Когда-то она с любопытством отыскивала здесь старые кострища, треснувшие выветрившиеся кости, подбирала длинные каменные наконечники копий. Теперь, казалось, это все было смыто прочь. Раньше едва различимые черные пятна древесного угля еще оставались от древних очагов, а земля в этих местах слегка спеклась от давно погасшего огня. Пятна древесного угля переместились к каньону, красноватые камни очагов раскололись на неровные куски и рассыпались повсюду, будто кости, что грызут шакалы. Исчезли даже кучи каменных колотых пластинок — отходов производства орудий.

Пещера была скрыта от посторонних глаз. Сначала ей даже показалось, что это всего лишь еще один валун светло-желтого песчаника. Но приблизившись, она заметила приплюснутый конус вигвама, притаившийся в зарослях шалфея. Изрядно потрепанный, вигвам, казалось, едва мог защитить от дождя двух человек — если, конечно, дождь когда-нибудь еще снова выпадет.

Она замедлила шаг и закусила губу. Кто это мог быть? Как бы то ни было, а от ответа на этот вопрос могло зависеть, сколько еще остается жить. Даже такой старухе, как она. Теперь, во времена голода и жажды, не всем было известно, кто она такая.

«Никто вечно не живет, — проворчала она. — Иногда это хорошо понимаешь». И она зашагала вперед, с любопытством высматривая по сторонам Чудовищные Кости. Одна торчала из земли прямо в зарослях шалфея. Конец ее — толщиной с бедро сильного взрослого мужчины — раскололся и высох, как и весь мир. Вокруг на опавших листьях валялись длинные костяные обломки. Несколько едва различимых пятен древесного угля чернели на земле, чуть красноватой от пекшего ее когда-то жара. Их так легко было представить себе, эти костры… Очаги… Все такое древнее… что уже почти исчезло.

Мир менялся.

— Эй там! — заорала она, приставив ладони ко рту. — Кто тут живет?

Ни малейшего движения. Что то промелькнуло у нее в голове, как летучая мышь в ночи, — чувство, что как-то это все не так, смутное ощущение чего-то неправильного…

В тишине послышался плач ребенка.

Видение властно вернуло ее назад. Белая Телка проснулась и заморгала, вглядываясь в ночную темноту пещеры. Ее желудок свела судорога, оставив после себя ощущение болезни. Она подавила рвотный спазм. Тишина ночи была плотной и неподвижной. Что произошло? Это ощущение болезни было признаком того, что кто-то оскорбил Силу. Но где? Чью Силу?

Почувствовав, что во рту пересохло, она достала бурдюк и отпила немного. Сев на ложе, принялась растирать свои старые ноги, утомленные мускулы которых свела ночная судорога. Уже восемь лет прошло с тех пор, как Сила привела ее к ребенку и бердаче. А что же теперь стряслось?

Выглянув наружу из-за полога, закрывавшего вход в пещеру, она различила знакомые очертания горных вершин на фоне ночного неба. Она стала внимательно вглядываться в темные клубившиеся облака, но тут на востоке опять показалась луна.

Она оцепенела, снова увидев его, едва свет луны пронзил облака. Молодой мужчина из ее Видений Духа возник на самом верху облачных холмов. Наполовину он был человеком, наполовину — волком. Казалось, что видение указывает на юго-восток — туда, где находится страна ее племени.

Пораженная святотатством Тяжкого Бобра, Волчья Котомка задрожала, изливая свою боль в расщелины и извивы времен. Тысячи голосов застонали и заплакали. Это были голоса всех людей, что прикасались к ней с благоговением и оставили часть своей души внутри свернутой кожи.

Сила завибрировала от оскорбления и осквернения, стала удаляться от мира людей, затягиваясь в тлеющую сердцевину бытия.

«Помни о Спирали… Круги внутри Кругов, соединенные, но не соприкасающиеся. Время еще не пришло. Но оно придет… придет… »

И Волчья Котомка стала ждать.

— Не делай этого.

Ветка Шалфея взглянула в глаза Танцующей Оленихи, вышедшей из родильного вигвама с младенцем на руках. Танцующая Олениха украдкой бросила быстрый взгляд на Тяжкого Бобра, стоявшего перед своим вигвамом со скрещенными на груди руками. При свете солнца хорошо был виден средних лет невысокий человек, довольно полный. Лицо с толстыми отвисшими щеками ничем не выдавало его мыслей. Между широких скул приплюснутый нос тоже казался толстым. По высокому просторному лбу наискось шел глубокий шрам — след боевого дротика анит-а.

