— Джессика!

Я открыла глаза — в своей постели, в своей спальне. Рядом в темноте кто-то был. Я резко села и потянулась к выключателю.

Неожиданно вспыхнул свет. Я чуть не вскрикнула, но чья-то рука закрыла мне рот, и меня мягко опустили на подушку. Я попыталась вырваться.

— Пожалуйста, не кричи, — прошептал Люциус. Я замерла, и он убрал руку — Прошу прощения, что так грубо прервал твой сон и напугал тебя. Нам нужно поговорить.

На какое-то мгновение я обрадовалась, обнаружив его в комнате . Он пришел ко мне…Потом в памяти всплыли события предыдущего вечера.

Я снова села и закуталась в одеяло:

— Что тебе нужно? Сейчас три часа ночи!

— Я не мог заснуть, все думал о том, что произошло. — Он без приглашения сел на край кровати. Пиджак и галстук он снял, а рубашка была расстегнута на верхние пуговицы — Я не успокоюсь, пока мы не поговорим.

Я попыталась вспомнить, что надела перед сном. Прилично ли я выгляжу?

— Все прикрыто, — уверил меня Люциус со слабой улыбкой на губах. — Твоя футболка не скрывает только твоей любви к арабским скакунам.

— Ты еще пытаешься шутить?! Невероятно!

— И в самом деле, — огорченно заметил Люциус. — Я хотел сделать вид, что после этого вечера в наших отношениях ничего не изменилось.

— Люциус, ты чуть не укусил меня, а потом ушел с Фейт. Я бы не сказала, что между нами ничего не изменилось.

— То, что я сделал — или почти сделал — непростительно, — согласился он с несчастным видом. — Достойно осуждения. Моя вина не только в том, что я чуть тебя не укусил, но и в том, что я сделал это прилюдно. Нас видела Фейт. Не знаю, что на меня нашло. Я даже не знаю, как вымолить у тебя прощение.

От его извинений стало только больней. Близость со мной — это непростительно? Достойно осуждения? Он не мог понять, что на него нашло и привлекло к такому отвратительному созданию, как я? И конечно же он думал о раненых чувствах своей пассии, Фейт Кросс.

Люциус вздохнул, правильно истолковав мое молчание:

— Ты презираешь меня даже больше, чем обычно?

— Да.

— Ты ушла. Джейк, наверное, обиделся.

— Ничего, переживем.

Мой холодный тон застал Люциуса врасплох.

— Да. Переживем. — Он помолчал. — Я думал, тебе будет что сказать.

— Что ты хочешь от меня услышать? — Я собиралась отгородиться от него стеной молчания, но не смогла сдержать поток слов. — Ты появляешься в моей жизни, месяцами добиваешься меня, убеждаешь в том, что я особенная, а как только я начинаю испытывать к тебе какие-то чувства, ты отворачиваешься от меня и переключаешься на смазливую блондинку, мечту любого парня. Ты такой же, как все…

— Правда? Ты ко мне что-то испытываешь? — В его голосе смешались горечь и радость. Больше горечи, чем радости.

— Испытывала, — поправила я. Мой гнев сменился печалью. — Теперь мне все кажется дурным сном. Ошибкой, как сказал бы ты. Ужасной ошибкой.

Люциус потер уставшие глаза.

— Джессика… не думай, что ты знаешь всю правду о том, что я говорю или делаю, — загадочно сказал он. — Иногда… иногда я сам всего не понимаю.

Если я кажусь тебе непоследовательным, знай — я борюсь сам с собой. — Он заломил руки. — Я сам все испортил!

— Совершенно верно.

Люциус грустно посмотрел на меня:

— Тебе никогда не понять, каково это — пройти испытание нормальной жизнью.

Я фыркнула:

— Нормальной жизнью?

— Да.

—  Нормальная жизнь тебя никогда не интересовала.

— Нет, Джессика. Не совсем так. Все изменилось. — Люциус встал и начал расхаживать по моей спальне, говоря тихо, будто сам с собою. — Ты понятия не имеешь, каково это — вырасти в одиночестве. Вырасти с осознанием своей миссии. Джессика, твои родители не готовили тебя для великой цели.Ты — не их орудие.Ты просто существуешь, наслаждаясь их любовью.

Я изумленно уставилась на него, но перебивать не решалась.

Он печально улыбнулся:

— Я приехал сюда и встретился с новым для себя миром. Наши одноклассники… Им позволено вести себя легкомысленно.

