«Надо шевелиться… Согреться… »

Он заскрежетал зубами, чтобы не закричать от боли, и с трудом поднялся на ноги. Резкая боль напомнила, что при падении он ударился ногой. Вроде бы перелома не было, но бедро так распухло, что растягивало его охотничьи штаны. Обнаружив, что не ощущает стопы, он едва не потерял сознание.

Он двинулся вперед, крепко прижав руки к груди. Непреодолимая дрожь била все его тело. Необходимо двигаться и согреться — пусть нога страшно болит от малейшего усилия… Как давно он не ел ничего, кроме снега? Сколько времени его истощенное тело будет еще способно вырабатывать тепло?

Зажмурившись, он наткнулся на засыпанные снегом сосновые ветви и вскрикнул, когда ледяная пыль обсыпала его с ног до головы. Он из последних сил двинулся вперед, подгоняя себя ударами рук по бокам и шатаясь из стороны в сторону.

Вдруг весь мир закружился и швырнул его лицом в снег. Весь трясясь, он медленно встал на четвереньки. Холод охватил его и держал, будто медведь, зажавший в челюстях лосиную кость.

Все дрожало и плыло у него перед глазами, как будто он смотрел сквозь пелену серебряных слезинок…

«Где я? Куда иду? Почему я здесь оказался? Где мой дом? Я потерялся… погиб… а как же она, моя нежная?»

Рыдание замерло у него в груди. Ледяная вода пронзительно-холодными пальцами забралась к нему под капюшон и потекла по спине.

Почти теряя сознание, он снова встал на ноги, проковылял еще три шага и снова упал ничком.

Ему казалось, что даже сердце уже бьется медленнее и медленнее в груди, но он все равно заставлял себя двигаться вперед.

Тепло начало мало-помалу сменять онемение замерзших ног и рук, восхитительное тепло.. Но как он устал! Если бы только прилечь ненадолго… чуть-чуть поспать… совсем чуть-чуть…

Огонь костра отбрасывал желто-оранжевые блики на неровные стены пещеры.

Волшебная Лосиха распахнула рот и резко села на постели.

— Что случилось? — спросил Два Дыма, следивший за костром и за приготовлением пищи.

Та с трудом подавила охвативший ее ужас:

— Ничего… Я… — И она закрыла лицо руками.

Два Дыма встал и подошел к ней, осторожно переставляя больную ногу, чтобы не потревожить спавших. Он присел на ее ложе и обнял за плечи тихо плакавшую молодую женщину:

— Ну, ну… Не плачь. Это я, твой друг Два Дыма. Расскажи мне, что стряслось? Плохой сон увидела?

Она всхлипнула, вытерла стоявшие в глазах слезы и кивнула головой. Она не смотрела на старика — ее горем невозможно было поделиться.

— Ну, ну… Ты ведь в безопасности, дома, тут тепло, сухо, все вокруг тебя любят… Что тебя напугало? Что за страшный сон такой?

Она отчаянно взглянула в его лицо.

— М-маленький Т-танцор… — простонала она. —Он… ох-ох… он умер! — И она снова зарыдала.

Два Дыма начал было утешать ее, покачивать за плечи, гладить — но вдруг его глаза упали на изображение волка, выбитое на закоптелом камне.

Да, Сила действовала этой ночью. Казалось, она была разлита в самом воздухе. И вдобавок он почувствовал то же опустошение, ту же странную судорогу, что и в далекую ночь, когда Волчьей Котомке было нанесено ужасное оскорбление.

Сердце упало у него в груди: он был готов поклясться, что на мгновение в глазах волка вспыхнул зловещий торжествующий блеск!

— Опасность так близка, — прошептала Волчья Котомка. — Мы висим на волоске. Неужели ты не можешь не играть в эти рискованные игры с молодой страстью?

— Эта девушка, Танагер, действовала по своей воле. Буран потребовал от меня напряжения всех моих сил. Хочется надеяться, что больше ничего не потребуется. Чтобы достичь цели, мне пришлось нарушить равновесие Спирали. — В голосе Зрящего Видения Волка звучала усталость. — Может быть, я выиграл время. Может быть, я смогу достучаться до души Маленького Танцора. Следящий готов.

— А может оказаться, что ты обрек нас всех на гибель.