— Еды не хватает, — жалобно прошептала Танцующая Олениха, сморщившись от боли в ногах. Невысокое утреннее солнце освещало ее выпрямившуюся фигуру.

— А я тебе говорю: не делай этого. Что-нибудь обязательно будет, — сердито произнесла Ветка Шалфея, чувствуя по напряжению в животе, как нарастает ее гнев. От последней добычи оставалось совсем немного — лишь несколько тонких полосок сушеного мяса, которых хватит еще на один-два раза. Правда, удалось набрать кое-каких кореньев, чтобы сварить похлебку. Женщины уже отправлялись в заросли искать кроличьи норы, расположенные достаточно близко к реке, чтобы можно было прорыть канавку и затопить их. Но убивать из-за этого ребенка…

Лицо Танцующей Оленихи напряглось.

— Мой ребенок… это ведь девочка. — Она снова посмотрела на Тяжкого Бобра. — Ему лучше знать.

— Ты должна решать, как поступить! Он не имеет никакого права заставлять тебя убить твое собственное дитя!

— Пожалуйста, замолчи, — умоляюще произнесла Танцующая Олениха. От ее голоса сердце разрывалось у Ветки Шалфея в груди. — Я понимаю, что ты желаешь мне добра, но пока Бегущий Далеко не вернулся… В общем, я не хочу неприятностей.

— Но я поддержу тебя. Отдам тебе остатки моего сушеного мяса, — пообещала Ветка Шалфея. Она-то прекрасно знала, что Бегущего Далеко убили анит-а. — Послушай, мы просто не можем так все время и убивать девочек.

Ветка Шалфея положила руку на плечо Танцующей Оленихи.

— Поверь мне. Что ты будешь чувствовать, если убьешь своего младенца, а Голодный Бык, или кто-нибудь из другого охотничьего отряда, прибежит и скажет, что они окружили стадо и убили достаточно бизонов, чтобы на всех была еда?

Танцующая Олениха закусила губу, не отводя глаз от Тяжкого Бобра. Казалось, что его присутствие наполняет воздух отвратительным зловонием.

— Да если и так? А потом-то что? Как долго придется ждать следующей удачной охоты? Нет. У меня какой-то туман в голове, но я точно помню: он сказал, что я должна это сделать. Ради всего Племени. У нее, — она приподняла ребенка, — еще нет души. Ведь ей еще не дали имя. Она как животное.

Ветка Шалфея закрыла глаза, услышав в голосе Танцующей Оленихи искреннюю убежденность:

— Но ведь эта девочка… последнее, что связывает тебя с Бегущим Далеко.

Произнести последние слова у нее не хватило духу: не было сил усугублять горе Танцующей Оленихи.

Внезапно глаза Танцующей Оленихи неприязненно впились в лицо Ветки Шалфея.

— Ты и так достаточно постаралась. Ты… да еще этот бердаче!

Злоба, звучавшая в ее голосе, сломила решимость Ветки Шалфея.

— Пожалуйста, пропусти меня, Ветка Шалфея. Чем быстрее я это сделаю, тем лучше.

Отступив в сторону, она в оцепенении смотрела, как Танцующая Олениха — печальная одинокая фигурка — идет по тропинке на вершину холма. Когда Танцующая Олениха подняла младенца над головой и швырнула вниз на гладкую речную гальку, Ветка Шалфея невольно отшатнулась. Ветер отнес в сторону звук удара.

Тяжкий Бобр повернулся и вошел в свой вигвам. Ни один мускул не дрогнул на его неподвижном лице. Люди смотрели ничего не выражавшими глазами на фигуру, поникшую на вершине холма.

— Во что мы превратились?! — еле слышно прошептала Ветка Шалфея.

— Есть хочется. — Терпкая Вишня незаметно подошла и стала рядом с ней. — Значит, она все-таки так и сделала?

— Она не захотела ссориться с Тяжким Бобром.

Терпкая Вишня кивнула, прищурив глаза:

— Он убивает свое племя, и никто не знает, что делать. Это потому что время такое наступило — дождя все нет и нет. Наше племя разваливается быстрее, чем наши износившиеся вигвамы. — Она сплюнула, чтобы придать большую силу этим словам. — Ты слышала, что он говорил прошлой ночью. А сразу после захода солнца он снова к ней прицепился. Он так все изобразил, будто все несчастья Племени случились по ее вине. Сказал, что если бы она не забеременела, то Бегущий Далеко, может, и не отправился бы охотиться на территории анит-а. Спросил ее, чьей порцией мяса она собирается кормить младенца. «Чей рот ты лишишь пищи?» Точно так вот и спросил.