— Ты ненавидишь легкомыслие.

— Да, но быть легкомысленным легко и приятно. Раньше я думал, что американские подростки до смешного поглощены собой. Это затягивает — лучшего слова не подобрать. Мне нравится твой мир, хоть мне и недолго осталось в нем находиться. Это словно каникулы — первые каникулы в моей жизни. Если не считать необходимости выполнить пакт, здесь никто от меня ничего не ожидает, кроме удачного трехочкового броска перед самым концом игры.

— Люциус, ты о чем? Он снова сел на кровать:

— Я понял, что мне пока не хочется отказываться от всего этого.

— От чего?

— От танцев. От джинсов. От баскетбола. От того, чтобы находиться рядом с женщиной, не ощущая на себе тяжести взгляда нескольких поколений…

— Фейт!.. Ты не хочешь расставаться с Фейт…

— Для девушки, которая отвергла мои ухаживания, ты ведешь себя довольно непоследовательно, — рассерженно возразил он.

— Ты сам все время настаивал, что мы должны пожениться.

— Если бы я тебя укусил, для нас не было бы пути назад. Неужели ты не понимаешь? Вечность. Такова ставка — вечность вместе. Ты к этому готова? Джессика, быть рядом со мной… это не то, чего бы ты пожелала.

— Не понимаю.

Он взял мою руку:

— Джессика Пэквуд, именно поэтому я тебя освободил.

— Отчего?

— Я отказался от пакта.

— Ради Фейт, — повторила я и выдернула руку. Ревность терзала меня физически. — Ты хочешь укусить Фейт — вот в чем дело!

Люциус покачал головой:

— Нет, я ее не укушу. Правда, я не знаю почему — потому ли, что не хочу обрекать Фейт на мир вампиров, или потому, что хочу спасти мир вампиров от нее.

Я ему не поверила. Я знала, что ему нужна Фейт.

— Люциус, согласно пакту, ты должен укусить меня. Мы предназначены друг для друга. Если ты нарушишь договор, начнется война…

— Джессика, я пытаюсь тебе объяснить, что пакт больше не действителен.

Его голос прозвучал с такой решимостью, что я испугалась, и ревность в моей душе сменилась сосущей тревогой.

— Люциус, что произошло?

— Я написал Старейшим и уведомил их, что больше не намерен участвовать в их нелепой игре.

— Что?! — воскликнула я. — Что?

— Я написал дяде Василе и все отменил.

— Ты с ума сошел?!

— Возможно.

От ужаса у меня похолодела шея — я поняла, что Люциус в беде. Я никак не ожидала увидеть на его лице даже намек на страх.

— Что тебя ждет?

— Не знаю, — признался он. — Не волнуйся, ты в безопасности. Решение принял я. Тебе не причинят вреда. — Люциус взял мою руку, и наши пальцы переплелись. — Ты будешь в безопасности, Антаназия, даже если это будет стоить мне вечности. Я обязан сделать это по причинам, которых тебе не понять.

Меня сковал настоящий ужас.

— Люциус, и что теперь?

Я подумала о страшном шраме на его руке. Вспомнила слова Люциуса: «Конечно, меня били. Меня воспитывали как воина».

— Тебя накажут?

— Антаназия, наказание — не совсем подходящее слово для того, чему подвергнут меня Старейшие, — хрипло рассмеялся он.

— А если им все объяснить? — Я знала, что цепляюсь за соломинку.

— У тебя доброе сердце, — нежно улыбнулся Люциус. — Природа одарила тебя опасной наивностью. Однако в мире много существ, подобных моей несчастной Чертовке… Подобных мне. Тех, которые, пережив чудовищные события, сами превратились в чудовищ. Тех, кому, возможно, лучше не жить.

— Люциус, прекрати, — потребовала я.

— Такова правда, Антаназия. Тебе не дано постичь, какие мысли роятся в моей голове, какие сны мне снятся.

У меня перехватило дыхание.

— Так ты об этом говорил на Хеллоуин? О том, что можешь показать мне что-то совсем не милое?

Пальцы Люциуса сжали мои.

— О нет, Антаназия, я никогда не причиню тебе вреда. Не важно, во что ты в конце концов поверишь, не важно, как будешь вспоминать обо мне; помни одно — я никогда не смогу сделать тебе больно. Возможно, было время, когда я ещё не знал тебя… если бы ты стояла на моей дороге к власти… но не теперь. — Он отвернулся и еле слышно прошептал: — Надеюсь, что нет.