из него линзы, иначе говоря, искусственно состаривают их. Секретом этим владеем только мы, и это дает нам весьма ощутимые преимущества перед нашим возможным противником. Представьте себе перископ подводной лодки. В нем не один десяток оптических стекол. Неизбежное отражение света приводит к тому, что до глаза наблюдателя доходит всего двенадцать процентов того света, что вошел в перископ. Просветление оптического стекла, проводимое на этом заводе, позволило повысить этот процесс до шестидесяти с лишним. Наши моряки имеют возможность пользоваться перископом не только в светлые дневные часы, но и на рассвете, и в сумерки. Нельзя допустить, чтобы это стало широко известным, А история с триплексом нас настораживает, заставляя подозревать, что на заводе имеется агент с тайным заданием выведать секрет просветления стекла. Я все сказал.
— Нет, не все. Вы не объяснили мне, что заставило вас обратиться ко мне, в то время как вы располагаете большим аппаратом, имеющим немалый опыт по выявлению шпионов.
— Это, как вы выражаетесь, мистер Холмс, очень просто. Послать на завод сразу несколько наших агентов довольно затруднительно. Что они будут делать на нем, не имея к производству никакого отношения? Их присутствие сразу насторожит персонал завода, и прежде всего преступника, которого они ищут. Мы с превеликим уважением относимся к вашей необыкновенной способности найти сущность по деталям, которые не производят на других никакого впечатления. Ваши успехи в делах, которые сопряжены с химическими вопросами, вызывают наше восхищение. Если вы согласитесь оказать помощь Британии, то вам будут созданы условия для того, чтобы в вашей работе не было помех. При этом мы рассчитываем, и на помощь вашего друга доктора Ватсона. Завод располагает своей амбулаторией, при которой имеется жилое помещение для врача и его помощника — фельдшера или санитара. Постоянный заводской врач в настоящий момент отпросился в отпуск по срочной надобности: у него тяжело заболела жена, и он настаивает на возможности находиться в ближайшее время при ней. Заместить его на время мы предлагаем доктору Ватсону, а вы будете при нем в качестве помощника. Это даст вам возможность иметь свободу действий. Когда вам потребуется, бы будете выезжать в Лондон, якобы по заданию вашего начальства — доктора Ватсона. Ваша миссия будет тайной для всех, кроме нескольких доверенных лиц, с которыми я вас познакомлю. Они могут оказаться полезными в вашей работе. Сам я, думается, тоже пригожусь вам. Завод на приличном расстоянии от Лондона, сырьевые материалы для него и готовую продукцию с него доставляют большими фурами. При заводе располагается небольшое почтовое отделение, на котором я имею возможность проконтролировать все корреспонденции, поступающие с завода или, наоборот, на завод. Я буду находиться на этой почте в течение всего периода вашего пребывания на заводе, и вы в любой момент можете узнать от меня что-либо интересующее вас, дать нужные, с вашей точки зрения, указания.
Холмс испытующе взглянул на меня, и я в ответ кивнул ему утвердительно.
На следующий день мы с Холмсом были уже на заводе. Представились начальству и предъявили соответствующие, подготовленные Стоксом документы. Нам предоставили довольно приличное жилое помещение, непосредственно прилегающее к амбулатории. Разместившись довольно уютно, мы прежде всего ознакомились с амбулаторией, которая, на мой придирчивый медицинский глаз, оказала приятное впечатление. Все в ней было расположено очень удобно, регистрационный журнал был в идеальном порядке. Фиксировались травмы, ожоги, простудные заболевания, расстройство желудочно-кишечного тракта, общие недомогания.
Проводил нас на место нашего нового обитания главный инженер Чезлвит, один из тех, кто был осведомлен о подлинности нашей миссии. Энергичный, крепко сложенный мужчина, он произвел на меня приятное впечатление. Когда мы расположились, Чезлвит присел с нами за столом и в общих чертах обрисовал обстановку и порядки на заводе. Он сказал, что весьма полезным будет для нас пройтись по заводу, посмотреть на работу в его цехах. Он может нас со всем ознакомить и дать разъяснения, если нас что-либо заинтересует. Холмс нашел, что это очень верная мысль, что в дальнейшем мы будем, по всей вероятности, бывать на заводе самостоятельно, но для первого ознакомления нам нужен компетентный гид. Чезлвит сказал, что технические руководители и работники не злоупотребляют поездками в Лондон, так как работа в настоящее время напряженная, требует постоянного присутствия на заводе. Есть договоренность со всем персоналом о том, что ему компенсируют все эти неудобства и ограничения в самом недалеком будущем, когда спадет эта напряженность.
Завод, скажу прямо, ошеломил меня и Холмса. Зарево стекловаренных печей, тени снующих вокруг них рабочих производили на нас впечатление чего-то грандиозного и страшного. Особенно величественными были печи непрерывного действия, предназначенные для варки оконного стекла. В боковые проемы их, ослепительно светящиеся, непрерывно загружали шихту, подносимую рабочими. А в передней ее части печь раздваивалась на два рукава, над которыми до самого потолка возвышались стальные шахты. Это были машины Фурко, вытягивающие ленту стекла и подающие ее (постепенно затвердевающую) на другой этаж, где от нее отрезались куски одного и того же размера. Чезлвит все нам обстоятельно и общедоступно объяснял. Я позволил себе выразить удивление тому, что эта лента при подъеме наверх не обрывается.
— Это и есть главное в разработке Фурко, — сказал Чезлвит, — взгляните пока в подмашинную камеру, а принцип действия я объясню вам на досуге, когда мы уйдем отсюда.
Мы взглянули, куда он нам указывал, и увидели, что лента выходит из щели плавающего в раскаленной стекломассе устройства.
— Это — лодочка, — сказал Чезлвит, — основная деталь всего процесса. О ней я расскажу вам позже, чтобы долее не задерживаться здесь.
Мы прошли к другим печам, некоторые из которых были на выработке. У них также был свод, но непрерывной засыпки не было. Это были печи периодического действия. Их загружали, разваривали в них шихту, и когда была готова стекломасса, ее вырабатывали, превращая в изделия. Перед печью был деревянный помост, на котором работали стеклодувы, доставая раскаленную массу кончиком трубки. Помост этот почему-то называли верстаком. Над каждым работающим свешивался хобот жестяной трубы, из которой его обдували воздухом. Без этого приспособления вряд ли была возможность работать стеклодувам, опаляемым жаром из окна печи. Я подумал, что вполне объяснимы многочисленные записи о простудных заболеваниях в регистрационной книге. Мы восхищенно понаблюдали за тем, как изготавливаются колбы, шары, стаканы, кувшины из раскаленных, ослепительно светящихся шаров. Потом мы прошли в шихтовальное отделение, где большая мельница размалывала сырьевые материалы, а полученное ею загружалось в смесители. Интересного там было мало, а запыленность ощущалась остро. Видя, что пребывание здесь не доставляет нам удовольствия и не вызывает интереса, Чезлвит провел нас в шлифовально-полировальное отделение. Здесь мы увидели окончательную отделку изделий. Хотя такого чарующего впечатления, как от цеха варки, отделение не производило, но чувствовалось, что здесь могут работать только мастера высокой квалификации. Под их руками на стекло наносились замысловатые рисунки и ослепительно сверкающие грани.