— Теперь все решает свободная воля. Воля Тяжкого Бобра… и воля юноши…

Тяжкий Бобр свирепо поглядел на небо, все сыпавшее и сыпавшее снегом на его селение. Ледяной ветер с ревом дул с Бизоньих Гор, стонал над острыми выступами скал, кружился поземкой на голых лугах, забрасывал снегом кусты шалфея…

Тяжкий Бобр облизнул губы, пробуя снежинки на вкус. Острые ледяные кристаллики покалывали кожу. Прищурив глаза от ветра, он задумчиво всматривался в разбушевавшуюся стихию. С тех пор как он себя помнил, такой буран еще ни разу не приходил на равнины так поздно — в начале весны. Ни разу не приходилось ему видеть, чтобы греча, пламенник и звездочник обледенели на своих стеблях.

Он задумался о судьбе воинов, которых он послал разведать тропу у Чистой Реки, что вела мимо Красной Стены в край анит-а. В это время года снег обычно уже начинает сходить, открывая тропы. И селения анит-а, утомленные зимовкой, должны были оказаться легкой добычей для его храбрецов.

Правда, не все юноши отправились грабить анит-а. Многие пошли на весеннюю охоту на бизонов, надеясь добыть свежего мяса из стад, где уже народились телята, да заодно и убить из засады пару антилоп. Ведь именно в это время их самки уходят из общего стада и начинают бродить сами по себе, отыскивая укромные места в густых зарослях шалфея, где койоты не смогут напасть на новорожденных близнецов.

И что же теперь делают эти молодые охотники? Пока что лишь около дюжины с трудом притащились назад. Они обморозили себе ноги и лица. Хорошего мало. У тех, кого он лечил, обмороженные места почернели. А что происходило сейчас с теми, кто не вернулся? Что с ними будет? Они ушли из селения в легкой охотничьей одежде, без теплых шкур. Ведь охотники не берут с собой собак-носильщиков! Этой глупости только не хватало!

Ветер завыл еще сильнее, стараясь затолкать его обратно в вигвам, дергая за лисью опушку капюшона.

Он стоял непоколебимо посреди бурана, всматриваясь прищуренными глазами в Бизоньи Горы, где жили те, кто осмеливался не подчиняться ему. Скоро он перенесет селение туда, на эти роскошные зеленые луга. Это совершенно необходимо. Засуха снова подкрадывалась к ним, дожди становились все реже. Бизонов стало почти так же мало, как в тот год, когда он проклял Ветку Шалфея и уничтожил власть старейшин в Племени. А на этот раз он захватил территорию анит-а. Если ему не удастся найти новые земли, на которых его племя сможет охотиться, если он не награбит много добра у Остриженных Волос, Белого Журавля и Огненного Бизона, люди Племени могут начать сомневаться в верности его учения.

— Ведь и Зрящих Видения Духа можно убить, — прошептал он ветру. — Но пугать это должно только тех Зрящих Видения, у которых не хватает воображения.

Он втянул в легкие побольше ледяного воздуха и, нахмурившись, всматривался в серую мглу. Где же были его молодые охотники? Всем ли удалось укрыться? Или они лежат уже мертвые и окоченевшие с засыпанными снегом невидящими глазами, стараясь схватить неподвижными растопыренными пальцами воющий над ними ветер?

Иллюзия… Жизнь, весь мир, — все было плодом воображения, иллюзией… Это он Зрел Видение…

…Погружаясь в тепло, он опускался вниз, будто перышко в воздухе, покачивался, кружил…

— Твоя душа может сейчас стать моей. Ты вот-вот расстанешься со своим телом, превратишься в призрак или вознесешься к Звездной Паутине. Что ты выберешь, Маленький Танцор?

Ты хочешь снова увидеть свою жену? Хочешь зачать детей? Или ты оставишь свое племя в жертву обманщику, притворяющемуся Зрящим Видения? Дашь погибнуть Волчьей Котомке? Почему ты стремишься к этому? Почему ты не хочешь слышать плача Спирали? Кругов? Плача твоего племени?

Маленький Танцор плавал в странной полумгле, испытывая чувство непонятного облегчения. Боль и страдания остались где-то позади — вне теплого полумрака, баюкавшего его усталую душу.

— Но ведь здесь так хорошо… Так… спокойно…